•Глава 2•
Я вхожу в класс, и примерно девятнадцать пар глаз уже смотрят на меня, с тоской, и явным презрением. Моя новая классная руководительница этого не замечает (или не хочет замечать) и представляет меня:

– Ребята, с сегодняшнего дня вас тридцать девять. Это Сара Бернард, она приехала к нам из другой страны и будет учиться с нами. Прошу любить и жаловать, – Тут она повернулась ко мне. – Сара, можешь сесть куда захочешь.

Я беглым взглядом осмотрела класс. Деревянные двухместные парты, построенные в три ряда, сзади которых располагаются шкафы для верхней одежды, и полки, набитые книгами о столетнем звучащем искусстве, и повешенными чёрт знает как, портретами композиторов. Конечно, это же кабинет музыки. В прошлой школе было лучше.

Определённо.

Я быстро подошла, и села на пустое место, за третью парту, рядом с какой–то рыжей девчонкой.
Она искоса посмотрела на меня, но ничего не сказала. Наш ряд был возле окна, поэтому она тупо отвернулась.

Весь учебный день со мной никто так и не заговорил. Уже после уроков, по дороге домой ,я заметила тройку своих одноклассниц. Они шли медленно и растянулись почти на всю дорогу, так что мне пришлось плестись сзади них. Они о чём–то разговаривали, а я не могла уловить суть их разговора. Я шла за ними почти в упор, и наконец одна из них обернулась ко мне:

– Что тебе, рабыня, от нас надо?

Я немного опешила:

– Это кто тут ещё рабыня?

Троица засмеялась.

–Тот, кто чернокожий. – сказала другая и прыснула. – Вы ещё и надменные такие стали, а раньше у ног наших поклонялись.

– Времена меняются. И порядки тоже. – процедила я сквозь зубы, сузив глаза. – И если сейчас кое–кто не заткнётся, то будет сам лежать у ног, – я не замечаю, как мы останавливаемся.

Девки с подозрением смотрят на меня, я же просто хочу провалиться сквозь землю. Вдруг сзади раздаётся голос:

– Не хило тебе от Лилит попадёт... – оборачиваюсь. В нескольких шагах от меня стоит черноволосая девушка, с мелкими, частыми веснушками на всём лице и теле.

Она смотрит рассерженно и раздражённо, словно я наступила ей на белые кроссовки или разлила кофе на белоснежную блузку. И хищно, словно волк в предвкушении ужина, улыбается. По лицу её проходит странная, но пугающая меня тень.

Я давлю ком в горле и, подняв подбородок кверху, спрашиваю:

– А кто такая Лилит? – хорошо, что голос не задрожал.

Веснушчатая усмехается. Я отворачиваюсь. Девушки подходят ко мне ближе, почти вплотную. Боже, да они все здесь выше меня на голову, точно! Я отхожу назад, но упираюсь спиной в забор какого–то дома. Тем временем меня уже окружают, и начинают перекидываться взглядами.

Вдруг меня толкают в бок, и я падаю на дорогу, не успев ни за что схватиться. Я ударяюсь головой, в ушах звон. Начинаю мало что понимать и видеть. Кто–то пинает меня в живот. Я кряхтя, пытаюсь встать, но меня опять пинают, и вновь ударяюсь головой. Ползу побыстрее назад, в ушах, словно отдалённо, слышу их смех. Тут же, меня кто–то берёт сзади за майку, и куда–то тащит. Тем временем другие смеются, и умудряются пинать меня в живот, при этом слишком грязно, для девушек, матерясь и смеясь. Я только и слышала смех и оскорбления со всех сторон, потирая руками лицо, пытаясь что–либо разобрать. Наконец меня отпускают, и я протираю глаза. В нос пробивается сильный запах сырости и мусора. Похоже, эти дуры затащили меня в какой–нибудь тёмный переулок, либо мы находимся где–то у свалки. Какая–то комедия, американская, что ж сказать.

Я медленно сажусь, и ура, не получаю пинок в живот. Часто моргаю, но не могу восстановить зрение, поэтому тупо смотрю в разноцветное расплывчатое пятно, распластавшееся у меня перед глазами.

– Почему ты не сопротивляешься? – спрашивает меня кто–то незнакомый.

– А зачем? – спрашиваю я, не очень удивляясь. – Зачем мне сопротивляться, если меня всё равно изобьют, или оскорбят? Отвечать на негатив – получать ещё больший негатив.

– Отвечать на негатив, сопротивляться – показывать то, что ты не жалок, что ты не терпишь свинское отношение, показывать то, что ты человек. Даже если ты будешь визжать и сопротивляться, а в ответ получишь очередной удар и смех, ты можешь точно знать, что ты на что–то способен. А ты жалка для нас. – По–моему, это говорит веснушчатая. Кажется, её зовут Кэролайн. Это последнее, о чём я успеваю подумать – дальше меня ударяют чем–то тяжёлым и холодным по голове, и я погружаюсь во мрак.