Задницу холодит бетон ступеньки. Жаль, что он голову охладить не может, пригодилось бы.
Мин достает из кармана штанов сигареты, закуривает и равнодушно смотрит на то, как женщина помогает подняться своему мужу, зыркающему на него злобно, но уже с долей страха. То-то же. Судя по тому, что подняться и даже пойти вниз смог - кости целы, наглости только малость отшибло.
Но больше всего бесит не мерзкий нрав папаши. И даже не «теплые» воспоминания, оставшиеся о нем.
А то, что теперь Юнги знает, от кого у него такой дебильный характер. Ну, за вычетом малого процента мягкости, видимо, доставшейся от этой женщины, что покорно сносит вымещение на ней злобы, пока помогает мужу спускаться.

- Можно сигарету?

Девушка вообще ни разу не женственным движением плюхается задом на две ступеньки ниже перед Юнги и смотрит спокойно выжидательно.

- Юнми!
- Мам, отстань!

Женщина сокрушенно вздыхает, провожая взглядом протянутую дочери пачку, и продолжает спуск с повисшим на ней папашей, который вообще никак не среагировал, занятый своим кряхтением.
Юнги наблюдает, как его женская версия подкуривает и на вскидку пытается вычислить, сколько ей.

- Они все же нашли тебя, надо же.

Голос у нее с хрипотцой, как и у Юнги. Из-под розового рукава выглядывает цветная тату, из наушников, болтающихся на шее, слышен рэпчик. Неплохой, кстати, репчик, Мин знает эту группу.
Что ей ответить? Хрен его знает... Но она, кажется, и не ждет ответа, курит молча и думает о чем-то.

- Они не пьют уже восемнадцать лет, кстати. Мне семнадцать, чтоб ты понял, о чем я.
- Рад за вас.
- И они не искали тебя только последние пять лет.

Сердце долбится в глотку, разум отказывается верить в нечто, что заставит меньше презирать тех, кого всю жизнь презирал, и эти две войны внутри под взглядом так похожих на собственные глаз раздирают душу.

- Адвокатом заделалась?
- Неа. Они просрали кусок жизни, я даже не спорю. Но если захочешь немного инфы из достоверного источника - обращайся. - И она поднялась на ноги, отряхиваясь.
- Очень надо...
- И еще - ты клевый.

Немного кривая, но искренняя ухмылка на ее лице перечеркивает напрочь всю к ней неприязнь почему-то.

- Я все гадала - какой ты? Пойду вломлю им за то, что лишили такого брата. Сволочи.

Стройные ножки в черных джинсах мягко прошелестели кедами по ступенькам, и их хозяйка даже не обернулась ни разу.
Дерзкая. Наглая и непокорная, такая похожая и чужая одновременно.
Сестра...
Семнадцатилетняя такая из себя нормальная сестра.
Повторяется в голове ее фраза «если нужна инфа», Юнги дергает головой, прогоняя ее. Ничего ему не нужно. И волосы на башке не лишние, чтобы их выдирать от злости, и вообще, чего он распустил нюни, будто не дворы и бандиты его вырастили?
Мимолетное, но от этого не менее колючее чувство, что стоило немного потерпеть...

- Да пошли вы! - Орет он лестницам, которым пофигу вообще на то, что у человека на их ступенях борьба тут внутренняя идет.
Дверь хлопает, стена прихожей получает очень ощутимо кулаком. Правда, ощутимо скорее для кулака, но жгучая боль разбавляет ярость, мысли немного притормаживают в своем хаотичном вращении.

- Это что? - спрашивает Чимин за ужином, увидев сбитые костяшки. Юнги прячет руку и глаза заодно пониже.
- Ничего, Рыжик. Позлился немного.
- На кого?
- На стену.

Чим кривится непонимающе.

- Ну а че она в полосочку? Надо обои поменять.

«Обои?» - читается в глазах у Чима недоумение, и так уморительно выглядит его шок от того, что Юнги резко заинтересовало оформление их квартиры, что Мину смешно становится. Чимин озадаченно жует, косясь, и неуверенно улыбается в ответ.

