Завтра настало даже быстрее, чем мне думалось. Торжественный ужин по окончании второго испытания отменили по той простой причине, что япувонка так и не вернулась к назначенному времени.

Джису вышла, а вот Чеен со своим отважным самураем-охранником как сквозь землю провалилась. На их поиски были тут же отправлены прочесывать лес стражники замка.

- А конкуренток все меньше, - поделилась со мной мнением Соми перед самым сном. Вид принцесса имела крайне довольный. - Такими темпами я точно выиграю.

- Я бы не сильно радовалась на данном этапе, - охладила я ее пыл. - Если, не приведи случай, с япувонкой случилось что-то страшное, разразится международный скандал. Ее отец может объявить войну Англикании, и тогда выиграть супружество с Тэхеном - это сомнительное везение.

- Ерунда, - отмахнулась принцесса. - У англикан огромный флот, у моего отца тоже. Никакие япувошки к нам не полезут.

- Возможно, - с сомнением протянула я, помня о традиции япувонцев мстить врагам за своего хозяина. На этом наш разговор был окончен.

А утром я проснулась с полным предвкушением встречи с Велье.

Когда я видела его в последний раз? На похоронах отца - лорда Кима. Анри Велье был его другом, а после еще и должником. Отец рассказывал, что как-то Велье попал в крупные неприятности при дворе Леопольда и мастеру пришлось срочно покинуть Франциссию. Впрочем, никакой опалы со стороны короля не последовало, но на родину Велье возвращаться не захотел, лишь изредка навещал очень пожилую мать.

На похоронах отца художник подошел ко мне и сказал, что не успел отдать ему долг, но теперь обязательно поможет мне. И я знала, что так и будет, Велье внушал доверие даже моей подозрительной натуре. Хотя при жизни отец всегда говорил, что мастер кистей - личность очень творческая, иногда даже чересчур не от мира нашего.

А в нынешних условиях, когда даже родному королю я доверять не могла, старый художник казался куда более верным соратником, чем мифический связной, который работал во дворце англикан, но которого я так ни разу и не увидела.

В общем, пополудни увидев Велье с тремя помощниками, я была несказанно рада.

За годы, что мы не встречались, казалось, он ни капли не постарел, разве что на глазах появились очки в тонкой оправе.

- Графиня Лестрейдская, - поприветствовал он, делая легкий поклон в мою сторону. - Вы все краше и краше!

- Господин Велье, - улыбнулась я, наблюдая краем глаза, как в комнату, где я обосновалась, один за другим вносят сундуки.

- Аккуратнее, бестолочи! - прикрикнул на одного из слуг мастер. - Внутри материалы для работы. Если что-то повредите, останетесь без жалования.

Три сундука опустились на пушистый ковер, а вот открыл Велье только один, достал оттуда складной мольберт, небольшой холст и грифель для наброска.

- Не будем же тянуть, - произнес он, кивая мне на окно. - Приступим к работе. Встаньте ближе к занавесям, ваша светлость.

Велье сощурился, примеряясь к только одному ему известным параметрам, и кивнул, а затем нежно погладил уголок холста и коснулся грифелем бумаги...

Казалось, в его руках предмет запел тихую шуршащую песню, похожую на колыбельную сверчка.

Первые полчаса я мужественно позировала, честно старалась не шевелиться и если честно, то не очень понимала, зачем Велье меня и в самом деле рисует. Конечно, логично, что он попал во дворец по выдуманному поводу, и тем не менее сейчас в комнате кроме нас двоих никого не оставалось, а для отвода глаз было бы достаточно и простого карандашного наброска.

- Я хотела спросить... - заговорила через какое-то время я, но Анри хмуро взглянул на меня из-за холста.

- Потом, не шевелитесь. И голову выше, чтобы свет падал лучше.

И опять я притихла, вторая попытка случилась через час.

- Зачем вы меня рисуете? - все же озвучила я интересовавший вопрос. - Это ведь ни к чему.

Брови художника поднялись вверх.

- Разве? - ответил он вопросом на вопрос.

- Должно быть, я неверно сформулировала. - Я чуть пожевала губы, подбирая слова. - Понимаете ли, господин Велье, ваше стремление нарисовать мой портрет привлекло ненужное внимание со стороны очень знатных господ. Как-никак раньше вы славились портретами мертвецов и принципами, отказывали живым. И вот вы рисуете меня...

- Вас? - Анри отложил грифель на подставку мольберта. - Подойдите ближе, хочу, чтобы вы убедились: я никогда не изменяю своим правилам.

