♫ Celine Dion - Because You Loved Me

На белый шарф стекает кровь из разбитой губы, расходящейся раной при каждом слове, Юнги сверкает глазами, Чимин виновато отворачивается и признаваться не хочет.

- Чимин!
- Ты что, хочешь, чтобы я тебя за ручку отвел и показал, кто обидел?
- Именно!
- Нет!
- Чими-ин!
- Нет!

Юнги бесится, как зверь, потому что у рыжего еще и на щеке ушиб, и доску отобрали. Как в школе блин, поймали на улице и отобрали. А Чимин, как в той же школе, получил по роже и отдал, а жаловаться гордость не дает.

- Ты вот скажи мне, как так вышло, что ты не боишься быть битым, но сам так и не научился сдачи давать?
- Не захотел и не научился! - Чим фыркает, потому что большая снежинка садится прямо на нос, и стирает оставшуюся от нее каплю рукавом.
- А кататься теперь на заднице будешь?
- Куплю новый борд.
- А завтра опять отнимут - опять купишь? Ты понимаешь, что таких идиотов надо раз проучить, чтоб больше не лезли?
- Что ты из меня ребенка делаешь!
- Пак Чимин, я сейчас получу имена этих смертников, или будешь на работу со мной за ручку ходить!

Таким голосом когда Юнги начинает говорить, с ним лучше не спорить, а еще лучше бежать. А уж когда полным именем к тому же - вообще сто цельсиев, спасайся, кто может, поэтому Чим сдается, выдает допросу с пристрастием явки и пароли, и послушно идет сидеть в кафе до возвращения хена.
Юнги довольно быстро находит местную в районе небольшую снежную горку, сразу узнает борд Чима мятного цвета, и им же и нахлобучивает незадачливых похитителей, не сразу сообразивших, за что их бьют.

- Еще раз троньте его! - выдает на прощание, - Пожалеете.
- А ты кто вообще такой?
- Тот, кто будет ломать тебе пальцы по одному за каждый синяк на Чимине. Усек? Не слышу!
- Да...
- И всех касается! Кто не ссыкло, выходи и предъяви один на один, а бить толпой одного - да вы чмошники вообще.

- Ты должен научиться драться.
- Не буду.
- Чимин!
- Не буду, и все.

Доска укоризненно смотрит на рыжего из-под стола кафе, кофе обжигает рану, но упрямства не убавляется.

- У тебя сил в руках больше чем у меня в два раза!
- И что?
- Самому не обидно?

Рыжий вздыхает и закидывает в рот кусок пироженки.

- У меня для этого был Тэхен. Мне просто незачем было.
- А теперь у тебя есть я, но это не поможет, когда тебя снова будут бить на улице.
- А я, может, мазохист.
- Да что ты? - вскидывает бровь Юнги и смотрит так, что рыжий тут же краснеет до ушей, - Не заметил я как-то. Покажешь?
- Да ну тебя!
- Ты доел?
- А что?
- Пойдем-ка домой.
- Чего так срочно?
- Нужно раны обработать.

Какие раны обработать нужно было Юнги, Чимин понял, только когда дверь за ними в квартиру закрылась, и прохладные губы вжались в чимовы в полумраке. Язык мягко зализывал ранку, собирая кровь, и неприятное подергивание болью вкупе с дурманом миновой ласки закружило голову.
Юнги всегда так делает. Он не говорит - пошли в кровать, или там - эй, детка, ты меня заводишь, он каждый раз все делает так, что Чимин до последней секунды не подозревает, что зверь начал на него охоту, с самым невозмутимым лицом дожидаясь удобного момента. Как у него это получается - непонятно, но эти внезапные нападения с поцелуями Чим просто обожал, и каждый раз пытался угадать, когда следующее.
Что еще ему нравилось - Юнги никогда не распускал руки, пока не убеждался, что Чим уже сам этого хочет. Вот и сейчас он только держит одну руку на его спине, другую на затылке, целует и ждет. Ждет первого судорожного выдоха, который сдаст Чимина с потрохами и пробъет ему билетик в ближайшие полчаса блаженства в ласковых руках.
А потом обязательно вопрос:

- Ты хочешь, Рыжик?

Конечно же, Рыжик хочет, дурак бы только не захотел этого галантного самца, который хитро и гипнотически подбирается к жертве, и проворачивает все так, будто она сама всем руководит и все лишь с ее разрешения. То еще мастерство, Чимин давно просек это, но менее интересно не стало. Да и кому надоест, когда тебя в первую очередь любят, потом уважают, а уж потом имеют?

- Подожди секунду, малыш.

