Мне было холодно.
Я не понимал, где я нахожусь, но ждал его скорого возвращения. В сжатой от нарастающей тревоги руке растаял шоколадный батончик. Дворники быстро двигались вправо-влево, вправо-влево, вправо-влево. Они размазывали капли дождя, только успевшие попасть на лобовое стекло, через которое открывался вид на широкий перекресток.
Холодно. Элвис не включил печку в машине и ушёл аж двадцать минут тому назад с напутствующими словами сидеть, как мышь. Я это умел. Наша классная руководительница часто просит вести себя тихо, стоит ей выйти по делу в коридор. Не зря мое имя уже вторую неделю подряд весит на доске почета - я хороший мальчик.
Свет уличных огней тоже, подобно каплям, размазался. Я прижался плечом к двери, тоскливо наблюдая за гонкой двух капелек, которые, соединяясь с другими, убегали быстрее вниз. За кого я болел сказать сложно. Скорее всего за того, кто побеждал.
Элвис вернулся в тот момент, когда я решил согреть окоченевшие ладони тёплым дыханием. На дворе конец ноября, мама одела меня в тёплую куртку с капюшоном, но и она не справлялась со своими обязанностями.
Дядя, будто дождя не существует, распахнул водительскую дверь, но не спешил садиться, поджигая сигарету во рту.
— Держи, - нагнувшись, Элвис бросил мне на колени пакет, из которого выпали шоколадные печенья, сырные шарики и газированный сок. И всё это, по мнению мамы, мне нельзя.
Я не обрадовался вредным, но вкусным подаркам. Я знал их цену, я знал какова плата, поэтому побледнел больше, чем от холода и обречённо взглянул на Элвиса, важным видом курившего сигарету. Вскоре он бросил соломку в лужу и сел за свое место, пристегнув ремень безопасности.
— Мама будет ругаться, - сглотнул я, не глядя на дядю.
Он поправил шапку и, окинув меня взглядом, завёл двигатель. Куда мы едем? Неважно куда. Важно то, что когда мы остановимся, я буду должен спустить ему штаны.
— Она не узнает, - отмахнулся Элвис, — ты ешь сейчас.
— Я не хочу, - слёзы душили, однако мне нельзя плакать. Элвис не любит, когда я плачу. Его это злит. — То есть, пока не хочу. У меня живот болит.
Может, если я совру, дядя отвезёт меня домой и мы не станем играть во «взрослые игры». Мне страшно. Я больше не хочу делать то, о чём он просит.
— Я тебя вылечу, - как-то странно ответил Элвис на мою жалобу - угрозой.
Теперь у меня правда заболел живот. Я схватился за него и совсем прилип к двери, будто то никчемное расстояние, которое я возвел между нами, способно меня уберечь. Как бы я хотел сейчас оказаться дома, рядом с мамой и папой. Они бы точно поругали дядю за плохие игры, если б только знали... Элвис ясно дал понять, что я должен сохранить нашу тайну до самой могилы, иначе быть беде.
Мы выехали с главной дороги и уже колесили по другой части города, где не так ярко и многолюдно. На улице стемнело, поэтому я толком ничего вокруг не видел, кроме светящихся вывесок. Здесь мы впервые.
Проехав ещё немного, Элвис резко завернул на какую-то полупустую стоянку, где и припарковал машину, взятую в кредит на имя моего папы. С трудом понимаю, что это значит. Думаю, папа от своего имени подарил её дяде, вот так.
— Приехали, - вынул ключи из замка зажигания Элвис, — ты берёшь пакет с собой или как?
Перед нами длинное одноэтажное заведение с окнами, в которых горел красный свет. Сперва я подумал, что мы приехали в дом с приведениями, но тогда почему при входе нет таблички с предупреждениями? Вместо этого у ограждения горит неоновая надпись «Мотель».
— Ну смотри, будешь ныть, что голоден, я тебе заказывать ни черта не собираюсь, - не дождавшись от меня ответа, Элвис грубо сказал мне выйти.
Здесь дождь почти не капал. Дядя, обняв меня одной рукой, медленной походкой вёл нас к парадному входу, где за стойкой с незнакомым мне словом «ресепшен» сидела женщина. Она напомнила актрису из маминого сериала про домохозяек, только у этой волосы странного цвета и собраны в зализанный хвост.
— Это ваш сын? - передав дяде ключ от номера, посмотрела на меня с улыбкой тётя.
— Да, - улыбнулся ей Элвис, — мы не надолго, дождь хотим переждать.
— Хорошего отдыха. Если что, наш мотель предоставляет бесплатные закуски.
Поблагодарив её, Элвис тихо велел мне шевелить ногами и молчать в тряпочку, пока мы не зайдём в наш номер. Но почему он сказал, что я его сын?
