Мы с Дженни сидим в холле на отцовском диване, прижавшись друг к другу, и читаем созданный ею документ, который она назвала «Техён». Мои фотографии, незначительные события из личной жизни, о которых я давно забыл... Вся моя жизнь будто предстала перед глазами! Ей удалось создать того меня, о существовании которого я и не подозревал. И про отношения с семьёй – вскользь, невзначай, и эти факты совсем не бросаются в глаза.

– Спасибо, – шёпотом говорю я. Прижимаю к себе крепче и целую в губы.
– Тебе, правда, понравилось? – шепчет она в ответ и поднимает голову. В её голубых глазах плещется печаль.

Я согласно киваю.

– У тебя получилась потрясающая работа. Надеюсь, её оценят по заслугам, и твоя фамилия будет на обложке. Я бы не хотел другого автора для моей автобиографии.

Я прижимаю её к себе крепче. Мне не по себе. Ещё никогда в жизни я не желал остаться у отца так сильно, как сегодня. Мой мозг судорожно пытается сообразить, как вписать Дженни в свою дальнейшую жизнь, но пока ничего не получается. Тренировки, съемки – этот процесс не терпит разрывов в виде метаний из города в город.

– Поехали на Набережную? – вконец отчаявшись, предлагаю я. – Пообедаем в ресторане и покатаемся на катере.
– Поехали, – соглашается она.

Я возвращаю ей флешку, и мы медленно покидаем отцовский дом.

Моя машина ждёт нас у ворот. Я открываю Дженни дверцу, жду, пока она устроится, и занимаю водительское место рядом с ней. Включаю зажигание, и мы не спеша вливаемся в поток городских автомобилей.

Я останавливаю машину у спуска к воде. Дженни первой выбирается на дорожку и ждёт, пока я её догоню. Я беру её за руку, и мы прогулочным шагом идём по роскошной, вымощенной мраморной плиткой набережной. Отовсюду слышится весёлая музыка, кафе и рестораны зазывают посетителей яркой рекламой. Пароходы у пристани, один за другим, отходят на часовую прогулку.

Мы с Дженни не разделяем веселья. Кажется, радость, переполнявшая нас все эти дни, вдруг резко померкла.

Впереди итальянский ресторанчик, на веранде которого уютные столики с диванчиками из ротанга.

– Давай пообедаем здесь? – сжимаю я руку Дженни чуть крепче. Она соглашается кивком головы. И больше ни слова.

Мы садимся за красивый столик. Некоторое время созерцаем вид на воду и проходящие мимо баржи и мелкие судна. Дженни всё время молчит, и меня это огорчает.

В полном молчании мы листаем меню, потом выбираем итальянскую пасту и десерт. Дженни заказывает бокал сухого вина. Я кофе. Я вообще не употребляю спиртное. Очень редко, если того требуют правила, могу выпить шампанского. У меня аллергия на алкоголь.

В ожидании заказа мы смотрим на воду.

– Ты ведь не вернёшься, да? – вырывается у неё.

– Джен... – я тяжело вздыхаю и беру её руки в свои.

Она не смотрит мне в глаза, просто продолжает пялиться на грязную воду реки.

– Повернись ко мне, Дженни... – отчаянно сжимая пальцы её рук, прошу я.

Она медленно поворачивается. В голубых глазах стоят слёзы.

– Не знаю, зачем я в тебя влюбилась... Ведь знала, что ты уедешь.
– Мы не расстаёмся, Дженни! – я нервничаю не меньше неё. – Просто я улетаю в Пусан, у мамы помолвка. А потом... потом мне нужно время, чтобы разгрести дела.

Дженни замолкает и снова смотрит на воду, а не на меня. Мне совсем не нравится её настрой. Кажется, она совсем не верит, что у нас может быть будущее.

Официант приносит наш заказ. Просто невыносимо давиться пастой, когда тебя затягивает такое мрачное настроение.

Дженни медленно потягивает вино. Я знаю, она пытается принять тот факт, что с завтрашнего дня всё будет по-другому. Меня уже не будет рядом. Я уеду на неопределенное время. И, как последний подлец, я даже не могу дать ей какое-то обещание. Просто потому, что мне ещё нечего обещать.