Юнги уходит вглубь квартиры, не включая свет, Чим падает задницей на тумбочку под вешалкой и пытается отдышаться. Хорошо-то как, блин, и спешить совсем некуда, и Юнги, как всегда, такой потрясный, от него веет внутренней силой, Чим вдыхает ее при каждом поцелуе, у нее вкус морозного дня и хрустящего снега, губы всегда чуть холодные, а выдохи тихие, как утро в ледниках, и Чим не может избавиться от этих ассоциаций, всплывающих в сознании каждый раз, потому что прошло четыре месяца, а у него каждый раз, как в первый, и это дорогого стоит.
Юнги возвращается со смазкой, садится перед Чимином на корточки и целует колени.

- Как дела?
- Уже соскучился, - Улыбается в темноту Чим.
- Прости, я исправлюсь.
- Ты хочешь прямо здесь?
- Пойдем, куда скажешь, малыш.
- Я не против.

Куртки пахнут каждая разным парфюмом, Чим в них заблудился, ерзая лбом по стене, а они висят себе на вешалке и молча подсматривают, как руки стягивают с задницы джинсы, как пальцы смазывают, а потом легкие поцелуи сзади в шею и тихие стоны двоих в темноте прихожей, плавные скользящие движения, Чимин выгибается им навстречу, чувствует руки поверх своих, лежащих на стене, чувствует в себе Юнги, ощущает его грудь спиной и губы на плечах, зовет по имени чуть слышно, а Мин отвечает и глубже погружается, заставляя трепетать изнутри, и ничего лишнего, никакой ненужной пошлости, честные слова из сердца, заботливые руки по коже, и, наверное, поэтому так хорошо, ведь можно целиком доверять, а значит не отвлекаться на сомнения, и Чимин снова с придыханием выплевывает имя Юнги на излете удовольствия, а он догоняет его, крепко держа ладонями бедра.

Неожиданный звонок в дверь заставляет обоих подпрыгнуть на месте в тот момент, когда почти натянули обратно спущенные штаны. Юнги спрашивает в темноте, оделся ли Чим, и открывает дверь, щурясь от света из подьезда. На пороге стоят Тэхен и Чонгук.

- Приветули! Вы спите, что ли?
- Кажется, нет... - лыбится Чонгук, заглядывая Мину через плечо на раскрасневшегося Чима.
- Вот нашли же время припереться, - бурчит Юнги, пропуская их внутрь и увлекая рыжего в сторону ванной.
- Вы что, прямо тут были? - Тэхен включает свет в прихожей и ошалело осматривает сброшенные с вешалки куртки и разбросанную обувь, которую Чим растолкал ногами в процессе.
- Еще слово - и кляп вставлю. - Предупреждает Юнги, закрывая за еще больше покрасневшим Чимином дверь ванной.
- Ну даете, - шепчет Чонгук, улыбаясь, - До кровати невтерпеж было?
- Если бы я дотерпел до кровати, вы бы нас обломали на самом интересном, - шепчет в ответ Юнги и смеется.
- Мне, значит, кляп, а Чонгуку можно? - тихо возмущается Тэхен, падая на диван.
- Ты соображалку иногда включай, Ким, когда можно орать, а когда какой-нибудь Чимин стремается от этого! - отвечает Юнги, - Самому приятно было бы?
- Да пофигу вообще.

Юнги смотрит умоляюще на Чонгука, но тот взглядом подтверждает, что да, Тэхену реально такие вещи пофигу. Засранец, че поделать.

- А Чиму не пофигу! Так что завали хлеборезку!
- Штаны хоть застегни, рыцарь, - смеется Тэхен и уворачивается от летящей в него диванной подушки, - А то сбруя упадет в неожиданный момент.
- Чонгук, как ты его терпишь?
- Он трахается, как бог!

Юнги смеривает дылду взглядом, получая в ответ наглый и довольный от «бога траха», и переспрашивает:

- Ты точно о нем?
- Точно, точно. - Смеется Чонгук.
- Надеюсь, его мерзопакостный рот так же неутомим в деле, как и в трёпе, а то как-то беспонтово.
- Да уж не сомневайся, - лыбится Тэхен, щелкая пультом каналы.

Оставив Кима пялиться в телевизор, они вышли на балкон, чтобы дать Чиму возможность переодеться спокойно. Юнги закурил, смачно затянулся и поежился от холода.

