-Привет, - почти шепотом сказала я и дошла до небольшого стула, который стоял рядом с маминой койкой. –Я очень рада, что ты очнулась. Не представляешь, как я испугалась, когда услышала, что ты упала. Это же вышло случайно, правда? – я начала выкладывать захваченные из дома сладости и фрукты на столик. Шоколадные конфеты, арахис в шоколаде, сухофрукты и апельсины. Все, что она любила. 

Присев рядом с ее кроватью, я грустно улыбнулась и продолжила свой монолог.

-Я принесла тебе кое-что. Думаю, тебе должно понравиться, ты же любишь все это. Апельсины сладкие, я попробовала один. Сабрина сказала, что врачи разрешили тебе все это есть. Так что больше не выкидывай то, что я тебе приношу, хорошо? – горько сказала я. –Кстати, мам, у меня для тебя хорошие новости, меня взяли на практику. Представляешь, я обошла даже пятый курс. 

Она не смотрела на меня. Зато я не сводила с нее своего взгляда. Ее светлые короткие волосы были небрежно взъерошены, потухший взгляд светло-серых глаз был направлен вглубь больничной палаты, а пальцы побледневших и высохших рук нервно теребили одеяло. Ее лицо осунулось, и морщинки вокруг глаз, которые были у нее сколько я себя помню, разгладились. Мамины плечи поникли, а спина изогнулась, не оставив и следа от той идеальной осанки, что была у нее десять лет назад. 

-Знаешь, мам, - я придвинулась чуть ближе. –Давай купим маленький домик у озера. Я помню, как-то ты сказала, что хотела бы жить у озера в лесу. Подальше от всех людей и городского шума. Я куплю тебе собаку, такую большую, чтобы она кроликов из леса таскала, - фыркнула я. –И кошку, чтобы ты могла угощать ее молоком и слушать ее мурчание. Я знаю, ты всегда хотела завести кошку. Она будет забирать всю твою боль, а ты будешь ее любить и заботиться о ней. Хочешь, я буду жить с тобой? – мама судорожно вздохнула, и я замолчала. 

-Мамочка, ты только поправься, - мягко улыбнулась я. Я потянулась к ней, чтобы прикоснуться к ее руке, но она одернула ее и спрятала под одеялом. 

Она не хотела, чтобы я касалась ее.

-Ничего, мам, - стараясь говорить как можно ровнее, чтобы не была заметна дрожь в голосе, протянула я. 

Чем я заслужила твою ненависть? Почему ты ненавидишь меня? Почему не хочешь меня видеть?

-Можешь жить в том домике с собакой и кошкой, - она так и не посмотрела в мою сторону. 

Она никогда не смотрела в мои глаза. Всегда отворачивалась, будто ей было противно видеть меня рядом с собой. 

-Сабрина будет навещать тебя, - я нервно улыбнулась, убрав руки с кровати. 

Мама никогда не слышала моего крика. Она не обращала внимания на мои мольбы и слезы. Впрочем, их она тоже не видела. Просто не смотрела на меня. И потому не видела того, как мое сердце обливалось кровью. Она не знала, что мне больно видеть, как в ее глазах гаснет огонь, угасает любовь и достоинство. Как они становятся стеклянными. С каждым годом ей становилось все хуже. Будто она уже не  жила, а лишь доживала. 

-Знаешь, я думала о том, чтобы уехать из этого города, - поделилась я своими недавними мыслями. Я хотела перевестись и уехать как можно дальше отсюда, сразу после того как мы посадим тех, кто виновен в смерти моего отца. –Куда-нибудь к морю. Или, может быть, в горы, я еще не решила. Что скажешь? Звучит неплохо, правда?

Не дождавшись ответа, я грустно улыбнулась, и медленно поднявшись на ноги, отошла к окну. Выглянув на улицу, я переводила взгляд с прогуливавшихся больных и родственников на птиц, наслаждавшихся свободой. Я не понимала, почему мама не хотела со мной говорить. Я уже так давно не слышала ее голоса, что успела забыть его. И если бы она сейчас нашла в себе силы, чтобы сказать мне хоть слово, я бы не узнала ее голоса. 

Вздрогнув от раздавшегося стука, я повернулась к двери и облокотилась о подоконник, ожидая, когда сестра или мамин лечащий врач войдет в палату. Но из-за приоткрывшейся двери появился не персонал больницы, а высокий темноволосый парень.

-Ты забыла телефон в маши… - увидев мою маму, Хелланн умолк, словно подавившись словами. Парень застыл в проходе, то ли не осмелившись пройти дальше, то ли не рискнув приблизиться к жене того, кто, по его мнению, разрушил его семью. А может, дело было в том, что он не ожидал застукать ее в таком ужасном состоянии. –Розали? – сдавленно уточнил парень. 

Переведя взгляд на маму, я удивленно приоткрыла рот и принялась внимательно за ней наблюдать. Ее глаза округлились, стоило ей увидеть Хелланна, и, казалось, налились жизнью. Они блеснули, и мама откинула от себя одеяло, открыв ее тощие ноги в толстых больничных светлых штанах свободного кроя. Неуверенно встав  , она дошла до Кайна и едва не упала. Но вовремя ухватилась за его светло-серую футболку.

-Осторожно, - подхватив маму под руки, прошептал Кайн. 

