А сильные люди ломаются тихо,
С улыбкой на бледном лице...
Вовек не признав для пиара шумиху,
Лакейскую жизнь при дворце...
Они не скрывают, что счастливы были,
Свободу души испытав.
И люди из глины - таких не любили
За прочный негнущийся сплав...

Я осталась одна. Просыпалась каждое утро, заставляла себя вставать и заниматься тем, чем занималась и раньше, на автомате, просто потому что надо. Я не хотела жить, но жила.

А сильные люди, от боли шатаясь,
Других никогда не винят
За то, что для выгоды те прогибались
И совесть меняли на блат...
За то, что врагами друзья становились,
Успехов, побед не простив,
За то, что паденьями друга гордились,
При этом себя опустив.

Я потеряла ту часть себя, которая отвечала за счастье. Я никогда не думала, что однажды стану пустой оболочкой. Буду ли я опять счастливой? Смогу ли я опять испытать любовь, счастье, грусть?..

А сильные люди не словом спасают,
А молча решают дела...
Хоть крест иногда непосильным бывает,
Ломаются оба крыла,
Но всё же тащить на себе продолжают
Тот крест, что не дан слабакам.
И сильных людей сам Господь поднимает
Из завистью вырытых ям...

Сейчас я опустошена. У меня внутри ничего нет. Нет эмоций, нет боли, нет печали, совсем ничего. Только одна сосущая пустота.

А сильные люди не ноют, не учат,
Являясь примером уже...
Для них не беда, что над городом тучи,
Важнее, что солнце в душе...
Кто хочет - добьётся! Кто верит - тот сможет!
Прощавший - достоин любить...
Хоть сильные люди ломаются тоже,
Но в силах себя починить...

Моя жизнь превратилась в ад. Я не знала зачем живу после ее смерти. Я заставляла себя улыбаться каждый день, но ночью... ночью я вновь погружалась в себя и снова слезы ручьями текли по щекам.

Я слабая. Я безумно слабая, потому что сломалась и не могу восстановиться. Я оградилась от всего мира, хотела остаться одна, поэтому не общалась ни с кем. Я сама по себе, со своими тараканами в голове наедине.

Все, что связано с похоронами, Влад взял на себя и старался так, чтобы меня это не коснулось. Он не успел еще настолько сильно привязаться к матери, как я, но один раз тоже заметила слезы в его глазах. Он тоже любил ее, хотя я думала, что, раз они общались всего ничего, ему намного легче. В тот вечер я подошла к нему, села на диван рядом и обняла. Я понимала его. Я понимала, потому что сама испытывала тоже самое. И мы сидели на этом диване очень долго, прижавшись друг к другу как два птенца без матери в дождливую погоду, и бесконечно оплакивали нашу боль. Такие взрослые и такие уязвленные.

Влад предлагал мне не идти на похороны, чтобы мне не стало еще хуже, но я улыбнулась и заверила его, что справлюсь.

Сдержать обещание было сложно. На похороны мамы съехались все ее друзья и наши дальние родственники, которых я видела всего пару раз в далеком детстве. Всего собралось человек двадцать. Я увидела родного отца Влада, он сам подошел ко мне, высказал соболезнования и посоветовал крепиться. Так же сказал, что я в любое время могу обратиться к нему, если мне вдруг что-то понадобится. Алекс и Паша тоже были тут, хотя я и не хотела больше знать о них ничего. Один раз Александр попытался подойти ко мне, когда Паша слишком показательно зевнул, но я лишь крепче ухватилась за локоть брата и теснее прижалась к нему, давая понять, что ему не стоит приближаться. Эта семья навсегда вычеркнута из моей жизни.

Я смогла не заплакать, когда увидела мамин гроб. Я смогла не заплакать, когда ее медленно закапывали. Я держалась даже когда стали подходить к свежей могиле и класть венки и цветы, но сама осталась в стороне. Но люди будто не понимали насколько тяжело мне было находиться там, скольких сил мне стоит держаться. Периодически я слышала шепотки:

- А дочь-то ее и слезинки не проронила! Смотри с каким отстраненным лицом стоит! Будто и не с ее матерью прощание проходит... - осуждающе говорила за моей спиной какая-то женщина, вроде двоюродная сестра мамы, но я сделала вид, что не услышала.