Неприятный холодок пробежался по коже. Будь я умнее, наверное, выпрыгнула бы в окно со страху, потому что фразу художника проще всего было воспринимать угрозой. Но я двинулась к мольберту.

- Все мужчины в роду Велье были художниками, вот уже на протяжении тысячи лет мы рисуем умерших людей, будто живых. Так, что не отличишь, - тихо произнес он. - Это дар, доставшийся мне от моего пра-пра-пра... К слову, меня даже назвали в его честь. Анри Велье.

До холста, возле которого замер мужчина, оставалось несколько метров, но преодолеть их было слишком сложно - будто незримая сила удерживала от взгляда на полотно. И все же я сделала последние шаги.

- Я долго не знал, под каким предлогом попасть во дворец не просто к кому-то, а именно к вам, ваша светлость. Пока меня не осенило, будто знамение свыше: я должен нарисовать Дженни Ким... - договорил он. - Это желание было сильнее меня.

Перед Велье на выбеленном холсте красовался портрет, точнее, набросок, но уже слишком отчетливый, чтобы понять - девушка на рисунке не была мной. С черными волосами и темными глазами, более угловатой фигурой и низкими плечами. Она стояла у окна в том же платье, в котором сейчас была я, но лицо...

- Это не я... - Мой голос раздался хрипло и болезненно.

- Это Дженни Ким, - задумчиво произнес Велье. - Такая, какой она могла бы быть сейчас...

Я резко обернулась и уставилась в лицо художника, в его пронизывающие до самой глубины души глаза. И даже очки не скрывали той странной силы, будто видящей мою суть, которая таилась внутри.

- Вы маг?! - ужаснулась я догадке.

- Тсс! - Велье поднес к губам палец. - Не нужно об этом так громко кричать. А почему, вы думали, мне пришлось уехать из Францисии, пока об этом не узнал король? Он не любит таких, как я...

- Король не любит шарлатанов, - поправила я.

- Слишком тонка грань слабого дара - и обманщика, - улыбнулся Велье. - Я был уже немолод, когда проснулся дар, и предпочел не рисковать. В моем возрасте ценишь тишину, покой и пыль на бумаге. А в Англикании необычная, вкусно пахнущая пыль.

- Но зачем вы все это мне рассказываете? - понизив голос до едва слышного шепота, спросила я, все еще нервно косясь на девушку на портрете.

Как живая... Она даже смотрела на меня таким глубоким взглядом, будто обвиняла, что я украла ее жизнь. Но я ведь и сама до вчерашнего дня ничего не подозревала...

Тогда откуда эти гадкие мурашки по спине и чувство вины?

- Я говорю это потому, что помню тебя совсем маленькой девочкой, видел, как твой отец воспитывал тебя и знаю, что Грем тебя очень любил.

Имя моего отца резануло слух: лорда Кима редко кто называл по имени.

- Я не знаю, кто подменил вас в самом детстве, - продолжил Велье и ткнул в бумагу. - Но сейчас я нутром чую, что Дженни Ким умерла двадцать пять лет назад, а ты взяла ее имя, позже став графиней Лестрейдской... И ты другая, чем-то похожая на меня.

- Что значит другая? Что вы имеете в виду? - пыталась понять я, и мой голос прозвучал громче, чем нужно.

Велье вздрогнул, а после схватил меня за предплечья и, придвинув к себе, в самое лицо торопливо зашептал:

- Не возвращайся во Франциссию. Это опасно. Останься в Англикании, тут безопасно для таких, как мы. Грем бы не хотел подвергать тебя опасности!

- Откуда вы знаете? - Дернувшись, я попыталась освободиться, но руки старого художника оказались неожиданно сильными. - Да и не мой он отец. Вы же сами догадались про это, раз смерть Дженни для вас очевидный факт.

- Он любил тебя и вырастил. Тебя, а не ее, - с нажимом произнес Велье и ткнул в холст. - И я не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь предупредить тебя.

- Предупредить о чем?

- О даре. Неужели ты не ощущаешь его? - Он еще раз тряхнул меня за плечи и тут же выпустил, отступая на шаг назад.

Велье только что назвал меня магом, а я стояла и смотрела на него - будто передо мной только что взорвалась бомба, которая оглушила и контузила. Все было похоже на глупую шутку, хотя бы уже потому, что я в себе не ощущала ничего нового. Никакого дара.

Может, художник просто сошел с ума и бредит?

Но я видела своими глазами портрет Дженни и не могла не верить его словам... Все сходилось.