- Хоби зовет нас в гости, - Говорит Чон.
- Когда?
- Сегодня. Мы поэтому и зашли.
- Позвонили бы просто.
- Да уж, - хмыкает Чон, - Пожалуй, в следующий раз так и сделаю.
- Напомни мне захватить подарок.
- Ты помнишь, да?
- Конечно, помню. День рождения матери моей крестницы, ничего себе.
- Жизнь нечестно обделила тебя семьей, хен. Ты хороший человек. Я бы хотел такого брата.
- Чем тебе твой плох?
- Неплох. Но и ты был бы отличным братом.
- Вот он я. Пользуйся.
- Смотри, не отстану ведь.
- Лишь бы на здоровье, - хмыкает Мин. А у самого внутри сердце лезгинку пляшет. Чонгук назвал его братом. Это капец, как приятно.

***

Сона вертится перед зеркалом, разглядывая серьги в ушах, сверкающие черными камнями в белом золоте, Хосок возмущается, что подарок Юнги дороже его собственного, а Юнги придвинул стул к кроватке, положил голову на ладони и завис, опершись на бортик.
Мина вертится внутри, дрыгает ножками в розовых ползунках, и явно реагирует на белую макушку, потому что задерживает на Юнги взгляд каждый раз, когда он двигается.

- Привет, малышка. Как дела?

Девочка замирает, слушая его голос и делает большие-большие глаза.

- Ей два месяца, Юнги, ты ждешь, что она ответит? - вклинивается рядом Тэхен и улыбается своей широченной улыбкой, на что Мина отвечает ему тем же.
- Свали в туман, Ким, ты руки помыл, что к ребенку лезешь?
- Ты смотри, мамаша!

Хосок держит в руке бокал, осматривает всех сидящих за столом и говорит:

- Тост за мою красавицу жену. Ту самую, что сейчас опять смотрит не на меня, а на Юнги, негодная ты женщина!

Сона резко отводит взгляд от смущенного Мина, прячет глаза, все хихикают, а блондин выдавливает сквозь зубы:

- Хоби, ты задолбал...
- Не задолбал, а изревновался весь, - улыбается Хосок, - Ты у нас парень хоть куда, мне стоит волноваться.
- Дорогой, перестань...
- А вообще я хотел сказать, - продолжает Хосок, - Что рад видеть вас всех сегодня здесь. Рад, что в этот день рождения Соны с нами наша малышка, что вы два балбеса вместе несмотря ни на что, - это Тэхену с Чонгуком, - И, конечно же, тому, что у Чимина теперь есть рядом сильное плечо, он счастлив, а у моей дочери есть прекрасный крестный. А у нас всех - новый член семьи. Давайте все наши праздники проводить вот так вместе. За тебя, Сона, мама Мины, будь здоровой и счастливой!
- За Сону!
- За самую прекрасную нуну!
- За самую милую мамочку!

Девушка краснеет, кивает и благодарит, все выпивают, Хоби хлопает Мина по плечу, а тот заглатывает содержимое стакана залпом и пытается не спалиться. Да они блин издеваются, сначала Чонгук, теперь Хосок, так нельзя, это перебор за один вечер.
Чимин смотрит искоса, все понимает, и незаметно кладет руку на его, лежащую на колене. Мол - прими, не отказывайся, мы правда тебе рады.
А Юнги благодарно сжимает его пальцы и вспоминает свои дни рождения начиная лет с восьми. Украденная еда, какую повезло стащить из магазина, толпа таких же, как он, грязных оборванцев в подвале заброшенного здания, в котором они раскопали грунт до труб теплотрассы, чтобы спасаться от ночного холода. Они садились кружком поближе друг к другу, чтобы теплее, на куче старого тряпья, жадно поедали трофеи и засыпали, накрывшись чем придется. Свечки? Тортики? Юнги помнил такое разве что смутно, где-то года в четыре, когда дома еще не творился тот пиздец, что выгнал его оттуда.

Он смотрит на красивый расписной торт для Соны, который несет из кухни Тэхен, и качающееся пламя свечей такое пронзительно ласковое, что глаза предательски щиплет. Маленький оборванец внутри Юнги ревет навзрыд от того, что ему самому за много лет никто вот так не нес торт, не просил загадать желание. И это не коробило так, пока он не видел, ведь в тех кругах, где он обитал, никто такой фигней не занимался, да и где вы видели, чтобы толкачи дури, обдолбанные уже с обеда, друг другу тортики дарили? Бутылку крепкого вискаря заделить - да, но мало кто из них помнил свою нормальную жизнь, и поэтому они просто не знали, что можно по-другому.
Он держится, пока именинница задувает свечи, держится, пока все поют поздравлялку, хлопает в поддержку, и в удобный момент сбегает якобы в туалет.

