Если однажды ты не захочешь никого слышать,

позвони мне – я обещаю молчать.

Габриель Гарсиа Маркес.

Тревор припарковал свой «шевроле» на вместительной парковке перед зданием городской больницы. Крепко вцепившись пальцами в руль, он исподлобья смотрел на высокое здание из белого камня и не мог заставить себя выйти из машины.

Каждый раз был похож на самую изощренную пытку. И каждый раз, покидая это здание, Тревор чувствовал, что оставляет в нем частичку чего-то светлого. Частичку своей души. И это будет длиться до тех пор, пока он совсем не потеряет ее. Пока ему окончательно не станет наплевать на то, что творится вокруг.

Изящная ладонь с тонкими пальцами легла на его плечо и ободряюще сжала. Тревор повернул голову влево и взглянул на сестру. Она попыталась выдавить из себя улыбку. Не смогла. Когда они приезжали в это место, казалось, что их привычные жизни остаются где-то далеко и в один миг становятся недосягаемыми, нереальными.

- Ты как? – тихо спросила Линда, уже прекрасно зная ответ.

Тревор не ответил. Он порывисто выдохнул воздух, почти полностью опустошая легкие и рывком выбрался из автомобиля. Линда последовала за ним.

Бок о бок в вязкой гнетущей тишине они пересекли парковку и вошли в здание. Запах медикаментов ударил в нос и Тревор на секунду задержал дыхание. Он знал, что это еще не самое страшное.

Вместе с сестрой Тревор пересек холл и нажал на кнопку вызова лифта. Вместе с сестрой Тревор вошел в просторную кабину и замер у дальней стены. Вместе с сестрой, спустя долгих четыре минуты, Тревор добрался до девятого этажа.

И когда двери лифта послушно разъехались в стороны, приглашая его выйти на нужном этаже, Тревор почувствовал привычный ступор. Линда обернулась к нему и, как всегда в подобной ситуации, крепко сжала его ладонь. Тревор моргнул и посмотрел на сестру сверху вниз. Она кивнула ему и повела за собой, прочь из лифта, вглубь больничных коридоров.

Тревор ненавидел этот этаж всей душой. Здесь резкий запах медикаментов смешивался с приторным запахом смерти и вызывал тошноту даже у самых стойких людей.

Ноги не слушались, ладони мелко дрожали, а в горле стало непривычно сухо, словно в пустыне. И если бы не Линда, Тревор уже давно сбежал бы отсюда, как можно дальше.

Он ненавидел себя за малодушие и страх, который испытывал. Но эти чувства были сильнее Тревора и побороть их он не мог.

Они подошли к стойке регистратуры, за которой молодая медсестра заполняла карты пациентов. Линда шла впереди, Тревор чуть позади.

- Добрый день, - тихим голосом сказала Линда, привлекая внимание медсестры. Та, едва взглянув на сестру Тревора, сразу кивнула головой. В представлениях они не нуждались. Практически весь медперсонал знал Тревора и Линду в лицо.

- Добрый день, - ответила медсестра. – Вы можете пройти к нему. Сегодня он чувствует себя намного лучше, чем вчера.

Бессмысленная ложь. Он не мог чувствовать себя лучше, чем вчера, потому что с каждым днем ему становилось только хуже.

Линда с теплой улыбкой поблагодарила медсестру и двинулась в направлении палаты. Тревор не отставал, хоть и ощущал, что каждый следующий шаг дается ему все с большим трудом, а легкие как будто сжимаются и отказываются принимать кислород.

А когда Линда открыла дверь палаты и вошла внутрь, Тревор и вовсе перестал дышать и полностью утратил возможность двигаться.

- Здравствуй, Мик, - притворно бодрым голосом поздоровалась Линда. – Джинни сказала, что тебе сегодня лучше. Да, ты определенно выглядишь гораздо лучше, чем в нашу последнюю встречу. Ты молодец! Я горжусь тобой!

Тревор, сделав над собой огромное, просто нечеловеческое усилие, шагнул в палату и закрыл за собой дверь.

Тихий и монотонный писк приборов атаковал его уши, а в ноздри назойливо лез стойких запах лекарств и больничной еды. Линда уже вовсю хозяйничала здесь. Она скинула строгий пиджак со своих плеч, закатала рукава шелковой блузки и схватив со столика пластиковый стаканчик с водой, поднесла его к губам мужчины, лежащего на больничной койке.

