Kodaline - High Hopes

Широкая спина Джина - как ориентир.
Просто идти следом, пока он идет за тощим парнем, и пытаться не обращать внимания на запах, нечистоты и людей.
Люди разной степени потасканности, одни выглядят сносно и вменяемо, другие, очевидно, под кайфом, третьи точно под чем-то, иначе никак обьяснить их безумный вид, пугающее поведение и степень немытости... Вслед прилипают сальные взгляды, просто любопытные, некоторые враждебные, но их провожатый явно здесь местный, поэтому путь по подвальному вонючему помещению проходит без происшествий.

- Сюда, - показывает Клешня на закуток, отгороженный в дальнем углу от общей территории листом гипсокартона, подобие сколоченной из досок комнаты с шторами на входе. Между ними небольшая щель, Джин заглядывает и тихо матерится, отшатывается назад и не дает Чимину посмотреть. Чим отбрасывает его руку, толкает слегка, чтобы отошел и упрямо смотрит. И тут же жалеет.

Юнги похож на грязную тень себя. Лежит, прикрыв глаза рукой, в одних расстегнутых джинсах, и ругается на парня, пытающегося ему что-то скормить.

- Отвали, Ямада! Сколько раз еще сказать?
- Поешь! - Тихо, но упрямо отвечает тот.
- Ты достал меня!
- А ты опять напился!
- Я тебя сейчас прибью, тупица, ты что, слов не понимаешь?
- Ну и прибей!

Парнишка обиженно бросает еду на столик, встает с корточек и почти делает шаг назад, когда Юнги резко хватает его за штаны, тянет на себя и подминает вниз.

- Ты напрашиваешься, да? Понял, что я тебя спалил, и нарываешься?

Тот только смотрит испуганно. Но вырываться не пытается.

- Хочешь, чтобы я тебя трахнул?
- Шуга...
- Тогда какого хера ты ко мне прилип, как репей?
- Шуга, не злись, пожалуйста...

Шуга рычит, отклоняется назад, усаживает парня на себя и рвет на нем одежду, сопровождая все приглушенными пьяными матами.

- Я тебе покажу, что бывает, когда игноришь предупреждения, мелкий!

Парень часто дышит, пока руки грубо сжимают его ребра, хватается за плечи и явно трусит, но еще более явно - хочет. Спина Юнги перекатывается кожей на позвоночнике, изодранная и в синяках, руки шарятся по еще более тощему телу, нос втягивает запах, по груди, по плечам, замирает на уровне чужого лица.
Юнги открывает глаза, смотрит в распахнутые напротив, тянется рукой, хватается за шею и хмурится. Потом роняет голову на грудь, тяжело вздыхает и глухо произносит:

- Ты не он...

Зло трет глаза, сползает с кровати на пол, вцепляется себе в волосы и скулит.

- Ты так сильно его любишь? - спрашивает Ямада, поправляя одежду.

Мин молчит, кривя лицо, ерошит отросшие черным грязно-белые пряди и дышит с хрипами.

- Если так любишь, неужели не простишь?
- Такое не прощу. Не могу. Не могу, слышишь?!

Джин видит лицо Чимина, видит, что происходит за шторами, потому что смотрит над его головой, и думает, что рыжего сейчас разорвет от напряжения. Его трясет, кулаки сжимаются, губы покраснели от укусов, но он продолжает смотреть с каким-то мазохистским упрямством.
Юнги ведет взглядом по своим коленям, по полу, потерянный и замученный, поворачивает голову к выходу и видит ноги в голубых джинсах в щели между занавесями. Хмурится, смотрит выше, доходит до сверкающих злостью чимовых глаз и фигеет. Чим стоит, как статуя, сжимает кулаки возле бедер и сопит.

- И что же, интересно, ты собрался мне не прощать? - Говорит он замогильным голосом.