- Да что вы за куропатки такие! - услышала я ворчание дедушки (тоже какой-то родственник через седьмое колено) и мысленно сказала ему спасибо. - Сложно подумать, что это бедное дитя уже все слезы выплакало за эти дни?

После того, как церемония захоронения была пройдена, все пошли на поминки... но не я. Я не видела смысла находиться в этой толпе, где все будут пить и вспоминать какой прекрасной была моя мать, хотя они никогда не интересовались ей и ее жизнью. Это все было слишком лицемерно для меня.

Влад довез меня до дома и уехал в кафе, которое организовал для похорон. Пусть он никого толком и не знал из приезжих, но он был сыном своей матери и обязан был проводить ее как подобает. Он хороший сын, не то, что я. Я уверена, что меня там все осуждали и перемыли мне все косточки. Но какая разница, если на самом деле они понятия не имеют, что творится у меня в душе?

Этим днем я позволила себе напиться в одиночестве. Я напилась настолько сильно, что на следующий день Влад мне рассказал, как поднимал меня с коврика на пороге и нес в мою постель, а после лег рядом со мной и обнял.

На следующий день объявилась опека, которая требовала, чтобы я собирала вещи в детский дом. И их не волновало, что мне совсем скоро восемнадцать, их самым главным аргументом было, что я несовершеннолетняя, соответственно не могла проживать без взрослого человека. Но и тут Влад все взял в свои руки, оформил на меня временную опеку, срока которой как раз хватало до дня рождения. И я невероятно ему благодарна за то, как он стойко справляется со всеми проблемами, которые падают на наши спины. И я прекрасно знала, что никогда не расплачусь с ним за все, что он сделал.

Дальше я ходила в школу и училась. Ходила на занятия по скрипке и играла. Я старалась продолжать жить, пусть это и было очень сложно.

С похорон мамы прошло две недели. Две самых бессмысленных недели в моей жизни. Я не чувствовала себя так после смерти отца, потому что знала, что я не одна. И да, у меня есть Влад, который делает для меня все возможное и невозможное, но его присутствия... не хватает.

Сегодня в школе должен быть зимний бал, а уже ночью и новый год. Но я не собираюсь никуда идти и ничего праздновать. Я закончила полугодие отличницей, поэтому решила, что могу позволить себе отдохнуть. Просто отдохнуть. Ни о каком празднике не может быть и речи. Для меня.

Жизнь разделилась на две части. Я живая и я мертвая. Белая страница и черная глава. Я жива, но душа моя почернела. Внутри я умерла.

Сегодня я остаюсь сидеть дома и не высовываюсь. Влад с самого утра уехал на работу и обещал приехать ко мне вечером, но я отговорила его. Он не виноват в том, что у меня никогда больше нет настроения, а праздника ему наверняка хочется. Пусть он отдохнет, сходит куда-нибудь с друзьями или встретит Новый Год у отца дома, с его семьей. Я хочу, чтобы с ним все было хорошо, хочу, чтобы он был счастлив независимо от меня и моего настроения.

Вот я лениво встаю с кровати и включаю музыку, чтобы было не так скучно проводить этот абсолютно обычный день. В последнее время я много сплю, поэтому с утра проводив брата, я опять легла в постель.

Я бросаю взгляд в окно и невольно хмыкаю. В Питере не может быть красиво зимой, особенно в канун Нового Года. Вместо прекрасных переливчатых сугробов, холодная грязь под шинами проезжающих машин и толпа людей. Сомнительная красота. Проклятый город.

Прохожу в зал, с грустью бросаю взгляд на елку, вспоминая, как еще совсем недавно наряжали ее вместе с мамой, семьей. Нам было хорошо. Даже очень хорошо.

Отворачиваюсь и, не осознавая до конца что делаю, приближаюсь к двери, что ведет в комнату мамы. В когда-то ее комнату... Обхватываю ручку и открываю, проходя в небольшое помещение в голубых тонах. В воздухе еще ощущается аромат ее любимых духов. Кровать идеально застелена, будто она только что встала и уехала на работу. Словно она вернется к вечеру и под фильм «Один дома» примется нарезать салаты, то и дело гоняя меня по разного рода поручениям.

В районе груди что-то сильно сжимается и глаза начинает печь от соленой жидкости.