Юнги выскальзывает из дома после полуночи, оставив сопящего Рыжика видеть сны, тихо закрывает замок и ныряет в ночной холод, когда дверь подъезда за ним медленно закрывается. Забыл взять шарф, горло неприятно обдувает морозным ветром, Мин кутается в воротник пуховика и хмыкает сам себе.
С каких пор он стал таким одомашненным, что так привык носить шарфики?
Телефон пикает, открытое сообщение режет глаза яркой фотографией Мины, которая красовалась в кроватке в красном платьице и с одним из браслетов Юнги на маленькой ручке, который он забыл у них накануне. Подпись к фото:

«Она отказывается выпускать его из рук. Маленькая неформалка папочки Мина».

Вот прямо с этих пор. Когда эта принцесса родилась. С тех пор, как один Рыжик в попытке запретить своему другу синячить нашел себе на задницу приключений, а к ним довеском Юнги, принесшего эти приключения, как Санта подарки на рождество.
Счастлив ли Чим? Вот Юнги точно счастлив.
Сейчас только не очень. Вот отмотать на пару недель назад, так, чтобы вырезать из кадров две фигуры на снежной горке, вернуться в утро, где для Юнги оставили завтрак под салфеткой, тогда было бы хорошо. Пестрые игрушки для мелкой, которые он таскал после работы, заглядывая на часок в гости, конверты с зарплатой, которые уже стопкой лежат на холодильнике, и Чимин, теплый и родной Чимин, который всегда ждет дома.
Дома.

Но теперь к этому дому натоптали своих следов три пары ног, которые никогда не должны были тут оказаться, и эти следы будто горели огнем у Мина под ногами, обжигая беспокойством такое привычное уже умиротворение.

- Эй, Юнги, ты, что ли?

Мин при звуке этого писклявого голоса готов был ощериться клыками и когтями, и начать раскидывать призраков прошлого от дверей этого подъезда во все стороны и подальше отсюда. Откуда вы сыплетесь на его голову, черти, как сговорились, валите нахрен от дома его Рыжика, пока Мин вконец не озверел!

- Мне кто-то пел, что ты в этом районе живешь, я не верил, - продолжил писклявый, подходя ближе, - Че, как жизнь молодая?

Юнги сжал кулаки в карманах, скрипя зубами, вовремя спохватился, чтобы не покоситься на дом, развернулся и пошел дальше по улице. Судя по тому, что парень стал его нагонять, продолжая задавать вопросы, маневр прокатил, Юнги еще помолчал для пущей убедительности, и начал отвечать, уводя подальше.

- Клешня, сколько я должен тебе?
- Что? - парень замолчал и резко затормозил, чтобы не врезаться в неожиданно обернувшегося Юнги.
- Сколько я тебе должен, говорю?
- Да че ты, я ж не требую...
- Я вряд ли еще объявлюсь где обычно, Клешня. Поэтому, если хочешь назад свое бабло - говори, сколько?
- Около сотни... - напрягая память, пробормотал тот. Мин прикинул, сколько у него в карманах, вспомнил про заначку на игрушку для мелкой, выудил ее из внутреннего кармана пуховика, затолкал в разодранный Клешни, похлопал и произнес:
- Спасибо, что выручил. Бывай.
- Но...
- Мне пора, чел. Правда.

Клешня озадаченно вынул и покрутил в тощих узловатых пальцах стопку купюр, проводил взглядом Мина и покачал головой. От этого парня пахнет домом. Раньше пахло кожей, куревом и спиртом, теперь - печеным тестом, чистыми простынями и чем-то еще, наводящим на мысли о семье. Неужели гроза подворотен нашел себе гнездышко? Дичь!