Вечерний воздух морозит тело, трясущиеся руки чуть не роняют сигарету, когда он открывает балконное окно, Мин ловко подхватывает ее, обжигая пальцы, и глубоко затягивается.

- Юнги?

Чимин приходит следом тихо, набрасывает куртку ему на плечи, кутается в свою и заглядывает в глаза.

- Что-то не так, - не спрашивает, а точно видит, умница рыжая, - Скажешь?
- Все хорошо.

Чим не лезет с расспросами, просто берет под локоть и кладет голову на плечо, молча поддерживая. Юнги каждый раз благодарен за это. За то, что он не пытается вытрепать душу, не выясняет ненужными «что» и «почему», а просто ждет, когда Юнги сам решит сказать. И от этого хочется рухнуть на колени, реветь в голос и высказать все, что накипело за годы, выплакать одиночество и ненужность, ища поддержки в теплых маленьких ладонях.

- Давай твой день рождения тоже отметим все вместе? Когда он?
- Сегодня.
- Тогда соберем всех, купим кучу виски... что?

Чимовы глаза становятся огромными, как блюдца, пальцы сжимают руку Юнги до боли неосознанно, а губы меняют форму в поисках подходящего слова.

- Сегодня? Но...
- Тсс. Давай не будем портить праздник? - Юнги обнимает его, прижимая к себе, и целует в висок, - Скажем потом, ладно?
- Что значит, портить? Это и твой праздник тоже!
- Последний раз для меня это было праздником больше двадцати лет назад, Рыжик. Ничего страшного от еще одного просто плюса в возрасте.
- Это неправильно...
- Вся моя жизнь была неправильной, малыш. Я привык.

***

Что-то щекочет нос, Юнги во сне фыркает, поворачивается набок, но дискомфорт не проходит, он трет рукой и обнаруживает что-то шуршащее. Открывает глаза и видит в пальцах желтый стикер, который, по всей видимости, был приклеен ему на лоб.

- Что за...

На стикере буквы, выведенные аккуратно ярко-зеленым маркером:
«Этот день почти середины зимы, он как ты..»

Мин ничего не понимает, оглядывается и видит, что из таких желтых липучек целая дорожка от кровати до двери. Берет в руку следующий.

«Такой же красивый и холодный»

«Но для кого-то зима неуютная и злая, а ты не такой»

«Твой холод бодрящий и искренний, как самый первый снег»

Юнги собирает один за другим бумажки, делая маленькие шаги к двери, и фигеет.

«Говорят, нет среди миллиардов снежинок двух одинаковых. А еще я слышал, что каждая форма снежинки существует для одного конкретного человека»

«Я думаю, что в один прекрасный день небом была создана еще одна форма»

«Она очень изящная и многогранная, с множеством лучей, красивая и сверкающая»

В руке уже пачка листков, Юнги стоит почти у входа в зал, еще не понимает, но уже догадывается, что Чимин что-то задумал. В конце дорожки на двери висит последний стикер, он красный и больше остальных, и до него остался один желтый.

«Эта снежинка выпадает с остальными каждый год, когда люди ждут праздников и прячутся от холодов»

Красный стикер двойной, и чтобы прочесть, его приходится развернуть.

«Я думаю, она прилетает с неба в день, когда ты родился. Возможно, она вчера встречалась мне. Я хочу сказать тебе, Юнги - спасибо, что ты родился. Спасибо, что выдержал все, что пришел в мою жизнь, и пусть я только догадываюсь, как тебе было тяжело, но я очень хочу сделать твою жизнь лучше. Позволь мне, хорошо?»

Юнги трясущимися руками открывает дверь, делает шаг внутрь и видит на столе, который он же купил взамен сломанного, огромный торт с кучей свечей, а рядом стоит в полумраке Чимин и держит в руках коробку с бантом.

- С днем рождения, Юнги...

Тихий голос плывет по квартире, Мин роняет все бумажки и сжимает зубы, со свистом втягивая воздух. Чимин кладет коробку на стол, поднимает торт и подносит ближе. В свете маленьких огоньков его глаза играют бликами, а кожа будто светится бронзой. Прекрасный ангел.

- Только желание никому не говори. А то не сбудется.

Желание свое Юнги и самому себе бы не сказал от страха, что не сбудется. Свечки получается задуть только с третьего раза, но Чимин улыбается и говорит, что три - счастливое число, значит все получится.
Потом вручает коробку, а в ней батарея браслетов. Черная кожа, блеск металла, шнурки, грубые деревянные бусины, воплощенная мечта любого нефора, а один, самый широкий, унизан блестящими шипами, застегивается на кнопки, и когда Юнги его надевает, его и без того худое запястье кажется совсем хрупким, настолько браслет массивен и красив в своем грубом величии.