Подхожу к белому комоду и смотрю на нашу семейную фотографию, которая была сделана еще при моем рождении. Я здесь совсем кроха. А мама, хоть вся и бледная, усталая, но светится счастьем. Папа тоже широко улыбается в объектив, обнимая маму со спины и с любовью смотря на меня.

Подумать только, еще совсем недавно самые близкие мне люди улыбались, смеялись, а сегодня они под землей. Я осталась совершенно одна. Без их защиты. Это больно - хоронить родителей...

Еще какое-то время смотрю на фотографию, а потом кладу вниз изображением и отхожу от комода немного назад. На глаза попадается моя синяя лента с выпускного за девятый класс и улыбаюсь. Я даже и подумать не могла, что она у нее.

На прикроватной тумбочке я замечаю очки и приличного размера коробку. Беру ее в руки, открываю, в следующую секунду едва ли не захлебываюсь слезами. Она сохранила каждую деталь моего взросления и складывала в эту коробку. Тут и мои волосы после первой стрижки, мои "рисунки", погремушка, пустышка, тетрадь с первого класса... В общем, все до моих нынешних лет.

Она любила меня.

Слышу, как звонит мой телефон, кладу коробку обратно на тумбочку и выхожу из комнаты, вытирая слезы. Мысль, что незадолго до смерти она перебирала это все и, наверняка, плакала, выбивает воздух из легких.

- Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо. - твержу я сама себе.

Но нет. Ничего не хорошо. Я лишь обманываю себя.

Беру в руки телефон и вижу номер Лизы. Она звонит мне каждый день, пытается поддерживать, иногда приезжает и выносит мне мозг своей заботой, которая мне, по сути, не нужна. Я стараюсь всегда скорее выпроводить ее, ссылаясь на срочные дела, которых на самом деле нет.

Нехотя принимаю вызов и прикладываю телефон к уху, убавляя громкость на музыкальном центре.

- Привет, что делаешь? - тут звонко воркует Лиза и я морщусь от ее слишком громкого голоса.

- Привет. Музыку слушаю, а что?

- Готовишься к Новому году или как?

- Или как.

А точнее говоря, вообще никак.

- В смысле? - не понимает девушка, а я закатываю глаза. Чего они все от меня ожидают? Что я так легко отпущу гибель матери и просто продолжу жить как раньше? Разве они не понимают, что это очень тяжело?

- У меня все к нему давно готово! - вру я.

- Сто процентов ты собиралась одна праздновать, потому что я звонила Владику и тот сказал, что поедет к отцу. Я хочу встретить Новый год с тобой.

«Хотеть не вредно!» - думаю я, совсем не желая, чтобы она пришла ко мне домой и мне все-таки придется праздновать этот убогий праздник.

- Я буду отмечать не дома! - отвечаю я, опять соврав. Мама бы за это по головке явно не погладила, но ложь – единственное спасение от назойливых людей.

- А где?

- В клуб пойду. Сомневаюсь, что в твоем положении можно туда идти, да и не уверена, что Пётр бы отпустил тебя.

- Скажи мне, ты специально? - Лиза злится, это слышно по ее голосу.

- Да. – честно признаюсь я. - Я просто хочу надраться в одиночестве. Ты не должна меня осуждать, этот год стал слишком тяжелым для меня.

Она шумно выдыхает, но все же не спорит. Мы еще какое-то время разговариваем на бессмысленные темы и мирно прощаемся. Благо Лиза не попыталась отговорить меня от «празднования» в одиночестве.

Убираю телефон в задний карман, прибавляю звук на музыкальном центре на максимум и иду на кухню. Достаю из холодильника бутылку красного вина, вынимаю бокал с верхних ящиков, наливаю себе пол бокала и возвращаюсь обратно в зал, не забыв прихватить с собой бутылку.

А тем временем на улице медленно темнеет, медленно зажигаются фонари и мерцают яркие вывески на магазинах. Если включить телевизор, то на каждом канале будет идти какой-нибудь фильм про Новый год. В том году мы с мамой пересмотрели таких парочку, выпили вина под бой курантов, поели и легли спать. Помню, мама предлагала мне пойти погулять, но я предпочла остаться с ней. Это был наш последний Новый год вместе...

От каждого воспоминания о своей когда-то счастливой жизни, мое сердце все больше крошится. Скоро от него таким образом ничего не останется.

