- Пойдем-ка пройдемся, парень.

Чимин опасливо смотрит, как отец уводит Юнги на улицу, ловит взволнованный взгляд блондина от дверей и остается дома с матерью. Они приехали всего час назад, и Мина пришлось долго уговаривать, помогло только то, что с мамой они уже знакомы. А отец встретил внимательным прищуром, и Чимин даже как-то не ожидал.

- Не смотри ты так, я просто не хотел при них разговаривать, - улыбается мужчина, - Чимин у меня, может, и сын, да только весь в мать, нежная ромашечка.
- Смею предположить, что разговор серьёзный. - Ответил Юнги.
- Сам ты серьезный. Слишком даже.
- Простите, привычка.
- Кстати о привычках. Чим сказал, что у тебя нет семьи. Как так вышло, можно узнать?
- Я ушел из дома где-то в восемь.
- Почему?
- Были причины.
- Насколько они должны были быть весомыми, что ребёнок покинул родной дом?
- Более чем весомыми.
- Хм. Скажи, чем тебя привлек Чимин?
- Тем, что ответил добром на зло.
- Узнаю балбеса...
- Простите, если я груб. Просто тема эта для меня непростая.
- Понимаю. Но скажи, ты ушел, ведь и школу бросил?
- Да.
- То есть, у тебя образования практически нет?
- Нет.
- Как ты выживал все это время?
- Учился у старших. Запоминал, что мог.
- То есть, сам учился читать, писать и прочее?
- Да.
- Знаешь, к твоей чести скажу, что ты создаешь лучшее впечатление, чем многие твои ровесники с дипломами высшей.
- Благодарю.

Пусан ласкал чуть менее шумными улицами, чем Сеул, приветливо расстилался аккуратными тротуарами, снег падал крупными хлопьями медленно и тихо, и этот разговор, которого Юнги так боялся, оказался не таким уж напрягающим. Мин чувствовал, что мужчина не собирается учинять допрос ради допроса, просто хочет узнать его.

- А как же документы?
- Их нет, естественно.
- То есть, ты не являлся на совершеннолетие домой, и не получал паспорт?
- Нет.
- А что твои родители? Они не искали тебя?
- Не знаю. Не находили уж точно.
- Я не представляю, как ты жил, Юнги. Вот пробую представить, что Чим удрал из дома - даже дрожь берет. Я бы город перевернул, но нашел бы его.
- Вы хороший отец.
- А что твой отец? Неужели все было так плохо? Ты не думал, что, возможно, по-детски погорячился тогда?
- Он налил мне на руку соджу после того, как об нее затушил сигарету его собутыльник. Сказал, что потушил. Это было последнее, что он сделал для меня перед моим уходом. - И Мин задрал рукав, показывая белую бляшку ожога чуть выше запястья.
- Вот черт... И мать тоже?
- Да.
- Почему они так жили?
- Не знаю. Я смутно помню время, когда было хорошо, а потом все стало плохо и не заканчивалось. Я не выдержал и ушел.
- Ты ведь понимаешь, что все же придётся обзавестись документами?
- Я прекрасно жил без них двадцать восемь лет.
- Бог мой...
- Что? Слишком стар?
- Я думал, ты Чимину ровесник...
- Простите, что разочаровал.
- Не разочаровал. Удивил. Да и Чиму не шестнадцать все же.
- А меня очень удивило ваше общее родительское одобрение нетрадиционности Чимина.
- Хах. Ты, возможно, заметил, что он терпимо относится к очень многим вещам. Мы его таким воспитали. Единственное правило в отношении к людям - если никому не причиняет вред то, что делает другой, ты не можешь его осуждать. Это его личное дело.
- Вот откуда упрямый пацифизм...
- Именно. Даже Тэхен, с которым они дружили с пеленок, не смог его убедить бить кого бы то ни было.
- А мне вот не нравится, когда он приходит побитый.
- Я не учил его быть размазней. Только терпимым. Все остальное - его личное. И тут опять срабатывает правило, понимаешь? Я не буду говорить ему «иди и дай сдачи». Захочет - сам даст.
- Как бы там ни было, Чимина вы вырастили прекрасным человеком. Не мне судить ваши методы.
- У меня в голове не укладывается, что ты даже в школе не учился. Ты разговариваешь вообще не как дворовые балбесы.
- Стереотипы, они такие, - хмыкает Юнги, - Но в основном да, то еще быдло такие как я. И, кстати, Чимина я несколько раз просил передумать.
- Так это он инициатор?
- Он увидел не лучшую мою сторону в день знакомства. И я честно пытался исчезнуть из его жизни, но он не захотел. И поверьте, если бы вы были против, я бы ушел.
- Нет, кто-то явно поучаствовал в твоем воспитании. Кто-то неглупый и с добрым сердцем.
- Вы очень проницательны.