- Круто смотрится, - восхищенно тянет Чимин, - Так и знал, что тебе пойдет.

Юнги смотрит на него и захлебывается эмоциями. Рыжее чудо, ты такой хороший в своей этой безграничной искренности, что невыносимо. Тянет на себя и прижимает так крепко, что Чимин впервые осознает, как сильно Юнги может обнять, ведь он всегда с ним очень бережен.

- Спасибо, Рыжик. Спасибо, мой хороший.
- Тебе нравится хоть?
- Это лучший день рождения в моей жизни. Но ты мог бы подарить мне просто себя, я был бы счастлив.
- Тогда я буду бонусом к каждому подарку!

Юнги берет его лицо в ладони и долго-долго смотрит в упор, Чимин видит, как много всего он хочет сказать, и, черт возьми, готов поклясться, что понимает все, ну или почти все, потому что влажный блеск в глазах такой влюбленный, Юнги держится, но видно прямо, как ему хочется выговориться.

- Скажи. То, что ты там думаешь за своими слезами, скажи, Юнги.
- Я думаю, что я люблю тебя, Рыжик. И мне страшно.
- Тогда давай вместе бояться?
- Что это значит?
- Что я тебя тоже люблю. Я вообще не понимаю, что это слово значит, но я больше всего на свете хочу тебя видеть, слышать, обнимать и ждать домой. Это похоже на любовь?
- Очень похоже, малыш. На мою уж точно.

Or all the joy you brought to my life,
For all the wrong that you made right,
For every dream you made come true,
For all the love I found in you,
Iʼll be forever thankful, baby
Youʼre the one who held me up,
Never let me fall,
Youʼre the one who saw me through it all...

Because You Loved Me...

Потолок плывет нечеткими кругами, в воздухе витает запах виски, Чимин медленно моргает пьяными глазами, жует конфету и улыбается.

- Ты выпил в три раза больше, чем я, хен, почему я такой пьяный?
- Потому что пить не умеешь, - Смеется Юнги.
- Но ты ведь разбавлял мне колакол... колалоло... колой!

Они лежат на спине головой к голове, ногами в разные стороны, и умильное от хмеля лицо Чимина вверх тормашками такое красивое, что Юнги не выдерживает и чмокает в лоб.

- Ты знаешь, что ты очень красивый, Чиминни?
- Ты назвал меня Чиминни? А-а, хен, ты все-таки пьян, ты попался!
- Конечно, я пьян, я выпил почти бутылку!
- Мне интересно, какой ты, когда совсем в зюзю.
- Хаха. Зачем тебе?
- Просто.
- Не стоит тебе это видеть. Мне немного крышу рвет, когда совсем накачаюсь.
- Буянишь?
- Вроде того. Так что, если увидишь меня таким - лучше беги.
- Вот еще. А кто тебя домой потащит?
- Ты настолько мне веришь?
- Вообще навсёлько.
- Навсёлько? Ахаха.

Юнги касается губами маленького носа, прикрывает глаза и кайфует. Чимин тоже замирает, потом поднимает голову, и в положении наоборот это приближает его губы к миновым. Блондин будто понимает, что Чим впервые сам хочет начать поцелуй, и ничего не делает, даже не смотрит, чтобы не смущать.
Теплая рука касается, ведет по контуру губ медленно и осторожно, и это невинное движение вызывает бурю эмоций в хмельной тишине, Мин целует ласкающие пальцы, подается им навстречу, а Чимин чувствует, как дыхание становится более частым, тяжелеет, и ему безумно приятно, что Юнги на него так реагирует. Чим отнимает руку, подтягивается ближе и боязливо целует. Очень непривычно это делать, когда носом в подбородок, и от этого еще интереснее, Юнги подхватывает танец языков, возбуждая уже Чимина, и в конце концов оба не выдерживают, поворачиваются как положено, и в эту ночь рыжий узнает, что когда Юнги пьян, он нетерпеливый и жадный, а еще он умеет, оказывается, и рычать и стонать, пусть тихо и сдавленно, но все же, и эта новая его сторона Чимину нравится не меньше, чем прежняя.

Он успевает подумать хитрую мысль об умышленном спаивании иногда своего чудовища, и проваливается в плен ласкающих рук. Юнги будет от души смеяться, когда узнает, когда в его Рыжике проснулся мазохист, случайно допетривший, что чем больше в Юнги плещется градусов спирта, тем жестче он в постели.
Посмеется, а потом накажет хитрую задницу.