Я вырубаю надоевшую музыку, подливаю себе в бокал вина и подхожу к окну, глядя на суетившихся людей. Они похожи на муравьев в муравейнике, каждый куда-то торопится, каждому куда-то надо спешить. Наверняка, дома их ждут любимые близкие люди, с которыми они будут пить шампанское под бой курантов, а потом подарят подарки и будут все счастливы.

Я им завидую.

Отхожу от окна, подхожу к выключателю и выключаю свет, погрузив комнату в темноту. В итоге единственным источником света остается только окно.

Шум, внезапно раздавшийся из моей комнаты, заставляет меня вздрогнуть. Я точно знаю, что одна в квартире, поэтому мысли о всяком сверхъестественном, вроде призраков, тут же врываются в голову, холодея кровь в жилах.

Бездумно хватаю какую-то статуэтку, крепко сжимаю ее в руке и на цыпочках крадусь в сторону своей комнаты. Аккуратно берусь за ручку двери и открываю ее, замечая в щелочку мужскую фигуру на своем подоконнике. И тут же вспоминается, как когда-то я нашла отпечаток ботинка. Александру так и не удалось найти объяснения его появлению.

Как на зло дверь скрипит, и фигура поворачивается в мою сторону. Из горла вырывается истошный визг, и я залетаю в комнату, намереваясь как можно увесистее шарахнуть незваного гостя зажатой в руке статуэткой, но тот ловко выхватывает ее и сжимает мои ладони. Дальше незнакомец довольно грубо впечатывает мою спину в стену и зажимает своим телом, блокируя любые мои попытки вырваться.

- Что ты творишь, Вольф? – выдыхает мне в лицо знакомый голос, и слегла отодвигает лицо, чтобы дать мне возможность рассмотреть его. – Я, конечно, знал, что у тебя есть проблемы с головой, но чтобы настолько...

Он делает многозначительную паузу и ехидно улыбается.

- Отпусти меня, Вадим! - холодно произношу я и заставляю себя расслабиться. Это всего лишь придурковатый Зимин, он не причинит мне вреда. Бояться нечего.

- Ты чего налетела на меня, как бешеная? - спрашивает парень, убирая свои руки и делая шаг назад. Он снимает капюшон толстовки и медленно расстегивает куртку.

- Если ты не знаешь, существует такая полезная штука, как дверь! – огрызаюсь в ответ я. - Это естественно, что я испугалась.

- А если ты бы убила меня этим... Кстати, что это?

Он с интересом забирает из моих рук статуэтку, разглядывая ее.

- Ну, не убила же. Ты родился в рубашке, Зимин. Хотя я бы очень хотела тебе треснуть.

- Я думал, что дома никого нет. - Вадим пожимает плечами и ставит статуэтку на мой компьютерный стол. - Почему ты сидишь в темноте?

Обращаю внимание, что Вадим ни разу не огляделся вокруг, будто уже бывал здесь до этого. И до меня наконец доходит, что отпечаток ботинка на подоконнике оставил он. Перевожу взгляд с парня на окно, и замечаю еще парочку мокрых следов.

- Так это ты!.. – ошарашенно выдыхаю я.

- Что я?

- Это ты забирался ко мне в комнату еще в начале учебного года!

Вадим усмехается, будто не видит в этом ничего плохого и снимает с себя куртку, оставаясь в черной кофте. Кажется, этот парень очень любит черную одежду.

- Да, это был я... – протяжно соглашается он. - И я забирался не один раз, потому что кое-кто забывает закрывать окно.

Это звучит как укор в мою сторону, но все равно ни капли не оправдывает его проникновение в мою комнату. И, судя по его словам, не единожды.

- Но зачем?

- Я слышал про твою маму... - тихо говорит он, оставив без ответа мой вопрос и ладонью касается моей щеки. Внутри опять все сжимается от притупленной боли. - Мне очень жаль...

Почему все считают нужным говорить об этом и жалеть меня?

- Всем жаль! - хмыкаю я и делаю шаг в сторону двери. Его рука соскальзывает с моей щеки и безвольно виснет вдоль тела. - Только эта жалость ее не вернет.

- Я понимаю тебя... Тебе больно. Очень больно. Но ты должна смириться, должна отпустить. Твоя жизнь продолжается, Алис. И в этой жизни ты еще будешь счастливой, я тебе обещаю!

