- У тебя можно курить? – Джут торопливо щелкает зажигалкой, чтобы клиент не успел ответить отказом.

Тот морщится, но молчит, не отрывая взгляда от дороги.

Джут глубоко затягивается и выдыхает дым в приоткрытое окно. Искоса наблюдает за клиентом. Любуется.

- Не хочешь поболтать, красавчик? – спрашивает она через несколько минут.

Ее нервирует тишина. И то, что такой роскошный мужчина, рассекающий на такой шикарной тачке, пользуется услугами дешевых уличных проституток – таких как Джут.

Не к добру это.

- Можно, - спокойно кивает он. – Думаю, нам стоит сразу обговорить правила.

В его бархатном голосе ни грамма волнения. Вообще никаких эмоций.

- Со мной ты забудешь обо всех правилах, - воркует Джут и оглаживает мужское колено.

- Вряд ли. Это мои правила. Для тебя. И не мешай мне вести машину.

Она отдергивает руку и мысленно чертыхается. Ох, не к добру.

Косится на дверь, но та заблокирована. Это вам не развалюшки сельских парней, дребезжащие и самопроизвольно открывающиеся на ходу – здесь все создано для вашей, мать ее, безопасности!

- Слушаю, - мырлычет она, чувствуя, что ее молчание подозрительно затянулось.

- Правил не слишком много, хотя для тебя они могут показаться странными.

Джут пытается прикинуть, насколько далеко в ее сумочке завалился складной ножик.

- Первое, ты не будешь при мне ругаться матом и использовать все эти современные словечки. Весь этот сленг. Я такое не люблю. Это понятно?

Она кивает, но потом решает, что лучше обозначить свою понятливость голосом:

- Да.

- Второе, я хочу, чтобы ты хорошенько вымылась перед...

- Эй! Я чистая и ничем не болею! – возмущение рвется горлом.

- У тебя отвратительный парфюм. Воспользуешься моим мылом, - обрывает клиент.

Джут хочет ответить привычным «да пошел ты!», но что-то ее останавливает. Она предпочитает думать, что это сумма, которую этот чистоплюй обещает за ночь. Поэтому она обижается, но молчит.

- Третье, - невозмутимо продолжает клиент. – Когда все начнется – ты не будешь кричать.

- Многим наоборот нравится, когда я кричу, - усмехается Джут.

- Не мне.

- Разве тебе не нравится мой голос, красавчик?

- Дело не в этом.

- И что, мне вообще молчать? Ни единого звука? Стонать-то хоть можно?

- Постарайся не стонать, - он снова морщится. – Все-таки я плачу тебе немало.

- Договорились, красавчик, - цедит она сквозь напряженную улыбку.

- Четвертое, - говорит клиент, сворачивая на проселочную дорогу. – Ты не называешь меня красавчиком. И никем вообще. Единственно правильное обращение ко мне – «сэр».

Джут зажмуривается и стискивает кулаки. Ей страшно. Но она пытается убедить себя, что это все разыгравшаяся паранойя. Ей встречались клиенты с куда более экзотичными требованиями.

- Тебе все понятно?

- Да, сэр.

***

Джут молчит.

Она распялена в гинекологическом кресле старого образца. Ржавые подставки для ног царапают, но она этого почти не замечает. Без того кожа горит огнем. Особенно там, рядом с «распахнутым, словно цветок лоном», где клиент мазал горячим воском особенно щедро и тщательно. Хотя она ведь побрилась перед работой, хорошо побрилась! Хочется плакать от боли и обиды. И особенно от стыда. Чувства, которое, казалось бы, давно было забыто.

Но сейчас она лежит на кресле, зафиксированная жесткими ремнями. Распята, как лягушка на столе зоолога. Ослепляющая медицинская лампа светит прямо в промежность, оголяя окончательно. Джут невольно вспоминает свой первый поход к гинекологу, к старой, многое повидавшей на своем веку женщине с жесткими пальцами и старушечьим, брезгливо поджатым ртом. Кажется, тогда у нее тоже были косички – эти самые дурацкие тонкие косички с омерзительно-розовыми лентами, которые он заставил ее заплести.

Никогда раньше Джут не чувствовала себя настолько голой. Без косметики, без наращенных ногтей, которые он безжалостно сорвал (как же было больно, господи! тогда она впервые чуть не закричала), без лака на ногтях ног, без пирсинга.

Джут хочет плакать, но молчит.

Она смотрит на темные пятна, въевшиеся в бетонный стол под креслом. На мутные разводы на кафельной стене. На календарь с фотографиями горных пейзажей, висящий строго по центру этой стены. И на крошечные красные точки на странице. Крошечные красные брызги. Она внюхивается в тяжелый запах хлора и ей чудится, что она слышит за ним другие запахи – крови и мочи. Боли и смерти.

Клиент подходит все ближе. Трогает ее гладкие ноги кончиками затянутых в перчатки пальцев. Смотрит в глаза поверх медицинской маски. Этот взгляд завораживает.

- Ты хорошая девочка, Элли?

- Д-да, сэр, - выдыхает Джут. – Я надеюсь на это, сэр...

- Ты хорошая девочка, - кивает клиент и подходит совсем близко. – И ты не будешь кричать, моя Элли?

- Нет, сэр, - шепчет Джут.

Он поворачивает лампу, чтобы не загораживать путь свету собственным телом. Неторопливо возится с пряжкой ремня.

- Можешь закрыть глаза, Элли.

- Спасибо, сэр, - и она закрывает глаза.

Когда он вторгается в нее, Джут незаметно закусывает губу. Уговаривает себя, что это не больно. Говорит себе, что бывало и хуже, хотя не может вспомнить, когда. Она откидывается на кресле и пытается сосредоточиться на ощущении влаги, бегущей от глаз по вискам и попадающей в уши. Но она чувствует другую влагу – еще более горячую и от этого едва сдерживает стон. Но все-таки сдерживает. Сдерживает. Сдерживает.

- Ты хорошая девочка, Элли, - стонет клиент, кончая в презерватив. – Чудесная девочка.

Джут открывает глаза, но первые секунды ничего не видит – клиент уже выключил лампу. Она слышит, как шуршит его одежда, как щелкает стянутая с ладони перчатка. Он гладит Джут по щеке, а потом снимает маску и целует ее в лоб.

- Поспи, моя девочка. Скоро я приду снова.

Он уходит, но Джут старается плакать беззвучно.