Создавалось под: Manic Drive — Good News

Девушка виляет бёдрами, без комплексов двигаясь по кухне. Пока родители отдыхают от пятницы, Алья ушла гулять, а «не-до-брат» в комнате, она раскрепощается. Капельки наушников надёжно всунуты в уши, музыка включена на полную мощность. Если бы даже Маринетт захотела услышать саму себя, то ей бы это просто не позволили оглушённые барабанные перепонки.

Неделя проходит незаметно, пока не наступает ночь. Дюпен-Чэн под обманом идёт в комнату к сестре, находя там уют и защиту. Адриан игнорирует то, что случилось в этот понедельник. Представляете? Он так же отрешенно смотрит в пол, игнорируя присутствие девушки. Он уверяет, что она ему противна.

А брюнетка и не зациклена. Сейчас есть только сковородка, музыка и она. Разбивая яйца и смешивая их с мелко нарезанным хлебом, Маринетт следит и за кастрюлей с пастой. От мысли, что эта вкуснятина будет таять у неё во рту, пропадают всякие мысли, что только недавно сошли синяки на шее.

— На-на-на, — подпевает Маринетт, хватая с ящика оливковое масло, и используя его в роли микрофона. — Good News! У-у-у!

***

Он всунулся всем весом в заднее сидение машины, пытаясь тем самым не навлечь на себя беду. Родители снова ругались, продолжая обвинять себя во всех смертных грехах. Мальчик лет 15 только рыкал, пытаясь сохранять самообладание. Он дышал как можно глубже, только чтобы не закричать во весь голос. Отчаянно. Габриэль ударил по рулю, как можно сильнее, свободной рукой толкнув пассажирское сидение. Миссис Агрест пошатнулась, заливаясь слезами, и продолжая «пилить» мужа.

Подросток закатил глаза, включая музыку погромче в наушниках. Батарея плеера уже должна была вот-вот сесть, а дорога обещала быть долгой. Адриан не мог этого вытерпеть. Ему было жалко отца, который постоянно бил сына, хотел, чтобы его чадо повидала жизнь уже в раннем возрасте. Оттого, на теле юноши остались отметины. А мать вообще потеряла рассудок, когда изменила, предала собственную семью. Болят лёгкие от их ссор.

— Хватит! — не удержался сын, закричав на весь автомобильный салон. Габриэль резко крутанул руль в сторону, никто даже и глазом не моргнул, как машина начала переворачиваться в воздухе…

***

От лица Адриана

Вспоминая события того вечера, отчаянно стону от моральной боли. Я, до сих пор чувствую то, как меня доставали из сломанной, скукожившийся машины. Я запомнил даже время, ведь перед этим взглянул на дисплей плеера. Как мне с этим теперь жить?

Самое главное, что мы все выжили. И авария случилась именно в этот день, три года назад, осталось лишь дождаться нужного времени. Сердце больно бьёт по рёбрам, пытаясь их сломать. Ему больно, что отца и мать лишили родительских прав. Ему гадко, что мама попросила семью Дюпен-Чэн как хороших знакомых усыновить меня, чтобы я был под присмотром. Да лучше бы я остался в этом блядском детдоме!

Я помню, как служба спасения укутала меня в плед, и я, под сигнал сирены скорой помощи, пил горячий шоколад из рук медсестры. А главное, что тогда я чуть не лишился самого главного — уверенности в себе.

Мои руки дрожат лишь от одной мысли про приезд матери. Я не хочу её ни видеть, ни слышать. Она улетела в Таиланд, при первой же возможности. Вздохнула спокойно, да? Так почему же в груди так щемит?

Закрываю глаза, поднимаясь с кровати. Темнота, густая и скверная, фальшивая и подлая. Я не верю себе, что видел в этот понедельник. Но знаю точно: я частично верю и Маринетт, и своему воображению. Пытаюсь как можно дальше откинуть мысли о своей бывшей семье, скрипя половицами. В горле от этого пересохло, и вызывает жуткое раздражение. Интересно, а где эта бестолочь?..

Вхожу на кухню. Замираю, наблюдая за неадекватной картиной: девушка в одной лишь футболке танцует вокруг кухонного островка, затем так же пританцовывая, что-то готовит у плиты. И боже, она чуть ли не тверк танцует! С прикрытыми глазами, уверенные движения лопаткой, ножом, никакого внимания на меня. Я что, прозрачный? Перевожу дыхание, понимая, что сам и засмотрелся.

Отвожу глаза, направляясь к холодильнику. И какого чёрта у нас он, недалеко от плиты? Сохраняю важный вид, потирая переносицу, и понимаю, открыв дверцу, что сока нет. И кто, где, когда, кого убить? Достаю сок с мякотью с верхней полки, и хмурюсь: ненавижу. И тут резкий толчок с такой силой, что я пошатываюсь. Девушка вытаскивает наушники, смотря на меня с опасением. Боишься, бестолочь? Смотрю на её тело и понимаю, что ребёнком её сложно считать: есть небольшая грудь, талия, ножки, всё при ней. Но как только смотрю на покрасневшее лицо, понимаю, что в душе она обыкновенный ребёнок. Она поправляет бретельку лифа, неловко закусывая губу. Не жил бы с ней столько лет, то наверняка подумал, что Маринетт Дюпен-Чэн пытается меня соблазнить.

Чёрт, кажется, у меня пересохло во рту.

Глотаю жидкость, смотря прямо в глаза этой несносной девчонке. Слабо наклоняюсь к ней, застывая прямо возле уха. Она застыла, как каменная, боясь пошевелиться лишний раз. Затаила дыхание, но сердце бешено стучит. Волнуешься, Маринетт?

— У тебя, — говорю самым мягким и тихим тоном, чуть ли не шепотом, — сейчас сгорит яичница.

Девушка ойкает, резко поворачиваясь от меня, и начинает что-то орудовать лопаткой, переворачивая пищу. Слышу приятный запах, но, я не отведаю её стряпни. Жить охота.

Вижу, как её щёки предательски горят огнём. Самодовольно улыбаюсь, возвращаясь к лестнице.