Тревор взглянул на него и его сердце болезненно сжалось.

Всю свою жизнь он равнялся на этого человека. Всю жизнь он считал его бесспорным примером для подражания. Всю жизнь, начиная с самых малых лет, Тревор считал этого мужчину своим ярким маяком в бушующем море жизненных проблем и трудностей. Этот мужчина был героем для Тревора, непобедимым великаном.

А теперь он беспомощно лежал на больничной койке и едва ли мог самостоятельно дышать.

Его некогда массивная широкоплечая фигура, сейчас не занимала и треть койки. Костлявые руки и с длинными кривыми пальцами лежали поверх больничного покрывала и от них отходило множество прозрачных трубок, убегающих к различным приборам, поддерживающим остатки жизни в этом маленьком беззащитном мужчине.

Его покрытое глубокими морщинами лицо, его помутневшие и запавшие глаза, его облысевшая от многочисленных бесполезных процедур голова – все это наводило ужас на Тревора. Он не мог. Просто не мог поверить в то, что один их самых дорогих для него людей медленно угасает и нет никакой – совершенной никакой – возможности помочь ему.

Тревор на миг прикрыл глаза, чтобы вернуть себе нормальный сердечный ритм, а когда открыл их, увидел, что мужчина на больничной койке внимательно смотрит на него своими потускневшими голубыми глазами.

- Привет, пап, - прохрипел Тревор и сделал неуверенный шаг вперед, затем еще один и еще. Он заставил себя опуститься на пластиковый стул рядом с койкой.

- Джексон, - тихо сказал мужчина и надолго замолчал. Ему было очень больно, Тревор знал это.

Мик посмотрел на Линду, которая в этот момент поднимала жалюзи на окне, чтобы впустить в палату хоть немного солнечного света.

- Как дети? – прошелестел его слабый голос. – Как Тоби? Арлин?

- Все хорошо, Мик, - улыбнулась Линда. Слишком фальшиво, по мнению Тревора, но он не осуждал ее. Им всем было тяжело. – Тоби недавно выступал в школьном театре. Ему дали ведущую роль. Арлин получила отличную оценку за тест по математике. У них все просто замечательно. Они хотели приехать, правда. Но не получилось. Дети, сам понимаешь, за ними не угонишься. Все распланировано на десять шагов вперед.

Мик улыбнулся и на краткий миг его глаза ярко сверкнули. Он был без ума от внуков, хоть и видел их в последнее время крайне редко.

- А ты, Джексон, - начал он, поворачивая полысевшую голову к сыну, - еще не нашел ту самую, единственную?

- Отец...- начал Тревор, тяжело вздохнув, но потом осекся. К чему расстраивать его? Он ведь просто хочет, чтобы его единственный сын был счастлив, как когда-то был счастлив он сам. Шумно выдохнув через нос, Тревор покачал головой, – Нет, пап, не нашел. Но я серьезно занялся поисками.

Мик медленно моргнул, его грудная клетка плавно поднималась и опускалась.

- Она сама тебя найдет, когда ты будешь больше всего в ней нуждаться.

Тревор, сделав усилие над собой, положил ладонь на ладонь отца и легонько сжал его пальцы. С каждой секундой ему все больше казалось, что это он умирает. Сердце больно замирало в груди, плотный ком от непролитых слез стоял в горле, не позволяя вдохнуть. И стойкое ощущение того, что мир рушится, становилось только сильнее.

Линда о чем-то беззаботно щебетала с другой стороны от Мика, а Тревор смотрел на отца и молил небо о невозможном. Он с ужасом понимал, что у них остается так мало времени и никак не мог изменить это.

Когда спустя, кажется, целую вечность, стрелка на часах сделала полный круг, Тревор неловко встал со стула. Мик посмотрел на него и Тревор увидел в его глазах понимание. Как и всегда. Еще до болезни, Мик всегда понимал Тревора, понимал все его поступки и никогда не осуждал. Давал советы, подсказывал, как поступить правильно в той или иной ситуации, но не осуждал. Нет.

И теперь он понимал, как тяжело Тревору даются эти визиты к умирающему отцу. И он снова не осуждал его. Тревор неловко нагнулся вперед и быстро поцеловал его холодный, испещренный глубокими морщинами, лоб.

- Ты приедешь на следующей неделе? – надрывающимся от прилагаемых усилий голосом, спросил Мик.

- Разумеется, - пообещал Тревор. – Как всегда.