Юнги шел, поддевая снег ногами, и память услужливо рисовала картинку из прошлого.
Он лежит под стеной обшарпанного магазинчика, избитый, ему тринадцать, а на улице уже поздняя осень, есть хочется больше, чем жить, и сто раз уже укололо сожаление, что решился уехать из родного города в столицу в надежде, что большой мегаполис даст больше возможностей прокормиться. Как жестоко он ошибся, думая, что местные беспризорники примут его с миром.
После бесконечных перебежек по электричкам от контролеров и пряток по вагонам он вот уже вторые сутки не спал, не ел и дико замерз.
Лицо старушки, склонившееся над ним, морщинистая рука и слова, резавшие слух своей чистотой произношения. Она привела его в свой дом, отмыла, накормила и уложила спать. В ту ночь, ворочаясь среди чистых простыней, он был самым счастливым на свете. За столько лет впервые спать действительно сытым, не на грязных тряпках в подвале, а в настоящей постели - для него это было верхом блаженства.

И впервые он к кому-то из взрослых испытал благодарность. Женщина наутро спросила хочет ли он уйти, Юнги испуганно промолчал, и с того дня у него появился дом. Она, как оказалось, раньше была учителем английского, дети выросли и разъехались, а старая женщина осталась жить одна на окраине Сеула, и когда увидела дрожащего оборванца на улице, не смогла пройти мимо.
Юнги не знал тогда еще, что она была тяжело больна, и жить ей оставалось всего полтора года. Но это время стало для него самым важным и радостным в жизни. Она учила его письму и музыке, выправила его диалект на нормальную местную речь, и он настолько любил и доверял этой женщине, что впитывал, как губка, все, что она ему показывала. Именно там Мин научился готовить, стирать, брался за любую работу в доме, пытаясь хоть как-то отблагодарить, с усердием учился, чтобы порадовать спасительницу, и там же осознал, что не стоит всех людей считать плохими по умолчанию, научился не лезть на рожон, а избегать неприятностей.

Еще бы пару лет к тому счастливому времени, и он вырос бы в тихого домашнего парня, может быть, даже нашел бы хорошую работу, и зацепился за жизнь, но беда пришла, откуда не ждали.
Женщина успела ему рассказать о тайнике за домом, прежде чем его вышвырнули на улицу ее родственники, когда ее забрали в больницу, и стало ясно, что оттуда она уже не вернется. Мин пробирался к ней в палату при каждой возможности, и сердце его разрывалось от осознания того, что у него снова никого в этом мире не будет. Эта старушка дала ему столько, что через всю жизнь он пронесет в сердце благодарность и память о том, что встретить на пути доброе сердце возможно, очень редко, но все же.

Стоя вдалеке и глядя на похороны, он плакал, как никогда. Эти люди, которых она с любовью вырастила, ее дети, равнодушно спровадили ее и ушли так быстро, что было больно смотреть. Как же часто так бывает - свои родные и близкие хуже врагов, а чужой человек может стать ближе всех на свете. Эта женщина и Юнги, они нашли друг друга, и последним, что она ему сказала, было:

- Мой мальчик, я так рада, что ты был со мной. Ты скрасил мои последние дни, и я хочу, чтобы ты знал - я полюбила тебя, как сына. Ты хороший человек, не позволяй этой жизни сломить тебя, я верю, что ты еще встретишь свое счастье.

Эти полтора года Юнги спрятал глубоко в сердце и бережно там хранил. И именно они останавливали его, когда он делал шаг к пропасти. Тот мальчишка на крыше так напомнил ему себя самого в десять лет, что позволить ему увидеть такое означало сломать его изнутри, А Мин не имел права этого делать. Даже спустя много лет и тонны дерьма, которого он наглотался, он все еще помнил, что чужую душу очень легко сломить, а вот вылечить непросто.

