-С чего ты это взяла? - ровным голосом спросила Элин. - Это не Кайн. Можешь считать это особо жестокой метафорой. Считай, что это было состоянием моей души после смерти мамы. Не больше, не меньше. Эта картина не имеет за собой никаких визуальных образов, поэтому вынуждена тебя разочаровать и сообщить тебе, что там изображен не...

-Я видела шрамы на его спине, - прошептала я. Элин тут же замолчала. Я видела, как дрогнул карандаш в ее руке, после чего она опустила альбом на кровать и смерила меня тяжелым взглядом. -Я понимаю, что тебе может быть тяжело говорить об этом. Извини меня за то, что спрашиваю. Мне правда очень жаль, я не пыталась ничего нарыть или что-то разнюхать. Так что не пойми меня неправильно. Я просто хочу понять... Хочу понять его.

-Понять его?

-Я не знаю, почему он ненавидит... - стоило ли говорить ей о моем отце? - Ненавидит некоторых людей. И мне кажется, что если я соберу по кусочкам его детство, то я смогу понять его причины. Может, я даже поддержу его, - в этом я бессовестно солгала. -Конечно, я могу спросить об этом и его, но, мне кажется, будет лучше, если я увижу ситуацию с разных сторон.

Девушка поджала губы, и я поняла, что разговорить ее будет довольно трудно.

-Это сделала ваша тетя, да? - я перешла к предположениям. -Почему она это делала? На картине мальчик был еще маленьким. Может, ему там было лет двенадцать?

-Четырнадцать, - шепотом поправила меня блондинка. Она сжала альбом, подняла его на уровень глаз и продолжила рисовать, полностью скрыв от меня свое лицо. - По крайней мере, я видела это, когда ему было четырнадцать. Я не знаю, может, это началось раньше. Но закончилось это, наверное, только после маминой смерти.

-Когда она умерла?

-Мне было десять... А Кайну семнадцать. Помню, он тогда даже на мамины похороны не пришел, потому что куда-то пропал. Наверное, он был у Хейдена. Его старшая сестра -Лия, она с самого начала ее профессии стала нашим семейным врачом. Что бы ни случилось со мной или Кайном - она всегда нас лечила. Не удивлюсь, если его спину лечила также она. Из всех врачей брат доверят только ей и ее маме. Больше никому.

-Значит, все-таки это правда вытворяла ваша тетя, - нахмурилась я. - Но зачем ей это? Почему она вас так ненавидит?

-Она просто... - ее голос дрогнул. - Зачем ей нас любить? Она потеряла своего ребенка, когда тому не было и месяца. А через год после этого у нее случился выкидыш, и врачи сообщили, что она больше не может иметь детей. И после этого, ее муж приютил нашу маму, тогда еще только беременную мной. А потом... Дядя очень любил нас. Ему не было важно, что мы не были его детьми, он нас баловал. Лично для меня он был вместо отца. И когда он сказал, что планирует оставить... эм... - она опасливо покосилась на меня из-за своего альбома и снова спряталась. -Все, что у него было. А тетя... Она тогда очень сильно разозлилась. И после того, как дядя умер, она как будто обезумела. Помню, мне пару раз досталось по лицу за то, что я взяла конфеты со стола. Так продолжалось пару лет, попадало всем - мне, маме и Кайну. Но в тот момент, когда он пропал на три дня и после своей отлучки привел в дом Хейдена, все резко изменилось. Кайн изменился. И тетя тоже. Она перестала даже смотреть в нашу с мамой сторону. Но и Кайн к нам тоже больше не подходил...

-Так вот что была за договоренность... Думаешь, он мог пойти с вашей тетей на сделку? Он позволял ей вымещать злобу на себе, а она не трогала тебя и маму.

-По-твоему, - Элин резко опустила альбом на кровать и сжала карандаш. -По-твоему он позволял ей истязать себя?! Да он скорее сам бы ее избил, чем позволил издеваться над собой! Не говори глупостей!