Юнги не без труда поднимается на ноги, качаясь, смотрит хмуро и отвечает вопросом на вопрос:

- Ты что тут делаешь?
- Отвечай, Юнги!

Чимин распахивает шторы, входит внутрь, заставляя Ямаду пугливо забиться в угол на кровати, его голос звенит металлом, а глаза мечут молнии.
Мин смотрит на его осунувшееся лицо, на впавшие щеки и синяки под глазами, и непонятно почему злится из-за этого. Почему он так выглядит? Переживал, что ли? Для изменщика слишком уж.

- Будто сам не знаешь.
- Не знаю, представь! - Чимин срывается на крик, - Ты свалил со скоростью света вникуда почти месяц назад, и я, представь себе, не понимаю, нахрена ты это сделал!

Клешня что-то шепчет Джину позади, Чим косится на них, выкатывает глаза и переспрашивает:

- Предательство? Какое, к хренам, предательство?
- Не коси под дурачка, я все видел! - Теперь орет уже и Юнги.
- Что ты видел?
- Вы целовались, блять!

Тысяча эмоций сменяют одна другую на лице Чимина, пока он осознает. А когда понимает окончательно, взгляд его гаснет, он опускает голову и тихо спрашивает:

- Значит... Ты поэтому здесь... - косится на Ямаду, - Находишься?
- А это уже мое дело, где я нахожусь...

Чимин впервые в жизни бьет кого-то. Изо всей своей силы, кулаком в челюсть, да так, что Юнги чуть не упал, зато звездочек словил - мама не горюй.
И ушел. Быстрым шагом, распугивая встречных адом в глазах, и ни разу не обернувшись.
Мин посмотрел на Джина, стоявшего все это время, скрестив руки, снаружи, и непонимание в его взгляде вызвало у старшего кривую усмешку.

- Знаешь, при первой встрече я решил, что ты нормальный. Каюсь, ошибся.

Он выждал паузу, давая возможность возразить, не дождался ничего, кроме угрюмого молчания, и продолжил:

- Твоя мать сходит с ума. Чимин почти месяц не спит и не ест, кроме как с подачи Хосока, который пичкает его снотворными и едой, которую удается в него запихнуть. Тэхен и Чонгук вопреки запрету облазили все убогие пивнушки города, какие нашли, когда твоя мать проговорилась, что ты жил на улицах все детство. Отец Чимина поднял на уши всю полицию. А ты здесь. Синячишь. Придумав какую-то байду про измену.

- Байду?
- Я не знаю всех подробностей...

Его прервал Чимин, снова влетевший, как ураган, с грохотом положил на стол телефон, наградил Юнги яростным взглядом и ушел, топая ногами, бросив напоследок:

- Смотри!

Юнги непонимающе посмотрел на телефон, где был открыт чат с Чонгуком, и увидел там последним сообщением видео.
Нажал. Скривился. Экран замелькал их веселыми лицами. Запись с того вечера, когда все произошло, Юнги вспомнил, что Чонгук все снимал на камеру, как они говорили тосты о новой жизни хена, как сидели кружком в зале вокруг горы выпивки и закусок, Чонгук приставал ко всем с просьбами сказать в камеру пожелания хену, Тэхен кривлялся, Чимин отворачивался, Юнми вопила в камеру «братик я люблю тебя!». На этом моменте Мина перекосило, но он продолжил смотреть.
Тосты, тосты, перекуры, морали от Хосока в сторону курящей Юнми, опять тосты, потом Чон, видимо, забыл камеру в прихожей, потом видно, как Юнми выходит во двор, следом Чимин, который кричит, оборачиваясь:

- Хен, давай быстрей! А то твоя сестра научит меня курить!

Камеру опять берут в руки, и это Чонгук, он идет следом на улицу, где стоят двое, Юнми держит незажженную сигарету и что-то втирает Чимину.

- Я тебе не дам курить, Рыжик, меня братик прибьет за это.

Она смеется, Чим тоже.