Мин уходил, нет, убегал от тени из прошлого, атакуемый в спину воспоминаниями. Клешня тощий, у него руки с шишками на пальцах, отчего и кличку заимел, его череп обтянут кожей так, что смотреть страшно, но сердце у него доброе. Сколько раз он пускал Юнги к себе отоспаться, а сколько при этом тащил на себе - не счесть, убирал за ним разрушения в своем углу притона, денег, опять же, в долг давал. Если сосчитать таких знакомых, как Клешня, из всех, что были у Юнги - хватило бы половины пальцев одной руки...
И очень хорошо, что столкнулся он возле дома Чима именно с ним, а не с кем-то другим.
Внутренний зверь опять настороженно заворочался внутри, выпуская когти наполовину. Эта жизнь, эти люди, задворки мира, сомнительные заработки и мелкий грабеж, притоны, бордели и наркота - все это было привычным для Юнги, сумевшим найти свое место там еще с детства, но стоило ему представить там Чимина, всего на секунду представить, стоящим посреди этих криминальных рож, Мина коротило трясучкой.

Он сам научился, как сталкер, лавировать между событий, выхватывать из них выгоду и избегать аномалий, грязи и заразы, природная брезгливость помогала даже в пьяном угаре не соблазняться сомнительными удовольствиями. Сначала выбирали его, приходилось отбиваться. Потом он вырос, и уже выбирал сам, а отбиваться все равно приходилось, потому что после одного раза партнеры осознавали, что Юнги не потасканная жизнью тряпка, а упрямый чистоплюй, хотели оставить себе, но обламывались.

Насколько Чимин проник ему в душу, Мин осознал, когда сунул зубную щетку из его рта в свой.
Этот парень не вызвал в нем ни малейшей брезгливости. Его хотелось сожрать целиком, смакуя каждый кусочек, а то, что он не пытался Юнги заарканить, сработало как хитрая дрессировка - зверя накормили, приласкали и не попытались посадить на привязь, его это заинтриговало. Он бродил следом незаметной тенью, наблюдал, потом прибился ко двору, осторожный и недоверчивый, но его продолжали ласкать и кормить, чесать пузико, и никаких тебе цепей.

От мыслей, плавно ушедших от прошлого к Чимину, Юнги неосознанно заулыбался, меряя шагами ночные снежные улицы. Зашел в магазинчик, купил выпить, добрался до парка, забрался задом на спинку скамьи, и следующие пару часов посвятил опустошению емкости и пачки сигарет, пытаясь привести мысли в порядок.

- Юнги, ты чего тут спишь?

Чимин тянет носом крепкий перегар, повисший в зале, идет к окну и приоткрывает створку. Юнги разлепляет глаза с трудом и скрипит мозгами в попытке вспомнить где это «тут» и почему он тут спать не должен.
Вспоминает, что приполз домой синий, и, чтобы Чиму не мешать, лег на диване.

- Когда ты успел напиться?

У Рыжика волосы торчком после сна, щеки опухшие, как всегда по утрам, а голосок хрипленький. Муррр! Стоит, красотуля, в одних домашних штанах, и кубики на его животе перекатываются, пока Чим зевает глубоко и смачно, елозя щеткой во рту. К черту все, что там творится снаружи, здесь внутри есть такой сладкий Рыжик, идите все в задницу. Юнги подрывается с дивана, сгребает теплого малыша в объятия, стараясь сильно не дышать на него, утыкается носом в его шею и тихо мурчит.

- Прости, малыш, мне ночью не спалось слегка.
- Не похоже на слегка, - хмыкает Чим, обнимая в ответ, - Похоже на поллитра минимум.
- Ноль семь.
- Фу, пьянь!
- Подожди меня минутку, ок?

Чим провожает его взглядом до ванной, наблюдает, как он полощет рот, как хватается за зубную пасту, вспоминает про щетку у себя во рту, и продолжает процедуру, отправившись ставить чайник.

