Мари даже стало немного грустно, когда из кабинета медсестры её забрал отец. Чего она ждала? Кого? Адриана? Она не знает. Пока мисс Монтетти разъясняла опекуну, как же его чадо всё-таки здесь оказалась, Маринетт рассматривала разноцветные баночки, микстурки и градусники. Протянув руку к упаковке пластырей, она взяла один и налепила на маленькую царапинку на запястье. Поцарапалась, когда резко встала из-за парты.

Переведя взгляд на вид за окном второго этажа, она заметила девочку, в ступоре стоявшую и смотревшую на Маринетт. Учебный день для первоклашек уже закончился, так какого черта? Дюпен-Чэн заинтересованно смотрела на девочку, продолжая играть в гляделки. Когда отец в кабинете окликнул брюнетку, та даже не повернулась. А вот голова маленькой девочки на все 360° — да! Отшатнувшись от окна, девушка схватилась за запястье, пытаясь утихомирить бешеный пульс.

— С тобой всё в порядке? — мистер Дюпен приобнимает свою дочь за талию, когда медсестра тут же задирает ей рукав кофты и вводит иглу.

— Пап? — перед глазами темнеет, всё становится таким недосягаемым, глаза закатываются, но отец успевает вовремя поднять её на руки. (Сложно чувствовать себя беспомощной, когда тебе вкололи снотворное.)

— Доктор, как думаете, с чем это связанно? — мужчина уже на выходе из школы обращается к мисс Монтетти, решившей их проводить.

— Я же говорила, что я медсестра, — она смущенно улыбается. — Думаю, это всё тесно связанно с переездом. Подростковая травма, неполадки с одноклассниками.

— В смысле? — мистер Дюпен покосился на медсестру. — Что за неполадки?

— А она вам не рассказывала? — девушка заламывает запястья. — Странно. У неё нет друзей, и она ни с кем не общается. Возможно, в этом и проблема таких её «припадков».

Мисс Монтетти прощается, уходя к своему кабинету по коридору.

***

От лица Маринетт

Потираю глаза, отходя от сна. Голова гудит, сверчки на улице только усугубляют это чувство задолбанности и усталости. Помню только мисс Монтетти, отца и людей за окном, с обгоревшими руками. Сама того, не осознавая дергаюсь, и понимаю, что на дворе глубокая ночь. Девочка с головой. Эта голова… Чёрт, это уже не шутки. Я действительно это видела и готова поклясться. Настоящая чертовщина творится вокруг меня. Я хочу обратно в город, обнять родных, друзей. Забыть это как кошмарный сон. Касаюсь своих губ, которые сегодня поцеловал Адриан. Хотела бы я это забыть?..

Не сразу понимаю, что дверь приоткрыта, лунный свет, и свет ночника освещает комнату и едва заметный силуэт на стуле. Отнимает речь, сердце чуть не выпрыгивает из груди, когда я нервно тянусь к лампе. Чуть не умираю на месте, когда мутный свет лампы освещает лицо Адриана.

Не заспанное; он сидит в футболке и шортах, смотрит, наблюдает. Меня решили загнать в могилу или свести с ума? Ничего не приходит в голову, пусто. Язык онемел, сердце не прекращает танцевать чечётку, будто цыган на какой-то свадьбе.

И тут меня пробирает злоба. Какого черта ты тут забыл, окаянный?!

— Привет.

Его лицо не выражает никаких эмоций, а это приветствие будит во мне зверя. Шкирюсь, садясь на кровать.

— Нам проблемы нипочем, у нас лица кирпичём? — шиплю, съязвив. Святые петушки, у меня хватило смелости на сарказм! Где мой Оскар? Его лицо не меняется, и я желаю всем сердцем зацепить его за живое, но ничего на ум не приходит. Чёрт.

Задерживаю дыхание, когда его потрескавшиеся губы расплываются в насмехающейся улыбке. Какого черта я пялюсь?

Кажется, что сердце выпрыгнет, когда резко его лицо оказывается возле моего. В его глазах — вызов. В моих — кроличий испуг. Проглатываю слюну, пытаясь контролировать дыхание. Все попытки летят к чертям. Да, хорошо, я поняла. Ты победил. А теперь отодвинься, чтобы меня не вынесли ногами вперёд отсюда.
Куда тянется твоя рука, паршивец?! Закусываю слегка губу, когда он убирает волосы, попавшие мне в рот после сна. Удивляюсь, что кошмары мне не снились. Впервые на новом месте. Молча офигеваю. Его пальцы перебирают эти несчастные три тёмные волосины. Ну, оставь их в покое, чёрт бы тебя побрал.

Меня отрезвляет скрип двери.

Протяжный, невыносимый. И я поворачиваю голову, отвлекаясь на это. Адриан хватает за подбородок, но я вырываюсь, подрываясь с места. Отхожу на безопасное расстояние. Ты думал, что тебе всё позволено? (Как бы ты не был хорош внешне, как бы ты не трахал мою сестру — это невыносимо.) И за меня решил взяться?

— Не играй со мной, — не сразу замечаю, что молю. Что мысленно, что прямо.

— Играть? — его лицо меняется. Радуюсь хоть какой-то эмоции, а то какой-то атрофированный. Он поднимается, но я делаю шаг назад. — Я не играю.

— Ты пугаешь, — сжимаю руки в кулачки, а сердце бешено колотится. Черт!

— Я хочу попробовать. Это странное чувство…

Не даю договорить, вспыхивая.

— Трахать мою сестру тебе оказалось недостаточно?

Он замирает, а я офигеваю от своей смелости. Мягко говоря.

— Ты… Я хочу о тебе заботиться.

Он смотрит вниз, затем снова мне в глаза. Смотрит печально и открыто, так не похоже на его обычную агрессивность. Я не знаю, что ответить на его признание; я чувствую, что мы знаем друг друга на каком-то глубоком, личном уровне, гораздо более глубоком, чем просто отрывочные фрагменты информации, но этого недостаточно. Да и откуда такая уверенность? Я жила с ним три года под одной крышей. Мне нужно знать больше.

Я хочу настоящего Адриана, а не его отрывки.

Но знаю, что он способен играть в опасные игры с людьми. Манипулировать. Как мне кажется, это пустое марнотратство времени.

— Уходи. Уходи сейчас же, — давлюсь слезами, распахивая дверь так, что она чуть не срывается с петель. — Ненавижу тебя.

И он уходит, оставив во мне дыру.