- Он слишком тебя бережет, знаешь? Я вот смотрю на вас и верю в любовь.
- Да ну тебя!
- Я серьезно! Его взгляд меняется каждый раз, когда разговор заходит о тебе, - и она кладет руки Чиму на плечи, утыкаясь своим лбом в его, - Ты же его также сильно любишь, правда? Кто еще так трепетно назовет тебя «мой Рыжик»...

На фоне что-то разбивается, Чон резко опускает камеру, и пока она смотрит в землю, слышно:

- Вот, значит, как!
- Хен, ты чего буянишь? - спрашивает голос Чонгука.

А дальше стук, крики, камеру кладут на землю и забывают про нее, пока она записывает отдаляющиеся голоса. Запись обрывается.
Юнги еще с минуту стоит, как каменный.
Потом смотрит на Джина, который все видел, стоя рядом, смотрит огромными глазами и не находит ни одного слова.

Чимин сидит у колеса машины, прямо на земле, вытянув руки на согнутых коленях, и когда Мин показывается из дверей вслед за Джином, смеривает его таким взглядом, что Юнги резко хочется застрелиться. У него в глазах шок размером с бесконечность и чувство вины, и лучшего средства для протрезветь сложно придумать.

- Ты мне одно скажи, - севшим голосом говорит рыжий, - Неужели я не заслужил даже того, чтобы иметь шанс обьяснить то, что тебе привиделось? Это вся твоя любовь? Это ты называешь доверием?

У Юнги лицо можно описать одной фразой - «я настолько идиот, что убейте меня просто». Что-то стучит внутри машины, Джин жмет на брелок, и оттуда вылетает Юнми. Растрепанная, зареванная, бросается Юнги на шею и рыдает в голос.

- Ты скотина! - лупит она его кулачками по спине, - Ты гребаная бессовестная скотина! Как ты вообще мог такое подумать!

Она отстраняется, лупит его по груди, по плечам, плачет и кричит до хрипа, Юнги молча сносит удары и боится посмотреть ей в глаза.

- Посмотри на себя! Ты похож на алкаша! Ты хоть представляешь, как мы переживали? А? Представляешь? Ты же как скелет...

Джинсы, будто в подтверждение ее словам, предательски сползают с бедер, держась только за трусы, Юнги застегивает их, но это мало помогает.

- Я убью тебя! - хнычет она, - Я тебя убью, если ты еще раз пропадешь! Я больше не выдержу тебя ждать. Я больше не могу так переживать...

Трет кулачками глаза, ревет и обиженно дует губы, а позади нее Чимин сверлит мокрым взглядом. Юнги думает, что на их месте точно бы себя прибил, думает, что нужно что-то, наконец, сказать, но язык будто распух во весь рот и примерз.

- Ненавижу тебя...

Говорит Чим. Встает с земли и уходит прочь. Мин провожает его взглядом брошенной хозяином собаки, но, в отличие от собаки, следом бежать боится.
Псина не понимает, за что ее гонят.
Юнги понимает прекрасно.
Поэтому покорно позволяет Джину затолкать себя в машину и молчит несколько часов до самого Пусана, не поднимая глаз, чтобы не встретиться с зареванными Юнми, тихо всхлипывающей на заднем сидении.

У матери на висках седые волосы, которых не было месяц назад.
В глазах боль от вида сына, пропитого, израненного и грязного. Руки у нее дрожат, пока несет полотенце в ванну и набирает воду, она до последнего пытается напускать на себя вид строгого родителя, но не выдерживает, и Юнги на входе в ванную попадает в объятия, и шепчет, зажатый в них, просьбы простить. Она простит, конечно же, он же «ее сынок, ее любимый мальчик, и самое главное, что живой». Уже во второй раз за их развеселую семейную жизнь.