-Но это сейчас он такой, - не согласилась я. -Но тогда он был ребенком. Он не мог ей противостоять, поэтому все, чем он мог помочь вам - это... акт самопожертвования. Никогда бы не подумала, что Кайн на это способен. Хотя, возможно, именно поэтому сейчас он ни за что не позволит кому-либо диктовать ему условия и издеваться над собой. Значит, ты обо всем знала?

-Я догадывалась, - буркнула девочка, опустив голову. - Я не хочу об этом говорить, это все уже в прошлом. Я не виновата в его выборе, понятно? Я не просила его защищать меня. И я не просила его страдать ради меня! - она снова вскинула голову и со слезами на глазах посмотрела на меня. Она лгала. Самой себе лгала. Она считала себя виновной в страданиях брата, считала себя обузой. Это было видно по ее глазам. - Я не этого хотела для него. Я не могла сказать ему, что видела его в тот день. Я боялась, что тогда окончательно потеряю его. Боялась, что тогда... я испугалась, ясно? Испугалась, что если тетя что-то заподозрит, то на картине появится новый персонаж, - она открыто заплакала, и отбросив альбом, легла на мои колени. Она спрятала лицо на моих ногах и горько заплакала, кажется, впервые выговорившись на это тему.

Сначала я растерялась. Я не знала, как отреагировать на ее слезы. Но когда смогла прийти в себя, я осторожно опустила руки на ее волосы и ласково их пригладила. Плечи блондинки лишь изредка подрагивали от вырывавшихся рыданий, но всхлипов слышно не было.

-Я правда испугалась. Так боялась тети, что молчала. А потом, когда я готова была... Готова была снять это все и пойти в полицию, чтобы остановить эти издевательства, - она всхлипнула, - Когда я уже была готова разделить его страдания... К тому моменту мы уже переехали, и делить мне с ним уже было нечего. Я такая ужасная сестра... Не удивительно, что он так относился ко мне.

-Перестань, - прошептала я, продолжая утешительно гладить девочку по волосам. -Откуда в тебе столько самобичевания? Не нужно ругать себя за то, что уже прошло. Лучше сделай из этого выводы и в будущем исправься, договорились? Ну же, Элин, успокойся, ты же не хочешь, чтобы парни видели твои слезы? - она вяло помотала головой. -Ты же знаешь, что Кайн любит тебя. Любовь такого рода это не то, что надо заслужить. Она у вас просто есть. Не думай, что твой брат утратил ее, пока гнался за своими целями. Ты сильная, умная и талантливая. Ты стала такой благодаря своему прошлому, оно тебя многому научило. И сейчас ты должна полюбить себя и перестать думать, что Кайн тебя может перестать любить. Понимаешь? Сейчас ты должна сделать так, чтобы твоя внешняя уверенность стала внутренней уверенностью. Не показной.

-И как мне это сделать? - она подняла на меня вопросительный и жаждущий знаний взгляд. Но что ответить я не знала. Поэтому неуверенно улыбнулась, отвела взгляд и выдала единственное, что пришло мне тогда на ум.

-Это знаешь только ты... ты сама должна понять, как тебе добиться этого, - в духе лучших философов протянула я.

-И ты не скажешь с чего начать? - хмыкнула Элин. Я пристыжено прикусила нижнюю губу и пожала плечами, а девочка поднялась с моих колен, вытерла слезы и широко улыбнулась. -Я тебя услышала! Я буду стараться.

От ее резкой смены настроения, я снова ощутила легкую растерянность. Неуверенно улыбнувшись, я попыталась бодро кивнуть, чтобы поддержать решительность Элин, но судя по ее насмешливо вздернутой брови, получилось у меня не очень убедительно.

Ближе к ночи, как раз когда блондинка закончила мой портрет, в комнату зашел Кас. Он оповестил нас о том, что мясо уже давно готово, обвинил в халтурстве, когда узнал, что мы не занимались ничем полезным, и вытащил на улицу, которую к тому времени освещали лишь ярко горевшие фонари. Ночь выдалась беззвездной и холодной, желания что-либо есть не было, а потому я куталась в теплое одеяло, которое прихватила из гостиной, и глупо смотрела на костер. Его парни развели «для создания атмосферы», как выразился Хольт.