Я цокаю языком и ничего не отвечаю. Мне не хочется верить в эти обещания, потому что своих обещаний люди не держат. А речи человека, который столько раз то отталкивал меня от себя, то протягивал руку помощи, звучат крайне неубедительно. Хочу, чтобы все просто перестали бесконечно напоминать мне какая паршивая у меня сейчас жизнь и больше переживали за свою.

Подхожу к кровати и с размахом плюхаюсь на матрас, чувствуя приятное после-алкогольное головокружение. Через пару часов Новый год, разве ему не нужно возвращаться к своей семье?

- Я хочу остаться одна! – требовательно произношу я, открыто говоря ему уходить.

Потолок, в который я пялюсь, кажется как никогда унылым. Стараюсь не смотреть на Вадима, не думать о том, зачем он забирался по пожарной лестнице в мою комнату, и надеюсь, что он все же оставит меня в покое. Я слышу, что он не сделал и шагу, но дышит очень шумно, будто в его голове идет какая-то борьба.

Через минуту, а может даже больше, матрас рядом со мной прогибается, и я чувствую на щеке его обжигающий взгляд. Вадим лежится на бок, кладет голову на согнутую в локте руку, и смотрит на мое лицо.

- Я не уйду сейчас, потому что чувствую, что нужен тебе.

Нужен мне? Зачем? Я хочу возмутиться и выгнать его, но не делаю этого. Хочет почувствовать себя героем? Боится, что я что-то сделаю с собой в новогоднюю ночь? Ну и пусть утешит свое эго, рано или поздно он все равно уйдет.

Вадим протягивает руку и обхватывает меня за живот, притягивая ближе и прижимая к своему телу. Я оказываюсь лежачей на боку, и парень утыкается носом мне в волосы.

А это приятно. Лежать вот таким образом с парнем, когда он обнимает меня и его дыхание обжигает ухо, едва шевеля волосы. Как ни странно, это очень успокаивает. Неожиданно для себя, я понимаю, что мне спокойно и впервые не хочется плакать.

Тиканье настенных часов, которые повесила мама в зале, доносится до моих ушей, и я концентрируюсь на секундах, чтобы не сходить с ума.

Тик-так... тик-так... тик-так...

Это меня успокаивало, помогало ни о чем не думать.

Тик-так... тик-так... тик-так...

Его равномерное дыхание слегка шевелит мои волосы. Я предполагаю, что он спит, поэтому пытаюсь аккуратно выпутаться из его рук, собираясь уйти в зал, но чувствую, как его рука напрягается и еще теснее прижимает меня к теплому телу.

- Куда собралась?

- Я думала ты спишь, поэтому хотела уйти.

- Даже если я усну, то хочу, чтобы ты лежала рядом со мной.

Я вздыхаю, понимая, что нахожусь в безвыходном положении, поэтому смиряюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Кладу голову и ладонь ему на грудь и чувствую, как спокойно под тканью бьется чужое сердце. Он живой. И он сейчас здесь.

В какой-то момент я настолько расслабляюсь под действием вина и сердцебиения, что начинаю засыпать, но движение с его стороны мгновенно сбрасывает с меня сонливость.

Я почувствовала, как его рука сильнее обнимает меня, из-за чего мое тело подтягивается немного выше. Невольно обращаю внимание на то, что его губы очень близко к моим, но небольшое расстояние все равно разделяет нас друг от друга.

Вот он опять подтягивает меня выше, из-за чего расстояние сокращается еще больше. Я слышу, как его дыхание становится более глубоким.

«Поцелует или нет?» - мелькает в голове, но я отгоняю эту мысль из головы.

- О чем думаешь? – спрашиваю тихо.

Он неопределенно пожимает плечами.

- А ты?

- Не важно.

Не хочется показаться глупой от того, что все мои мысли крутятся вокруг его таких манящих губах.

- Скажи.

- Неа. Я вредная.

На моём лице появляется улыбка, и я вижу боковым зрением, что он тоже улыбается.

- Вредина.