- Не-не, Рыжик, никакого чая, сегодня на завтрак только ты! - руки обхватывают сзади, дыхание обдает запахом все того же перегара, только теперь в смеси с мятным, Чим смеется и поворачивается.
- Ты чего с утра такой влюбленный?
- Я с ночи. Будить тебя не хотел.
- Почему?
- Я пьяный был!
- То есть, лишил меня жаркой ночки?

Глаза Юнги сужаются, улыбка становится хитрющей.

- Ах ты развратная рыжая мордочка!
- А ты Мистер Облом!
- Я все возмещу, малыш, клянусь!

Губы щекотно бродят по шее и голому плечу, Чим гладит пальцами белые пряди, все больше заваливаясь спиной на обеденный стол, кровь по венам несется с бурлением, будто расходясь цветком от того места, где возбуждение Юнги упирается в бедро, а холодные пальцы не дают расслабиться ни на секунду, лаская всюду, где можно достать.

- Кажется, на столе мы еще не пробовали... - рвано выдыхает Чим, когда его штаны уже тянут вниз. Задница соприкасается со столешницей, и она прохладная, как руки Мина.
- Неудобно, малыш? - так же тяжело дыша спрашивает Юнги, не переставая расцеловывать.
- М-м, нормально.
- Тогда давай сюда свои ножки.

Чим, уже совсем голый, позволяет оплести своими ногами миновы бедра, на которых тоже ничего уже нет, Юнги осторожно заваливает его на спину, вжимается и заглядывает в любимые глаза.
Чимина обжигает концентрация нежности во взгляде напротив, и то, что она для него одного вот уже сколько времени, и не гаснет, а ярче горит с каждым разом - как тяжелый наркотик, и кажется, если Юнги перестанет увеличивать дозу, у Чимина начнется ломка.
Но Юнги то ли опытен в обращении с наркоманами, то ли запасов этого наркотика у него много, он щедро добавляет еще и еще, каждый раз удивляя Чима чем-то новеньким, как сейчас, когда рыжий разложен по столу, а голова Юнги где-то внизу, а губы творят что-то такое, отчего одуреть, как приятно, а потом горячий язык между... ах...
Чимин чувствует себя индейкой, поданной на обед, теряет себя по кусочкам, стелется по прохладному лаку стола, раскладывается под умелыми руками Юнги и, кажется, сейчас пустит сок, стоит надрезать в нужном месте, и Юнги надрезает, аккуратно и ласково, чуть дрожа от нетерпения, Чим разводит ноги максимально широко, хочет принять все, что Мин может ему дать, забрать как можно глубже, а Мин покрывает поцелуями его колени и бедра, смотрит жадно в глаза и двигается нарочно медленно, мучая себя и Чима, заставляя Рыжика жалобно скулить и толкаться навстречу, и это проблемно, потому что кожа ну никак не скользит по столу, к которому прилипла. Юнги улыбается на эти потуги, милует и наваливается, впиваясь в губы, и Чимин успевает представить себе лицо Тэхена, когда он будет за этим столом есть, если сказать ему, что они на нем делали, перед тем, как потеряться в ощущениях окончательно.

Пальцы скользят по клавишам, синтезатор отзывается нужными нотами, солист кивает одобрительно, отворачивается и вступает.
Юнги почти не слышит, что он там поет, лишь бы в программу попадать, играет на автомате какую-то тягучую, почти блюзовую мелодию, и витает в собственных мыслях.
Рыжик. Взмокший, блестящий от пота. На столе.
М-м-м...
А потом еще совместный душ. Долгое, приятное, божественное утро, как и многие до. С Рыжиком все такие, если Юнги успевает проснуться тогда же, когда и он на работу, ведь Мин по вечерам работает и обычно дрыхнет до обеда.
Взгляд плывет по стойке бара, по блестящим стаканам и бокалам, по разноцветным ликерам в подсветке полок, песня баюкает, посетители не буянят - ляпота. Мин даже начинает кивать головой в такт своей игре, даже пробегается глазами по чужим взглядам, чего обычно не делает, игноря весь мир по умолчанию, и уже почти расслабляется, впервые на работе, как встречается с очень знакомым взглядом.
Среди компании молодых людей, таких же, как она, совершенно не вписывающихся своими яркими нарядами в атмосферу бара для более зрелой публики, она сидела, прижав колени к груди, игноря гневные взгляды официантов, недовольных тем, что встала обувью на диван. Ее друзья выпивали, стебались над окружающей их обстановкой, тыча пальцами и нарываясь на грубости, а она сидела молча, не отводя глаз от Юнги и слушала его игру очень внимательно.