- Тебе повезло встретить её, - произнес мужчина, внимательно выслушав расказ, - Да хранит небо ее душу, прекрасная женщина.
- Она никогда не говорила, как ко мне относится, я всегда чувствовал, что она пытается не привязываться, но все же дала мне все, что смогла. Я тогда будто побывал в гостях у сказки, она плохо закончилась, но сделала меня другим. Не скажу, что в последующем я жил правильно. Чтобы вы понимали - я выживал, чем мог, и отсутствие документов сами понимаете какой способ заработка предполагает. Чего я больше всего боюсь - что Чимина коснется эта сторона моей жизни, или еще хуже - навредит.
- А сейчас ты где работаешь?
- Есть пара клубов, где по вечерам требуются клавишники. Это пока лучшее, что можно придумать.
- Неплохо. Но я все же посоветовал бы тебе обзавестись документами. Они здорово облегчат тебе жизнь.
- Для этого мне придется поехать домой.
- Сложно, понимаю. Но раз уж ты взял на себя такую ответственность, как мой шалопай, и настроен серьезно - так будет правильно, не думаешь?
- Вас действительно не напрягает, что сын притащил домой бездомного?
- Как ты к себе строг, - хмыкнул мужчина, - Знаешь, что меня действительно не напрягает? Ты. Я вытащил тебя на этот разговор, чтобы понять, что ты за человек, которого, как ты выразился, Чим притащил домой. И что я увидел? Хорошего парня с нелегкой судьбой. Позаботься о моем сыне, хорошо? А мы поддержим вас, чем сможем.

На ужин было изобилие домашней еды, и Чим, у которого в волосах запуталось тесто, довольно жевал булочки, пока мать с улыбкой вытаскивала комочки из рыжих прядей. Юнги наблюдал за этим и думал о родителях. Пытался представить, что его мать так ухаживает за ним, но не вышло, память подбрасывала только образ вечно невменяемой женщины с затуманенным взглядом, не реагирующей на его просьбы.

- Кушай хорошо, Юнги, ты такой худенький, - женщина подкладывала ему в рис рыбу и улыбалась, - Иначе буду приезжать каждый день и следить за тем, чем вы питаетесь.
- Мам, это звучит, как угроза.
- Конечно, угроза, Чимми. Следи за этим парнем и корми его хорошо, не то подумаю, что ты о нем не заботишься.
- Ты за него переживаешь больше чем за своего сына!
- Друг моего сына - тоже мой сын, дорогой. Кушай, Юнги, кушай.

Мин смущенно улыбнулся, поймав снисходительный взгляд отца, и уткнулся в тарелку, наворачивая еду с двойным усердием на радость заботливой женщине.
После ужина она накрыла чай на задней закрытой веранде, все расселись в плетеных креслах, и долго еще болтали негромко обо всем подряд, любуясь закатом, золотившим снежный покров. Мина разморило от горячего чая, от пледа на ногах и Чимина, беззастенчиво привалившегося к его плечу, и он не заметил, что хозяйка дома ушла ненадолго, очнулся только когда она тронула его за руку, кивнув на задремавшего Чимина, и сказала, что постелила им в его комнате.

- Ну и как тебе мой дом? - Пробормотал рыжий, лежа в темноте рядом, положив голову Мину на грудь.
- Отличный дом. У тебя прекрасные родители.
- А ты ехать не хотел.
- Не все родители так относятся к таким, как мы с тобой, Рыжик.
- Повезло нам, да? - Хмыкнул Чим.
- Скорее мне с тобой.
- А мне с тобой.
- Не уверен...
- Зато я уверен.

Чим извернулся, чмокнул Мина в щеку и уткнулся носом ему в шею, Мин обнял его за плечи и припал губами к волосам.
Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой.

***

Юнги разбудил детский плач, прилетевший откуда-то снизу, он распахнул глаза, не нашел рядом Чима и сел в кровати.
С минуту осознавал, где находится, потом вспомнил, что Хосок обещал приехать и заодно привезти с собой Чонгука и Тэхена. Мин тихо пробрался в ванную, пригладил с водой торчащие волосы, прополоскал рот, мысленно отругав себя за забытую зубную щетку, и спустился вниз, чтобы увидеть, как мама Чима с безграничным восторгом тискает малышку Мину, Чим опять что-то жует, а все остальные гости сидят кто где, тихо переговариваясь.

- Крестница разбудила тебя, папа Мин? - Хмыкнул Хосок.
- Чимин же не мог сказать, что вы приехали, спасибо хоть Мина позвала, - улыбнулся в ответ Юнги, - Привет, кроха! - Он наклонился и дал девочке схватиться пальцами за его указательный, - Твои щеки скоро станут больше, чем у Чимина. Привет, Сона.
- Эй! - Чавкнул возмущенно рыжий, а все засмеялись.
- Чиминни, покорми Юнги, хорошо? - Сказала мама, поудобнее усаживая у себя на коленях девочку.