– Знаешь, Тэ, лучше не надо ничего обещать, – будто читая мои мысли, задумчиво произносит она. – Пусть всё идёт своим чередом. Нельзя привязывать себя обещаниями, если к чему-то не готов. Возможно, нам лучше остаться друзьями.
– Джен...

Она одним махом допивает остатки вина в бокале и жестом прерывает готовый сорваться с моих губ поток противоречий.

– Я слишком долго совершала одну и ту же ошибку, Техён, – грустно улыбается она. – Я пыталась заставить работать то, что уже давно не работает. Ничего хорошего не выходит, когда насильно связываешь себя какими-то обещаниями, даже не зная, что ждёт тебя впереди.
– Дженни! Я люблю тебя, понимаешь?
– Если любишь, вернёшься.

Дженни старается говорить уверенно, но я чувствую, что она держится из последних сил.

– Я с тобой не согласен! Категорически не согласен, ясно? – обиженно посматриваю на неё я. – Дай мне время. Хотя бы пару недель! Не надо вот так резко вычёркивать из своей жизни то, что стало так важно для нас двоих!

– Я тебя не вычёркиваю. Просто я не верю в сказки. Я уже большая девочка, Тэ. Я понимаю, что мы с тобой совершенно разные. И жизнь у нас разная. Я не хочу, чтобы ты себя заставлял что-то делать из чувства долга или вины. Мне это ни к чему. Оставим всё, как есть. Оставим нас с тобой здесь, на этом месте.

Я смотрю на неё, и меня переполняет ярость. А я ещё думал, что это я упрямый. Куда там! Попробуй, переубеди мисс независимость, которая вбила себе в голову, что я её обязательно брошу.

– Ровно до того момента, как я вернусь обратно! – рычу я. Опять моя черта получить желаемое любым способом даёт о себе знать. Только на этот раз на кону моя личная жизнь.
– Я тебя ни к чему не принуждаю. Только если этого захочет твоё сердце... – продолжает петь свою песню Дженни. – Пожалуйста, закажи мне ещё один бокал вина.
– Иначе ты не сможешь сыграть свою красивую роль до конца? – с усмешкой произношу я и взмахом руки зову официанта.
– А что, даже если и так? – её бравада куда-то исчезает, и в голубых глазах снова блестят слёзы.
– Тогда прекрати играть на публику и бросаться красивыми словами о том, что отпускаешь меня на все четыре стороны! – вконец взрываюсь я. – Потому что я никуда не собираюсь! Только в Пусан, на грёбаную помолвку моей мамы и Сана!

Кажется, эта помолвка перепортила жизнь нам всем. Джуну испортили праздник, а меня вынуждают расставаться с Дженни раньше времени.

Дженни молчит. Ей нечего больше сказать. Но я знаю, что она уже вбила себе в голову, что дальше мы с ней пойдём в разные стороны. Я думал, что сложно понять маму. Но пробиться через упрямство Джен ещё сложнее. Дженни не понимает, что, оставляя наши отношения здесь, в ресторане, она всё только усугубляет.

Я сдерживаюсь из последних сил. Ведь если я сейчас взорвусь, всё окончательно испорчу.

– Дай мне две недели, – вдохнув полной грудью несколько раз, снова прошу я.
– Хорошо, – кивает Дженни. – Только обещай, что, если у тебя не выйдет и дальше вписывать меня в свою жизнь, ты скажешь об этом честно.
– Обещаю, – возвожу глаза к деревянным балкам веранды я.

Дженни замолкает и медленно пьёт принесённый официантом бокал вина.

– И сегодня ничего не закончилось, – бурчу я. – Ты допьёшь своё вино, и мы будем гулять до самого вечера. Потом где-нибудь поужинаем, а к одиннадцати часам вечера я приведу тебя к двери твоей квартиры.
– Ты всегда такой упрямый? – посматривает на меня она.
– Да. Ты ещё не заметила?
– Заметила.
– Тогда допивай быстрее. Мы ещё успеем на прогулочный катер. Он отходит через пятнадцать минут.

Дженни качает головой. Потом не выдерживает и грустно улыбается.

– Проси счёт. Я больше не хочу вино, – говорит она и сжимает мою руку в своей.

Я неотрывно смотрю ей в глаза. Чёрт, это больно. Больно уезжать, и не знать, вернёшься ли обратно в ближайшее время.