- Хорошо, - ответил мужчина и слабо улыбнулся.

- Пока, папа, - прощебетала Линда, целуя его щеку.

А Тревору вдруг, как маленькому мальчику, захотелось сжать кулаки и громко крикнуть, чтобы она не смела называть его «папой». Он не ее отец! Она не смеет так к нему обращаться!

Громко сглотнув и кое-как вернув себе ясность ума, Тревор попрощался с отцом и на негнущихся ногах вышел из палаты.

Не оборачиваясь, чтобы проверить идет ли за ним Линда, Тревор чуть ли не бегом бросился к лифтам и стал яростно давить на кнопку вызова лифта.

Бежать, скорее бежать отсюда! Подальше от этого адского места, которое медленно отнимает у него отца!

Линда догнала Тревора уже у самой машины. Ее глаза ярко блестели от сдерживаемых слез. Не говоря ни слова, она подошла к Тревору и крепко обняла его. Он не сопротивлялся.

Ее тонкие пальцы с силой вцепились в его плечи, словно сестра боялась, что Тревор ее отпустит. Он не отпустит. Никогда.

- Я попросила врача увеличить дозу морфина. У него сильные боли.

- Хорошо, - прохрипел Тревор, глядя поверх головы сестры на здание больницы.

Линда высвободилась из его объятий, отдернула пиджак и поправила волосы. Минута слабости прошла и его сильная старшая сестра вернулась.

- Подбросишь меня до дома?

- Конечно, - кивнул Тревор.

Всю дорогу до родительского дома они ехали молча, каждый был погружен в свои мысли.

Тревор остановил машину на подъездной дорожке и заглушил мотор.

Он долго молчал, смотря на приветливый фасад дома и розовые кусты, растущие перед крыльцом, и собирался с мыслями. Линда тоже молчала.

- Могу... могу я сегодня остаться у вас? – спросил Тревор, неотрывно смотря на дом, в котором прошло все его детство.

- Ну разумеется, - мягко ответила Линда. – Идем. Дети будут рады тебе.

Тревор выбрался из машины и пошел к крыльцу, вслед за Линдой.

Она отперла дверь и шагнула в просторный светлый холл. Тревор закрыл за собой входную дверь и посмотрел на сестру, скрывающуюся в просторной светлой кухне. Он не пошел за ней. Ноги сами понесли Тревора на второй этаж, в комнату, в которой он жил, пока не съехал из этого дома.

Он толкнул дверь и зашел в залитую солнечным светом спальню подростка, с окнами, выходящими во двор и со стенами, завешанными старыми потрепанными плакатами и постерами.

Тревор опустился на край кровати и пружины матраца протестующе заскрипели. Он закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Он будет в порядке. Обязательно будет. Уже завтра он станет тем Тревором, которого люди привыкли видеть: обаятельным, веселым, милым, очаровательным. Он будет сыпать искрометными шутками и при помощи одного только взгляда похищать женские сердца лишь для того, чтобы потом разбить их вдребезги. Он снова станет изводить Дарси Сноу и делать все, чтобы поднять волну раздражения и негодования в ее душе. И то, как очаровательно она злится, будет забавлять его.

Все это будет. Но только завтра.

А сегодня она нужна ему. Ему необходимо услышать ее голос. И пусть она не знает всей правды, тем не менее, она единственная, кто понимает его.

Тревор достал телефон из заднего кармана джинсов и нашел в списке контактов нужный номер.

Она ответила почти сразу. Как и всегда.

- Привет, – прощебетал ее приятный голос на том конце провода и губы Тревора тронула нежная полуулыбка. Он прокашлялся, чтобы придать своему голосу немного хрипотцы.

- Привет, - пробормотал он глухо. – Не помешал?

Он до сих пор не мог до конца поверить в такое совпадение. Но продолжал звонить ей почти каждый день, будучи не в силах прекратить их общение. Она нужна ему. Он использовал ее в своих личных, эгоистичных целях и не хотел, не желал, прекращать это.

- Нет, конечно. Что-то случилось? – в ее голосе отчетливо слышалось беспокойство.

Тревор откинулся на подушки, матрац прогнулся под тяжестью его веса, пружины снова жалобно заскрипели. Он смотрел в потолок и чувствовал, как в его душе снова наступает умиротворение и покой.

- Нет... Нет. Ничего не случилось. Мне просто было необходимо услышать твой голос.