Неожиданно раздался стук в дверь, створки распахнулись и, не дожидаясь разрешения, в комнату вошла королева-мать Лизавета, собственной персоной и со свитой.

Все, что я успела, это загородила портрет Дженни Ким спиной.

- Ваше величество... - Я и Велье склонились перед королевой.

Лизавета обвела меня взглядом, чуть морща нос (плохой знак), и уставилась на мастера.

- Господин Велье, - с небрежностью обронила она. - Мне доложили, что вы в замке...

- Да, ваше величество, - ответил он.

Отрицать очевидный факт было глупо.

- И вы рисуете ее светлость графиню Лестрейдскую, - продолжила королева. - Может, поясните, с чего бы такое исключение?

Я сжала челюсти и опустила глаза. Королева говорила так, будто я не стояла от нее в нескольких метрах - видимо, факт написания моего портрета оскорбил ее до глубины души.

- Ваше величество, - начал Велье, мельком взглянув на меня и прося подыграть. - Этот портрет - предсмертное желание отца миледи. Как известно, при жизни он был моим другом, и я обещал ему. Однако по политическим причинам мне пришлось покинуть родину, и я не сумел сразу выполнить обязательства...

- Не продолжайте, - остановила жестом королева. - Не хочу слышать оправданий. Если вы нарисовали одного живого человека, хочу, чтобы и ради моего портрета сделали исключение. Отказы не принимаются.

- Но... - попытался возразить Велье.

Однако Лизавета даже слышать ничего не желала, зато решительно сделала шаг вперед.

- Покажите, я хочу взглянуть на портрет девушки, - заявила она, и мы с Велье синхронно, не сговариваясь, сомкнули плечи, загораживая ей обзор.

- Ваше величество, - заговорила я, нутром ощущая, что не мое лицо на портрете вызовет вопросы. - Если позволите сказать... но набросок не получился.

- Графиня права, - закивал Анри. - Мое зрение стало слабым, и я допустил оплошности...

- Ерунда, отойдите. - Наше поведение явно раздражало королеву-мать, а открыто не повиноваться ей было попросту опасно.

Пришлось сделать шаг в сторону и зажмуриться...

- И вправду... отвратительно! - нахмурившись, произнесла англиканка, склонясь впритык к холсту и требовательно протягивая ладонь кому-то из свиты. - Мое пенсне!

Ей тут же вложили окуляры, которые королева водрузила на нос и принялась придирчиво осматривать работу.

- Господин Велье, я была уверена, что вы работаете аккуратнее, - наконец выпрямляясь, заявила она и отдала очки обратно слугам. - Поставить такое пятно...

- Я... - начал художник и только после этого сам взглянул на холст.

Собственно, я тоже разглядывала его с удивлением. От наброска остались лишь смутные разводы. Угольные линии потекли и размазались, словно на них вылили стакан воды - особенно в районе лица нарисованной Дженни. Различимыми оставались лишь некоторые элементы платья и пейзаж за окном.

- Я же говорил, - на ходу ища оправдания, горестно заявил Анри. - Портреты живых - не моя сильная сторона. Теперь вы сами можете в этом убедиться, ваше величество.

- Мм-м, - сжала губы в тонкую полоску монархиня. - Пожалуй, я откажусь от портрета...

Весь вид ее излучал крайнюю разочарованность, а мой - озадаченность, потому что я не понимала, откуда взялось водяное пятно. Наверное, Велье это сделал магией, никак иначе.

Когда королева ушла, я буквально подлетела к другу отца.

- Как вы это сделали?

- Я?! - удивился он. - Нет, милая. Я ничего не делал, мой дар рисовать, а не портить изображения... Это сделала ты, то бишь вы, графиня. Что-то связанное с водой, подумайте об этом.

Вода... вода... при этом слове у меня не возникало никаких ассоциаций, кроме моря, кораблей, путешествий. Ну разве что одна деталь смутно всплывала в памяти - прогулка на лодке с отцом, мое падение в озеро и красиво расплывающиеся воланы платья...

- У меня болит голова, простите. - Я потерла и вправду начинающие ломить виски и села в свободное кресло.

Велье пристально посмотрел на меня, подошел к мольберту и снял с него испорченный холст.

- Тогда я должен уйти.

Художник сложил все свои вещи в один из сундуков, вызвал слугу из коридора и покинул мою комнату.

Еще два ящика, принесенные им, так и остались стоять нетронутыми, но даже это меня не радовало... Теперь все мои мысли занимала новая загадка.