Маркос, решивший еще заранее не экономить на таком и без того шикарном отдыхе, арендовал небольшую яхту на весь оставшийся день, чтобы посетить формально необитаемый маленький остров Лобос. Получив заранее на это разрешение, все с самого утра уже с нетерпением перед приключением собрались на борту белоснежной яхты, которую Ева успела сфотографировать со всех сторон, наблюдая при этом восторженные крики Карлы.

У Маркоса были права на вождение яхты еще с лет двадцати, когда они с Антонией только погружались в этот мир. Поэтому трудностей не должно было возникнуть. Ева, выбравшая сегодня очень простой образ в виде белоснежного длинного платья, распустила волосы, отдавая их под власть ветру и когда яхта двинулась от берега, Маркос не мог оторвать от нее взгляда.

Она была Афродитой, которая всматривалась в горизонт, стоя на носу яхты и пыталась удержать на голове соломенную шляпу. К ней подошел Мано, вглядываясь в воду.

— Ну что, готова вернуться на материковую Испанию? — спросил он.

— На самом деле — совсем нет. Здесь хорошо, особенно с вами всеми. Хочу предупредить, что по возвращению могу пропасть на какое-то время. Вы с Карлой не переживайте, со мной все будет хорошо.

— Сбежишь с Маркосом?

— Можно и так сказать. А еще, я хотела бы попросить вас дать нам момент для уединения. Мы остановимся посреди пути, чтобы поплавать, вы наслаждайтесь водой и будьте в корме, хорошо? — осторожно спросила Ева.

Мано сначала удивленно посмотрел на нее, а после рассмеялся и постучал по плечу.

— Не бойся, будет вам уединение сколько угодно. Я все понимаю.

Ева, немного покрасневшая, поблагодарила друга за понимание. Она хотела чего-то особенного с Маркосом, ведь внутри ощущала, что эти моменты для них станут в дальнейшем редкостью. Она искренне не хотела думать о скором возвращении домой, о работе Маркоса, о картеле... Беззаботность острова притягивала.

Они стремительно направлялись в сторону Фуэртевентуры, недалеко от которого находился крошечный заповедник Лобос. Белые паруса яхты развивались на ветру, стоял штиль и солнце сильно припекало. Ева пошла к Маркосу, который стоял за штурвалом и сосредоточенно всматривался в горизонт. Она подошла к нему сзади, обвивая руками талию и положила голову на плечо. Маркос был слишком напряжен и Ева хотела его расслабить.

— Давай сбросим якорь здесь, — прошептала она ему на ухо и после коснулась мочки губами.

Кожа Маркоса покрылась мурашками, он сжал штурвал.

— Зачем?

— Карла и Мано поплавают, а ты слишком напряжен...

— Давно не управлял яхтой, переживаю.

— Тебе нечего бояться.

Ева снова коснулась губами его уха, а следом спустила на шею. Маркос отключил мотор и сбросил якорь. На лице Евы появилась хитрая ухмылка. Отпустив штурвал, Маркос повернулся к девушке и поцеловал ее, запуская руку в густые волосы.

— Пошли позагораем, — сказала Ева, ведя Маркоса в носовую часть яхты.

Карла и Мано уже успели прыгнуть в манящую воду, от чего слышались звуки всплесков и громкий смех. Ева не обращала на это внимание. Они с Маркосом оказались на мягких молочного цвета матрасах. Яхта слабо колыхалась на поверхности воды. Пролетела чайка. Карла снова вскрикнула, явно вновь прыгая в воду.

Внутри Евы загорелся огонек от мысли, что они на виду у всего океана, а где-то в кормовой части были их друзья. Так близко, настолько, что сделать пару шагов было достаточно, чтобы увидеть двое счастливых людей, которые прямо сейчас обнимались. Ева хотела его. Здесь. Сейчас. Всегда.