-Риннон, - выдохнула мама. И по лицу парня словно прошли едва заметные судороги. На одно мгновение его перекосило, но он тут же взял себя в руки, поудобнее перехватил маму и сделал шаг вглубь палаты. –Нет, нет, это не может быть он. Риннон… Это невозможно. Кайн? Мальчик мой, - словно в бреду бормотала женщина, вводя меня в ступор своим поведением. 

Почему она так рада появлению Хелланна? Почему ради него она даже поднялась на ноги, а на меня ей даже посмотреть сложно, уже не говоря о том, чтобы сказать мне хоть слово? Я так долго ждала, когда она оправится после наших потерь, ждала, когда она скажет, что любит меня и никогда не бросит. Я ждала, когда мы снова будем жить как семья. Но вместо этого я вынуждена наблюдать за тем, как она медленно умирает, как гаснет свет в ее некогда прекрасных глазах, как ветшает ее кожа и пропадает желание жить. 

Пока я думала о несправедливости своей мамы, Кайн уже успел поднять ее на руки, донести до больничной койки и уложить в нее, не забыв укрыть ее одеялом. Он держал ее дрожавшие руки в своих и успокаивающе гладил по тыльной стороне ладоней, заглядывал в ее слезившиеся глаза, как щенок просивший прощения у хозяйки, а на его скулах поигрывали желваки, словно он уже представлял мучительную смерть того, кто посмел сделать это с моей мамой. Но в этом никто не виноват. Только она сама. В том, что мама сейчас такая, виновата ее слабость. 

-Кайн, - снова прошептала мама. Ее голос был мягким и таким приятным, хоть и с легкой хрипотцой, что я готова была слушать его вечно, лишь бы она только не молчала в моем присутствии. И оттого становилось еще обиднее от того, что он звучал ради Хелланна, который ненавидел моего папу, а не ради меня – последнего родного человека, что остался у мамы. –Как Эслинн? – она про Эслинн Хелланн, маму Кайна?

Кайн поджал губы, посмотрел на меня, и проследив за тем, как я мотнула головой, натянуто улыбнулся и снова опустил взгляд на маму. Сказав, что она в порядке и, возможно, тоже навестит ее в скором времени, Хелланн поднялся, и собирался прощаться, но мама подползла ближе к краю койки и чуть не упала с него. 

Рванувшись к ней, я хотела придержать ее, но она отпрянула от меня как от прокаженной и прижалась к Хелланну. Поджав губы, я медленно выпрямилась и не в силах смотреть на маму, подняла взгляд на растерянного парня. Он постоянно переводил взгляд со светловолосой женщины на меня и, казалось, не мог понять, что между нами происходит. Возможно, я бы объяснила ему, но я сама этого не понимала. 

Шмыгнув носом, я осознала, что глаза обожгли слезы обиды. На маму или на Кайна, я не знала. Но отчаянно пыталась убедить себя, что никто из них не виноват в том, что сейчас происходило. Мама была не в себе, она не понимала, что делала. А Кайн и сам был в растерянности, он явно не мог делать это специально. 

Когда мое терпение лопнуло, я с трудом улыбнулась, попрощалась с мамой, пожелав ей скорейшего выздоровления, и вылетела из палаты. Как только за мной захлопнулась дверь, я прижалась к ней спиной и едва не скатилась на пол. Ноги дрожали и, по ощущениям, стали будто ватными. Они так и норовили уронить меня, чтобы избавиться от своего груза. И как же мне было жаль, что просто упасть было бы недостаточным, чтобы избавиться от того груза, что был на душе.

Так было каждый раз. Всякий раз, когда я приходила не одна мама обращала все свое внимание на кого угодно, только не на меня. А когда мы оставались наедине, она будто превращалась в молчаливую и ни на что не обращавшую статую. И я не могла понять, за что она  ненавидела меня настолько, что ей даже смотреть на меня не хотелось. 

-Кайн, - донесся до меня голос мамы. И я зажала рот рукой, чтобы не прерывать его своими всхлипами. Я ловила каждый звук, наслаждалась ее интонациями и мягкостью, старалась запомнить ее голос до мелочей, осознавая, что в следующий раз смогу услышать его не скоро, если вообще смогу. –Кайн, ты знаком с Линой? Вы друг друга знаете?

-Да, мы с ней давно познакомились. Но я не знал, что ты лежишь в больнице. Если бы я… - парень судорожно вдохнул. –Если бы я знал, поверь, я бы пришел намного раньше.

-Ты знаешь мою Лину, - всхлипнула мама, не обратив внимания на его предыдущую реплику. –Кайн, прошу тебя, позаботься о ней. Ты же можешь, правда? Она будет тебе надежной опорой, а ты стань ее защитой. Полагайтесь друг на друга, вам суждено было встретиться.

-Почему ты так странно ведешь себя с ней? Я думал, ты ненавидишь ее. Почему ты игнорировала ее? – я не хотела слышать ответ. Столько раз я хотела ее  об этом спросить, столько раз приходила только ради этого и уходила ни с чем, потому что так и не набиралась смелости задать этот вопрос. Столько раз плакала под дверями ее палаты, столько раз ругала себя за то, что снова пришла, а потом снова ругала себя за то, что посмела допустить мысль о том, чтобы больше не навещать ее. –Тебе не жалко свою дочь?