- Что ты здесь делаешь?

Юнги закуривает, подпирая стену за клубом, она тянется к его пачке, достает сигарету и даже ждет, когда он протянет ей огня прикурить.

- Ты только на третий раз меня заметил, - улыбается она, не смутившись нисколько, - Я тебя случайно тут увидела, ты выходил после смены из дверей. Вот и решила зайти. Посмотреть на брата. Прости, если тебе неприятно. Больше не приду.
- Ты вправе ходить, куда хочешь.
- А туда, куда ходишь ты?

Юнги затянулся, щурясь от дыма, смерил ее взглядом и промолчал.

- Мы послезавтра уезжаем. В Пусан. Так что не волнуйся, больше не побеспокоим.
- Хорошо.
- Я рада, что ты в порядке. Правда.
- Тебе не стоит волноваться обо мне.

Неудобное молчание между фразами угнетало. Юнги раздражало то, что ему не за что злиться на ту, что ничего плохого ему не сделала, но она носит почти такое же имя, называет матерью ту, что он не зовет, никто не выбирает, кем рождаться, но ее угораздило родиться в семье, где для Юнги не нашлось места, и глупая детская ревность берет свое.
Эта же ревность заставляет залезть через компьютер Чимина в соцсети, найти ее страницу и долго листать, разглядывая фотографии. Ее жизнь, судя по ним, напоминает историю Юми из фильма Васаби - яркие шмотки у всех в компании, игровые салоны, тату и странная музыка, перемежающаяся с рэпом, выноски текстов из треков РэпМонстра, монохромные картинки к ним с замашкой на глубокий смысл. Будто одна сторона жизни беззаботная и яркая, а другая, как у любого подростка - с нотой депрессивности.
Уже долистав примерно до середины, датирующейся тремя годами ранее, он притормозил на посте, где было ее черно-белое фото, обработанное так, будто она смотрит в зеркало, а в отражении...
Тот, кто не знает, подумал бы, что там она, только младше и с короткими волосами, но это был Юнги. Его фото в восемь лет.

И надпись:

«Я уже переросла тебя, мой призрак. Ты ведь в порядке? Время растило меня горечью и слабой надеждой. Пожалуйста, будь в порядке»

Под постом множество вопросов от друзей на тему «чтоза?» и «что случилось, Юнми?», но ее ответы уклончивы и ничего не объясняют, только один комментарий она лайкнула, в котором было написано каким-то парнем:

«Крепись, малышка. Я верю, ты однажды догонишь своего призрака, и он будет в порядке»

И ниже снова куча вопросов уже им двоим, требование сказать, что они скрывают, но Юнми, видимо, только его одного посвятила в свою тайну.
Страница мигнула, почему-то резко отмоталась наверх, Юнги мотнул головой, не понимая, что за глюк, но, всмотревшись, понял, что она выложила новый пост. Сердце зашлось, когда он прочел текст над изображением пачки сигарет, тех самых сигарет, что он курит:

«Мой призрак курит Dunhill. Носит белоснежный шарф и швыряется идиотами с лестницы. Выкуси, жизнь, он умеет с тобой бороться! »

Все, перебор, Мин закрывает к чертям все страницы, дрожащими руками выключает комп, хватается за свой
Dunhill и идет на балкон. Курит, дрожа от холода в одной футболке, и пытается убедить себя, что глаза слезятся от дыма, которым он давится взахлеб.
Черт бы тебя побрал, жизнь, Юнги уже заколебался с тобой бороться!