Ее рука проскользила по его футболке, доходя до завязок на шортах. Маркос искоса глянул на девушку. Дернув за шнурочки, Ева усмехнулась и запустила руку под ткань. Маркос напрягся, когда рука Евы оказалась под нижним бельем и коснулась его. Движения девушкт были уверенными и плавными, Маркос поцеловал ее губы, ощущая, как предел возбуждения предательски быстро настигал его. Он остановил Еву и ухватив за талию, посадил себе на колени. Она не могла оторваться от его губ, а руки мужчины снимали ее желтый купальник.

Риск быть услышанными возбуждал ее. И когда Ева опустилась вниз, она не смогла сдержать стон в своих губах. Маркос сам задавал темп, сжимая ее ягодицы, а следом, осознав, что сдерживаться крайне сложно, решил помочь Еве, запустив руку под платье, которое деликатно прикрывало происходящее. Она была слишком возбуждена. Его пальцы заставили спину изогнуться назад. Ева устремила взгляд на голубое небо, когда ощутила растекшееся тепло по всему животу и спазмы, заставившие все тело дрожать.

Они оба тяжело дышали, прижимаясь к друг другу. Ева внезапно рассмеялась, чем сразу же привлекла внимание мужчины.

— Так близко к Мано и Карле мы еще... не спали с друг другом, — сказала она.

— Маленькая извращенка.

— И не отрицаю. От одной мысли, что я могу коснуться тебя в любую секунду накатывает такое возбуждение, что не описать словами. Я стала одержимой.

— Ева, это молодость. И она прекрасна, — сказал Маркос.

Девушка надела на себя купальник и села рядом.

— В твоем возрасте уже не так?

Маркос рассмеялся.

— Совсем не так, как когда мне было двадцать. Тогда я тоже думал, что сойду с ума от этих ощущений, совершал из-за них много ошибок.

— А я не считаю их ошибкой.

— Потому что ты в отношениях, у тебя есть только я, ты не прыгаешь от одной короткой юбки к другой. Не идешь в клуб, чтобы целенаправленно найти себе девушку, возможно только на одну ночь. Маркос из прошлого считал это нормой и при этом всегда держал в кармане пару таблеток экстази для веселья.

— И когда ты был молодым, тебя ничего не останавливало? Ничего не заставляло остепениться? — спросила Ева.

Она рассматривала линии на его левой ладони. Маркос усмехнулся.

— Останавливало. Знаешь, кто? Антония, когда мы были с ней в отношениях. Оба молодые, зеленые, такие наивные. Я ей купил кольцо, хотел сделать предложение. В таком раннем возрасте, подумай только... после этого подобное желание у меня не возникло, наверное, никогда более.

Никогда более...

Ева зацепилась за эти слова, будто ими Маркос сказал, что даже на секунду не задумывался о женитьбе на ней. Эти глупые мысли казались безумием, ведь она и сама понимала — сейчас рано, да и она не готова. Но вот эта часть с тревогой...

— Тебя это так травмировало. Это ужасно, — сказала Ева.

— Я просто перестал видеть смысл в бракосочетании. Формальность, которая может принести столько проблем.

Смех Карлы начал приближаться и друзья оказались в носовой части.

— Эй, мы уже устали, когда снова отчаливать собираемся? — спросила Карла, которая была вся мокрая, но счастливая и с улыбкой до ушей.

— Уже сейчас, — сказал Маркос и, чмокнув Еву в лоб, встал, снова уходя к штурвалу.

Ева прижала к груди колени и положила на них подбородок. Поток мыслей уже было не остановить. Какое замужество? Какая свадьба? Какой бред... ей восемнадцать, скоро идти в университет, начинать студенческую жизнь. Ей не до брака, хотя она так хотела сбежать...

Сбежать, тайно выйти замуж в платье из секонд хенда, держа в руках букет полевых цветов. А следом просто отправить маме и папе по почте фотографию, где они такие счастливые и уже муж и жена. Наивная романтика, но именно она казалась Еве правильной.

Две ее личности были совсем разными, но хотели одного — свободы.

