Софи:

Проснулась я всё в той же Марининой квартире, в её комнате, укрытая колючим пледом. От вчерашнего вечера остались лишь смутные обрывки. Единственное , о чём я помню, так это то, как разозлённый Алик меня со всей дури тряс. Попытки вспомнить что-то большее вызывали лишь жуткую головную боль.

Тяжело двигаться. Ощущение, что я вообще сегодня не спала. Стряхиваю с себя покрывало, и вожу руками по кровати, ища телефон. Не помню, где его оставила, но надеюсь, что где-то здесь. С каждым движением мне всё больше и больше хотелось отправиться обратно в сон, в спине что-то хрустело, а в плечах была сильная ноющая боль.

Я прекратила свои тщетные поиски, и обратила внимание на свои руки. Оба плеча были покрыты ужасными синяками. Синими с проблеском фиолетового. Жуть как больно.

Пока я любовалась своими руками, в комнату кто-то вошёл, громко распахнув дверь. Ну, может не так громко, как мне показалось, но боль в висках от этого понимания не становится легче.

Даже не смотрю, кто это.

— Эй, Софи, ты в порядке? — осторожно спрашивает Марина, а я резко зажмуриваюсь от нового звука.

— Можешь тише? — говорю я шёпотом, и валюсь обратно на подушку. Подруга замолкает, но теперь я отчётливо слышу, как она тяжело дышит через рот, что создаёт неприятный гул в ушах.

— Мне не нравится, как ты дышишь, — недовольно шепчу я и переворачиваюсь на другой бок, на что Марина издаёт сдержанный смешок.

— Я принесу тебе от головы, — говорит она и выходит, не закрыв за собой дверь.

***

В это утро в квартире оказалось пусто и чисто. После небольшого завтрака в виде бутербродов с колбасой и чая, Марина решила меня проводить до дома.

— Я уже не помню... Твои родители же в командировке сейчас, верно?

— Ага, — беспечно пожимает плечами она.

Умываясь, я вновь наткнулась взглядом в зеркале на свои огромные синяки, и внутри всё сразу похолодело. Мне кажется, или они всё сильнее заплывают?

— Соф, ты случайно не искала свой телефон? — врывается в комнату подруга, и я молниеносно набрасываю на себя полотенце, что висело на одном из крючков.

— Д-да. Где он был?

— Среди складок дивана валялся. И, видимо, он разряжен, — она с недоверием посмотрела на полотенце. — Что случилось? Ты облилась?

— Нет, мне холодно, — и, сдерживая ком в горле, немного грубо добавляю. — Выйди.

Марина лишь наигранно пожимает плевами. Видела ли она на мне эти синяки? Всё может быть, но надеюсь, что нет.

                     ***

На улице оказалось очень свежо и прохладно. Видимо, всю ночь лил дождь. Моя чёрная кожанка совсем меня не спасала от холода, а джинсы с небольшими подкатами то и дело пропускали под себя холодный ветер, поэтому идя, я то и дело ёжилась от холода.

— Что-нибудь помнишь из вчерашнего? — спрашивает Марина, а в моё поле зрения попадает кофейный ларёк.

— Почти ничего, — говорю я, уже направляясь туда. — У тебя есть что-нибудь из мелочи?

— Есть, и не только мелочи, — она достаёт из кармана своего пуховика приторно-розовенький кошелёк, и машет им у меня перед лицом. — Что хочешь купить?

— Мне надо Срочно. Глотнуть. Кофе. — говорю я обрывисто, так как замечаю на горизонте Алика. Колени сразу же сводит в сторону, а в голову больно возвращается вчерашний вечер.

— Что такое? Ты будто приведение увидела... — Марина не замечает его. И не надо.

— Всё в порядке, — я ровно выгибаю спину, и наконец встаю в очередь, с таким видом, что никакого Алика и в жизни не видела. Вроде, он меня и не заметил. Свободно выдыхаю.

— А что ты именно помнишь? — продолжает подруга наш оборвавшийся диалог, убирая светлую прядь своих волос за ухо. Голубоглазая блондинка в розовом пуховике — Что может быть приторней?

— Теперь уже всё, — говорю я, когда наступает наша очередь. На немой вопрос подруги не отвечаю. — Ты что-нибудь будешь?