Ребята что-то весело обсуждали, затеяв новый спор то ли о спорте, то ли об искусстве. Я же смотрела на танцующие языки пламени, которые пытались друг друга перекрыть и отвоевать мое внимание, и думала о том, что произошло в детстве Кайна.

Я знала то, о чем не сказала Эвелин. Я знала, что состояние, из-за которого тетя их ненавидит, было поистине огромным, знала, что ради него она неоднократно пыталась убить темноволосого мальчика. И пусть ее ненависть могла быть оправдана тем, что рассказала мне блондинка, но ее прошлое никак не могло оправдать того, что в настоящем эта женщина желала смерти племянника (и даже не просто желала, а делала все возможное, чтобы этому поспособствовать). Я понимала, насколько она могла быть опасной, я даже могла понять, почему Кайн решил, что ее целью стану и я после спасения его из пожара.

Но я не могла понять, почему Хелланн хотел, чтобы я ушла из компании. И почему он сам ушел из компании. Он уже несколько лет обыгрывал свою тетю в этой извращенной игре на выживание, за все это время ни разу не отступив и не испугавшись. И вопрос «почему сейчас он изменил своим же принципам» не мог не возникнуть в моей голове. Нельзя было сказать, что я не доверяла парню и его решениям, и все же я не могла не заметить, что Кайн что-то явно не договаривал.

Но говорить с ним об этом я остерегалась. Наверняка, эта тема была из разряда «Малин, давай не будем об этом говорить, иначе я от злости сверну тебе шею». Кайн принимал слишком близко к сердцу все, что касалось его прошлого или его семьи. А то что это было одной из запретных тем, я не сомневалась, ведь в противном случае, он бы не стал таиться с самого начала.

Другой причиной того, что я не хотела начинать с ним никаких серьезных разговоров, было то, что он догадывался, что мне было известно больше, чем я говорила. Мне было известно о том, кто он такой, о его детстве, даже о его отце я что-то знала - я представляла, какие отношения были между нашими семьями.

Той ночью мне снова снился яркий сон. Но он не был кошмаром, не был напоминанием о боли, которую я испытывала, когда два самых близких человека решили покинуть меня. Этот сон был не о потери, не об утраченном, он был о счастье. Он был о том детском восторге, что испытывает каждый ребенок, когда старший брат берет его на руки и подбрасывает настолько высоко, что он кричит от восторга и толики страха - удариться о потолок. Когда папа учит его кататься на велосипеде, когда мама поет мелодичную песенку под еще не очень хорошую, но вполне сносную игру брата. Сон был о маленьких секретах, которыми дети могут поделиться только с теми, кто всегда был и будет намного ближе, чем даже родители. И эти слова «только маме не говори, хорошо?», заговорческий тон и тайные подмигивания, когда ребенок искренне уверен, что родители вовсе не заметили пропажи папиной любимой вазы, которую он нечаянно разбил.

Кажется, я улыбалась во сне в тот день. Может, даже разговаривала, когда звала Майлса, когда просила его не уезжать на небольшую экскурсию с классом, которая затянулась на долгие годы.

Но один фрагмент того сна, заставил меня ходить хмурой весь следующий день. Мне снился маленький мальчик. Тогда я услышала, как хлопнула входная дверь, и мама нервно предложила кому-то пройти внутрь. Выбежав из своей комнаты, я спустилась вниз и осторожно выглянула из-за угла так, чтобы увидеть того, кто пришел, но при этом оставшись незаметной для гостя. Им оказался маленький мальчик с темными, почти черными глазами, которые были сильно взъерошены, будто он только что сошел с американских горок, и пронзительными умными светло-карими глазами. Я бы даже сказала, глазами цвета чуть потемневшего меда, который мама иногда приносила нам на хлебе, чтобы побаловать.

Тогда Майлс застукал меня за шпионажем, и подняв на руки, унес в комнату и велел больше не выходить. Больше я того мальчика не видела до того самого дня, пока...