* * *

Скалистые берега острова Лобос поднимались из воды, словно таинственные монстры, окруженные бирюзовой гладью океана. На нем царила тишина, нарушаемая лишь ветром и криками чаек, скользящих по небу. Суша напоминала иной мир, как и Тенерифе — вулканический ландшафт, окрашенный палитрой охры, терракоты и темного базальта. Эта земля для Евы сразу же показалась в чем-то суровой и одновременно завораживающей.

Пришвартовав яхту, все вышли на сушу. Узкие тропы вились среди кактусов и кустарников, зазывая их. Ева осторожно ступала по темному песку. Она была заколдована. В центре острова возвышался вулкан Монтанья-Ла-Кальдера, вершина которого следила за горизонтом, как охрана.

Прогулка успокаивала. Ева держалась за руку Маркоса, вертя головой в разные стороны, пока они наконец не достигли тихой лагуны с белоснежным песком. Время замерло вокруг них. Чувство полного единения с природой было настолько приятным, что Ева закрыла глаза. Она будто чувствовала дыхание этого острова. Ощущала, как вечность касалась настоящего.

Эта лагуна была только ее и Маркоса. Карла и Мано ушли к другой, наслаждаясь островом по-своему. Ева и Маркос сели на мягкий песок. Вода приятно шумела, а морской бриз приносил с собой запах водорослей и соли. Вокруг — безмолвие. Можно было услышать, как билось два сердца. В унисон.

— Вот бы переехать в такое дикое место, не видеть людей и наслаждаться друг другом, — сказала Ева.

— И тебе бы не стало скучно со мной?

— Вряд ли. Тем более, в любой момент можно сбежать...

Маркос тихо рассмеялся. Он так хотел поцеловать ее снова, ощутить этот родной вкус и погрузиться в бесконечность секунд только с ней. Маркос сам тянулся к ее губам. Вокруг были только чувства.

Силуэты двух людей на пляже, слившихся воедино на теплом песке, навеки останутся на берегах Лобоса. В его истории, записанной древними языками. Ева и Маркос влились в его ритм, коснулись сердца. Эту сцену могли рассказать только пернатые, рассекающие воздух над ними. Они слышали эти вздохи, они наблюдали за голыми телами. Эти существа теперь знали на одну тайну больше.

В те мгновения Ева для Маркоса значила намного больше. Это духовное единение было на другом уровне, на сакральном и особенном. Это был не секс, это был ритуал, в котором две души становились одним целым, горящим изнутри от любви. Они сидели полностью голые, их ноги были переплетены. Ни Маркос, ни Ева не могли перестать целоваться под шум волн.

Только спустя пять минут они встали, желая охладить свой пыл в воде. Наслаждаться каждой секундой — вот чего хотела Ева. Даже в рутине, которая их настигнет. Всю свою жизнь она видела сильную любовь матери и отца, такую, которая показывала — чувства существуют. И Ева мечтала влюбиться так же, ощутить бабочек в животе, о которых рассказывала Элина.

Все внутри нее трепетало от мысли, что она смогла найти своего человека.

Мано и Карла в это время ушли довольно далеко, наслаждаясь дикостью острова. Они больше молчали, будто боясь нарушить идиллию и баланс природы. Но на самом деле Карле хотелось многое сказать, в особенности то, что было связано с их отношениями.

— Каким ты видишь наше будущее? И есть ли оно? — спросила наконец Карла и Мано остановился.

Он сел на недалеко лежащий камень и тяжело вздохнул.

— Смотря чего ты хочешь на самом деле.

— Я даже не понимаю, вместе мы или просто... переспали на радостях, потому что прилетели на Тенерифе.

— Если ты хочешь моего ответа, то я желаю быть с тобой вместе, как пара и чтобы все, что произошло уехало вместе с нами на материк.

Карла усмехнулась и взяла Мано за руку.

— Я тоже этого хочу.