— Нет.

— Мне один капучино, пожалуйста, — говорю я, повернувшись к милой девушке за окошком ларька.

***
Олег:

«Ты ничего не видел, ты ничего не видел. Успокойся».

Я спокойно гуляю по парку, что раскидывает свои уютные просторы на пути к моему дому, и вдруг вижу Софи. В голову моментально приходит желание подойти и дать ей затрещину, но я мысленно успокаиваю себя. Да ладно тебе, Алик, пусть это воскресенье будет твоим спокойным днём.

Я всё продолжаю мысленно уговаривать себя успокоиться, пока один из моих недавно заведённо знакомых продолжает о чём-то болтать, даже не обращая внимания на то, что я его не слушаю.

— Слушай, Кир, давай потом поговорим? — я отхожу от него не дожидаясь ответа, и практически вплотную подхожу сзади к Софи, что в это время платила за заказ. На таком расстоянии я отлично видел то, как она дрожит, и не сдержал ехидной ухмылки. Почему мне так смешно?

Когда Софи слышит мой сдержанный смешок, вся дополнительная мелочь выпадает у неё из дрожащих рук, и катится по асфальту. Она тут же опускается на колени собирать её, а я сажусь на корточки.

— Я помогу, — стоящая рядом Марина в шоке. Софи не поднимает головы — боится столкнуться взглядами. А я снова усмехаюсь, собирая монетки, и слыша (уф, не померещилось ли мне?) громкий стук её сердца.

И вот, монетки собраны. Сейчас мне надо переложить монетки в ладошку своей бывшей подруге детства, что теперь меня боится, так как я горю к ней ненавистью, и рядом с ней мне хочется всё крушить, ломать и бить. Мило, не правда ли?

И вот, Софи уже складывает свои ладошки лодочкой, подносит с мелкой дрожью ко мне, а я уже собираюсь ей отдать собранное.

Но за секунду до того, как я собираюсь это сделать, она убегает. Срывается и убегает.
Не забрав свой кофе, оставив Марину, меня. Снова выронив все деньги.

Я не бегу за ней. Зачем? Пусть побегает — худее станет, а доза адреналина ещё никому не повредила (вроде).

Встаю, и легонько оттолкнув Марину от прилавка, с натянутой улыбкой говорю:

— Мне один латте, пожалуйста.

                      ***

— Я сам себе друг.

Вот уже минут как пять я стою на крыше одной из многоэтажек, и раз за разом повторяю эту фразу, словно пробуя каждое слово на вкус. Лишь бы тишина не оглушала.

— Я сам себе друг.

Почему я здесь? Просто. Наш мир такой огроменный, и земля по сравнению с ним — ничто. А ведь ещё говорят «Мир тесен»...

Вспоминаю один из наших с Софи вечеров в деревне. Тогда на пару дней приехал её отец, а вместе с ним и Стив. Стив — это огромный телескоп, через который мы всю ночь смотрели на луну и звёзды. И на Марс. И на Венеру.

Стиву придумала имя бабушка Софи — Лиза. Мы же в то время выбирали между Кристофером и Моисеем. Спорили, если быть точным.

— Это Стив Джобс, и точка, — сказала с серьёзным видом Елизавета, а после рассмеялась вместе с нами.

— Я сам себе друг.

Я больше не её звёздный друг, мне не нужны теперь друзья. Все люди, находящиеся со мной, утратили свой смысл в моей жизни. Я не хочу больше всё это переживать. К чёрту всё, к Софи. Какой смысл теперь есть в близости с кем-то, если твой лучший друг детства предал тебя, чуть не убил?

Уже скоро я начну истошно орать, во всю глотку, во всю силу. Буду стоять по середине крыши и кричать. Но никто не придёт, не услышит.

— Я сам себе друг!

Буду орать и орать. Ходить по кругу самого края, нервно оборачиваться, паранойя. Стану внимательно следить за машинами на дорогах, что с высоты этажей будут казаться игрушечными.

А потом успокоюсь. Сяду на самый край крыши, свесив ноги, и ещё долго буду смотреть в пустоту, смотря на копошащиеся фигурки людей.