Оставшиеся миллиметры мгновенно сокращаются, и его губы требовательно прижимаются к моим, вызывая легкую дрожь и табун мурашек по всему телу. Его теплые и невероятно мягкие губы заполняют все мое внимание, словно вся Вселенная сократилась до одной точки. Вадим мягко целует меня, не торопясь углублять поцелуй, одна ладонь мягко поглаживает спину, а вторая затерялась где-то в волосах, в то время как я боюсь даже пошевелиться, боясь, что вся эта магия развеется подобно наваждению. Нерешительно все же поднимаю руку к его лицу и плавно касаюсь кончиками пальцев его кожи, и чувствую его улыбку через поцелуй. Он аккуратно прикусывает мою нижнюю губу, и я наслаждаюсь новой порцией мурашек, проносящихся от самых пят до головы.

Смело приоткрываю рот, и он тянется ко мне языком. И в этот момент все фейерверки кажутся мне пустышкой по сравнению с тем, что испытываю сейчас я. Он отрывается от моих губ, приподнимается на локте и нависает надо мной, вновь припадая к губам. Война языков становится очень горячей, воздуха категорически не хватает, но в этой битве нет победителей. Я поднимаю руки и обхватываю его за шею, прижимаясь еще ближе, и отчетливо чувствую его возбуждение, в котором горю сама.

Время летит с невероятной скоростью, и я не могу дать точный отчет сколько минут мы целуемся. Его ладони приподнимают ткань моей домашней футболки, и я чувствую насколько они горячие, когда начинают гладить мой живот, периодически поднимаясь до лифа и обратно. И мне так нравится ощущать его прикосновения на голом теле, но я рвано выдыхаю ему в рот, и первая отстраняюсь, насколько это может быть возможно в нашем положении.

Он улыбается и вновь ложится на спину, и я с удовольствием вновь кладу голову ему на грудь.

- Ты трясешься... - шепчет Вадим, поглаживая кончиками пальцев мою спину под футболкой.

- Я об этом и думала. Поцелуешь или нет. - признаюсь я, бездумно улыбаясь, а он смеется.

- Я догадывался, что ты об этом думаешь.

Я поднимаю голову, Вадим поддается вперед и уже намного увереннее целует меня. Медленно его рука, что гладила спину, опускается на мои ягодицы, мягко сжимая, вторая тем временем спокойно лежит на талии.

Специально прикусываю его нижнюю губу и прерываю поцелуй.

- За что? - усмехается парень.

- Я же вредная... - пожимаю плечами, и сама тянусь к нему.

***

Вот мы уже сидим на диване в зале, а перед нами включенный телевизор, на экране которого президент России говорит свою ежегодную речь.

Я не планировала праздновать Новый год, хотела лишь напиться и лечь спать, но Зимин изменил мои планы. Пока я отнекивалась и говорила, что не хочу, он поставил на журнальный столик бутылку шампанского, бутылку вина, сбегал в магазин за какими-то продуктами (удивительно, как он не пропал там на час как минимум) и мы вместе уже соорудили несколько салатов.

Во время готовки, я чувствую себя снова живой. Мы бесимся, смеемся, когда Вадим порезал палец, нарезая крабовые палочки, я помогаю ему обработать рану. Мое лицо напротив его, но я не ожидала, что он поцелует меня.

- Под бой курантов, - начинаю говорить я, положив на столик два листка бумаги и две ручки, - Нужно будет написать желание, сжечь его и бросить в бокал. Шампанское нужно выпить.

- Зачем это? - удивляется парень.

- Мама верила, что тогда желание точно сбудется...

Под бой курантов я тут же склоняюсь над бумажкой, строчу корявым почерком "хочу стать счастливой", поджигаю и бросаю в шампанское, после чего тут же выпиваю шипучий напиток, едва не подавившись.

Со стуком ставлю бокал обратно на стол, чувствую, как чужие руки обхватывают мою талию, и Вадим настойчиво припадает к моим губам.

Играет гимн России, и мы отрываемся друг от друга, безумно улыбаясь и смотря друг другу в глаза.

- Твоя мама была права. – кивает Вадим, ласково убирая прядь моих волос за ухо.

- В чем? – уточняю я, наслаждаясь насколько он близко, насколько он нежен, и насколько я не хочу, чтобы эта безумная ночь заканчивалась.

- В Новом году желания и правда исполняются.

- Что ты загадал?

- Поцеловать тебя...

- Дурак, - я дую губы и морщу нос. - Потратил свое единственное желание на такую глупость.

- Это не глупость. Я так захотел, и я не жалею.

Он улыбается и притягивает меня к себе, сжимая в объятиях.