Мано притянул ее к себе и Карла села ему на колени. Парень поцеловал ее, будто закрепляя новый союз, созданный под палящим солнцем. Карла хотела бы отбросить свои мысли о том, что Мано открылся ей из-за Евы. Из-за того, что ощутил одиночество, пустоту, насмотревшись на любовь Маркоса и Евы. Она же выслушивала его часами, когда парень жаловался под бокал вина на свою боль. Почему-то в те моменты он не хотел ее целовать, а тем более быть с ней вместе.

— Я надеюсь, что ты мне не врешь насчет своих чувств, — сказала Карла, отстранившись от него.

— Что, вру? Зачем мне врать?

— А этого я не знаю, но если ты просто захотел заглушить мной свое одиночество — я тебя никогда за это не прощу.

Она дотронулась пальцем до его кончика носа и слезла с колен, продолжая уходить по тропе дальше. Мано сидел на камне еще несколько секунд, думая о словах Карлы. Заглушать одиночество? Он даже не думал впутывать в такое Карлу, ведь мог найти любую другую. Она была ему близка и он даже не думал делать ей больно.

Но не мог отрицать, что это чувство пустоты заставило его решительно действовать.

День закончился слишком быстро и, не дождавшись заката, все собрались на яхте. Вскоре у них был рейс домой. Ева с грустью смотрела на Лобос, который удалялся от них. Яркие эмоции тоже имеют свой конец. И Ева боялась этой ломки.

На Тенерифе они ощутили еще большую грусть и Маркос вспомнил, как много лет назад стоял с Антонией в аэропорту с билетами до Лиссабона. Тогда они сбегали от проблем после задержания Арне. Хотели отдалиться насколько это возможно. И сейчас он понимал, что придется уехать из Валенсии, снова прячась в маленьких городах. Побег за приключениями — это романтика, а вот побег от картеля — страшный кошмар.

Ева купила сувениры для родителей и Лусии. Маркос видел, как она пыталась скрывать грусть за постоянными шутками. Как нервно теребила волосы, ведь у нее было плохое предчувствие.

В самолете Ева вовсе уставилась в иллюминатор, боясь посмотреть в глаза Маркоса. Когда они взлетели, он услышал ее тихие всхлипы — она плакала. Повернув ее лицо к себе, Маркос вытер пальцем слезы.

— Эй, ты чего? — спросил он.

— Мне страшно возвращаться в Валенсию и отпускать тебя на работу. Я прячусь, а ты уязвим. Я так не могу.

— Милая, это же не навсегда. Все скоро закончится.

— А если все закончится твоей смертью?

Ее руки тряслись, а слезы без остановки стекали по щекам. Маркос обхватил руками ее лицо. Посмотрел глубоко в глаза.

— Я очень бдителен сейчас. Езжу на другом арендованном автомобиле, когда отправляюсь на работу. У нас повышенная охрана, все взволнованы не меньше тебя. Все наладится и я не умру, даже не думай об этом, — сказал максимально серьезно Маркос.

— Ты можешь считать меня тупой малолеткой, которая накрутила себя, но... я буквально вижу, как в тебя стреляют. Это невыносимо. Это катастрофа.

Ева была на грани истерики. Маркос достал пачку салфеток и попросил у стюардессы воды. Ева не знала, как остановиться, чтобы не выглядеть дурой окончательно. Тенерифе успокоил ее, но он — иллюзия. Реальность жестока и отвратительна.

О какой свадьбе она могла думать, когда на кону стоят их жизни и картель взрывает автомобили?

Маркос прижал ее к себе. Он понимал эти чувства и страхи. Не считал их чем-то неправильным и что они только из-за ее возраста. Любая бы испугалась. Любая бы переживала за своего любимого.

— Я хочу, чтобы ты уволился когда разберешься с картелем, — твердо сказала Ева.

— Я... постараюсь. Все наладится. Я тебя люблю.

— И я тебя.

Но тревогу не снимали даже эти слова, как и не убирали мерзкое предчувствие, от которого Еву тошнило.