Вымытый и обмазанный в четыре руки всеми нашедшимися дома лекарствами, долго сидит на крыльце и бесконечно курит, косясь на место, где никто его не предавал...
Юнми приносит его телефон, садится рядом, несмотря на ночь и холод, утыкается лбом в его плечо и ничего больше не говорит.
Мин листает фото в альбоме, целенаправленно ища одну, находит и залипает в нее на одну маленькую вечность. Там Чимин в пижаме, улыбается, жует завтрак, а ночь перед этим была такая, что м-м-м. Юнги любит это фото больше всех, оно родное и теплое такое, и Чим там счастливый, а Мин еще счастливее, потому что как раз только что окончательно поверил в их отношения, окунулся с головой и практически парил над землей от счастья.

Сил нет даже обозвать себя вслух идиотом. Или кем похуже, ему бы все подошло, только осознание ситуации душит так, что хочется сдохнуть от стыда в сотый раз за этот день. Мин вспоминает, что Чим видел его с Ямадой, и страдальчески кривится, лупит себе по лбу кулаком и пугает этим Юнми. Она говорит, что ему нужно поспать, тянет в дом, на кровать, и одеяло натягивает до ушей, хватает за щеки и с силой чмокает в лоб.

- Если бы ты только видел, как он сходил с ума... Ты больше никогда в жизни не смог бы подумать даже, что он видит кого-то в этом мире, кроме тебя.

И оставляет брата чувствовать себя чудовищем в одиночестве темной спальни.

***

Окна четвертого этажа светятся одни ярче, другие слабее, и только два - темные и безжизненные. Конец зимы промозглый и сырой, чавкает лужами подтаявшего снега у редких прохожих под ногами и морозит Юнги задницу холодным железом ограды, на которой он сидит. От сигарет уже саднит горло, и согреться сейчас чем-нибудь крепким было бы кстати, но ему даже думать противно об этом.
Он смотрит неотрывно в темные глазницы квартиры, за которыми где-то во мраке его Рыжик, ежится зябко и очень много думает. О седой матери. О непривычно притихшей в последнее время Юнми. О Тэхене, высказавшем ему все, что он о нем думает, пока Чонгук и Хосок мрачно молчали, а Сона наливала им всем горячий чай и смотрела сочувственно, как истинная женщина.
О Чимине, который закрылся дома вот уже больше чем на неделю и не отвечает на звонки.
Юнги приходит каждый день, сидит на этом месте и тупо пялится в темные окна, непонятно на что надеясь.

Это так просто - пойти постучать в дверь.
Это так сложно.
Так просто сказать «прости». Одно всего лишь слово.
Такое тяжелое, что ноги свинцом наливаются, отказываясь идти.
Он спрашивает себя словами Чимина - «это и есть твоя любовь?», но даже это не помогает. Потому что если Чиму не нужно его «прости», Юнги не посмеет его сказать. Потому что Чим имел право на объяснение, а Мин его этого права лишил, а значит и себя сейчас что-либо говорить. Это не вылечить, как миновы синяки и раны, не вычеркнуть и не исправить, это либо отпустить, либо нет, и провинившийся в своей слепой любви зверь покорно ждет.

И однажды чувствует за своей спиной пристальный взгляд.

- Заметил, да? - спрашивает, не оборачиваясь.
- В первый же день. - отвечает голос позади.

И снова молчание. Чувство дежа-вю, такой же холод, как тогда, и такая же разбитая душа, только теперь у обоих. Не хватает только...

- Пойдем домой.

Юнги в одно мгновение оказывается рядом, обхватывает руками, почти душа, прижимает к себе и поражается, какой Чимин наощупь холодный и худой. Зверь потерял свою магию и высосал жизненные силы из красавицы, с цветка осыпались все лепестки, но неожиданно выяснилось, что он успел пустить корни вопреки всему.
Юнги снимает с него защитный хрустальный купол, обнажая все, что осталось, отдает на полном доверии и сдается сам. Теперь окончательно.

- Ты правда чудовище...
- Только твое.