- Тебе, значит, мои щеки не нравятся? - Пристал рыжий сразу, как они вдвоем вошли в кухню.
- Кто сказал?
- А чего обзываешься?
- Кто? Я? Даже не думал.
- Но ты сказал, что...
- А разве я сказал, что это плохо?

Чим застыл с открытым ртом и чайником в руке, хотел еще что-то сказать, но передумал, смутившись под смеющимся взглядом. Он снял тканевую салфетку со стола, под которой мама спрятала остатки завтрака, показал Юнги на стул и сел напротив, водрузив чашку с чаем среди тарелок.

- А где парочка?
- Умчали на разведку сразу после завтрака.
-?
- Ищут лыжную горку. Поедешь с нами?
- А ты, значит, не в курсе, где у тебя в городе горки?
- Я тут уже лет пять не живу. В Сеуле знаю, здесь нет.
- М-м...
- Можно я с вами посижу? - Раздался шепот Хосока, крадущегося в кухню, - А то скоро чокнусь от разговоров про колики и смеси.

Юнги засмеялся, Чим выдвинул стул из-под стола ногой и подтащил к папаше чашку с орехами.

- Зато, думаю, мы спокойно сбежим кататься, пока они будут тут трындеть о своем, о женском. Сона же не обидится?
- Мне кажется, она даже не заметит, - прохрумкал Хоби, - А можно мне тоже чаю?

***

Чимин шлепнулся.
Как будто впервые встал на борд, покачнулся и шлепнулся, покатившись по склону и поднимая снежную пыль. Юнги покосился на удивленно смеющихся парней, улыбнулся и медленно съехал следом.

- Ты похож на снеговика. - хмыкнул он, отряхивая рыжего от снега.
- А у тебя нос краснее! - буркнул Чим смущенно.

Юнги растопил пальцами снежинки на прядке огненных волос, выбившихся из-под шапки, потерялся в чимовых глазах зачем-то и завис.

- Безобразие! - раздался где-то рядом мужской голос, когда Мин так углубил поцелуй, что прикрыл глаза от удовольствия, прижимая к себе Чима.
- Дорогой, тише... - вторил ему женский.
- Почему это я должен тише? Посреди бела дня такое творится!

Юнги поднял голову, увидел пару средних лет, стоявшую чуть поодаль и прищурился.

- У вас проблемы, господин?
- Да, у меня проблемы! Такие как ты позорят нашу страну! И как этот... крашеный. Постыдились бы! Куда смотрят ваши родители?
- Дорогой... - снова попыталась успокоить его женщина.
- Ну что? Я не обязан молчать, я...

Мужчина умолк, потому что Юнги, подорвавшийся на ноги в тот же момент, как было произнесено «крашеный», уже вырос перед ним и схватил за ворот.

- Как вы его назвали?
- Ты что себе позволяешь?
- Простите, молодой господин, пожалуйста, простите моего мужа! - женщина повисла у Юнги на руке в попытке не допустить драки, потому что видела, что к ним уже спешат Чонгук, Тэхен и Хосок.
- Дожили! - не унимался мужчина, - Если бы у меня был сын, он не был бы таким как ты, паршивец!
- Если бы у вас был сын, он вырос бы таким же идиотом, считающим себя вправе осуждать людей. - встряхнул Юнги его за воротник, другой рукой отталкивая Чимина, виновато топтавшегося позади и бормочущего что-то вроде «успокойся».

- Хамло! - вспылил мужчина, - Как ты смеешь?

- А вы как смеете осуждать меня или его?
- Господин, прошу, отпустите моего мужа, он всегда такой, ворчит не по делу, простите его, прошу!
- Молчи, женщина! Сама ты не по делу!

Мужчина еще что-то причитал, но Юнги на минуту выпал из реальности, всмотревшись в женщину, тряхнул головой, заметив, что она тоже насторожилась, и вперился взглядом в мужчину, выпустив его одежду из рук.

- Ты... - протянула она руку, будто пытаясь что-то спросить, но Мин резко развернулся и пошел прочь, оставив недоумевать и Чимина, и подошедших парней, и супругов.

- Эй, Юнги, ты куда? - крикнул ему вслед Хосок.

Юнги топал вниз по склону, проваливаясь в снег, и не оборачивался.
Женщина вздрогнула при звуке его имени, и ее вопрос парням Мин уже не услышал.