— Повезло тебе, жрачка на халяву, - хмыкнул дядя, заперев нас.
Я вспотел. Мне всё еще холодно, но пот тек с меня, словно я стоял на солнцепеке. Меня мутило, живот крутил сильнее, а единственное, что я мог сделать - просто стоять и ждать указаний. Если я скажу о своём состоянии, Элвис огреет меня ремнём. Он уже делал так однажды, когда я укусил его за то самое место, которое он назвал «моим членом». Он так и крикнул «ай, сука, мой член!». Больше я так не делаю.
— Садись на кровать, я сейчас вернусь.
Мне осталось где-то три минуты, пока Элвис закрылся в туалете. Три минуты до очередной гадости. Я посмотрел на свои ладони, блестящие от пота и испугался, когда они задрожали. Может, я простудился? Мама говорила, если мне холодно и я дрожу, значит, у меня температура. В любом случае, мамы сейчас здесь нет. Она дома, думает, что Элвис отвез меня в кинотеатр смотреть только вышедший мультфильм. Элвис такой врун, хуже Пиноккио. Будь Элвис Пиноккио, его нос был бы длиннее городского моста!
Вдруг откуда-то слева, через стенку с некрасивыми яркими обоями, послышались страшные звуки! Кто-то кричал - мужчина и женщина. Сперва крикнула женщина, затем мужской голос, тогда голоса доносились одновременно, словно их раздирали на части. Я испугался, что им может быть плохо, в панике думал выйти в коридор и проверить, но потом звуки немного изменились. Они стали куда неприятнее, поэтому я заткнул уши и съежился на кровати, ожидая конца чужих протяженных вздохов.
— Я хочу домой, - шмыгнул я, сморгнув на белую простынь слезу.
Мне здесь не нравилось. Мне не нравился Элвис и его поступки. Мне не нравились женские крики и громкие стуки. Мне не нравился свет в этой комнате и пряный запах. Это место совсем не похоже на ванную у меня дома, но чувствовал я себя здесь также плохо, как и в ней.
— Я что тебе говорил? Хорошие мальчики не плачут, - Элвис вышел в одном полотенце и снова курил. Я быстро сел прямо, вытирая мокрые щеки, старался смотреть куда угодно, лишь бы не на дядю.
Боялся, что стошнит.
— Я хочу домой.
— Здесь я решаю, а твои хотелки меня не волнуют, - зло отрезал он, достав из маленького холодильника на тумбочке какие-то бутылочки. Открыв одну, Элвис выпил половину содержимого, жадно вздохнув в конце. — Ной, ты же умный мальчик. Разве ты еще не понял, что я могу и по губам треснуть? Не скули, твою мать! - рыкнул он на меня, потому что я захныкал громче прежнего.
Я не чувствовал ничего ниже шеи, будто, кроме быстро бьющегося сердца, у меня ничего нет. Я игрался со змейкой куртки, которую отказывался снимать. Мне почему-то казалось, если я в ней, значит, мы скоро вернёмся домой.
— Мне плохо, - поднял я заплаканные глазки. Элвис испепелял меня глумливым видом, пускал в мою сторону дым сигарет и на жалобы лишь цокал в недовольстве.
— Поиграем и уедем.
— Я не хочу. Нет!
— Сюда иди, - дядя напрочь игнорировал мои мольбы, сунул сигарету в рот и схватился двумя руками за полотенце, сбросив его с бедер на пол.
Я никогда не мог смотреть туда. Сколько уже мы играем в его игры, я всегда либо закрывал глаза, либо прятал их, как и сейчас. Элвиса это не волновало, он даже смеялся надо мной, сам направлял. Обычно мне просто хотелось бежать, но сегодня я на грани, как говорила однажды мама, истерики. Он звал меня, позвал уже два предупредительных раза, а я стоял, как вкопанный, на месте. Я должен играть по его правилам, ведь чьи игры, тех и порядки. Правда я не совсем понимал, почему я должен их соблюдать.
— Ладно, - истратив запас терпения, Элвис потушил сигарету об угол тумбочки и сам направился ко мне, отчего я пополз по кровати в самый угол, — попробуй что-то выкинуть, мало не покажется. Ты по моему ремню соскучился?
— Пожалуйста, не надо... - всхлипнув, в страхе пискнул я.
Элвис улыбнулся, но улыбка была недобрая.
— Вот мы и договорились! А теперь ко мне, малыш, - дядя слишком резко дернул меня за пятку к себе, и я уже сидел перед ним на коленях.
Я снова играл во взрослые игры, потому что боялся. Слишком много боялся тогда и слишком многого боюсь теперь.
***
Это было первое воспоминание, вспыхнувшее, подобно утренней заре, в памяти за долгий промежуток времени. Я думал, что заблокировал каждое пятно моего детства, но некоторые давали о себе знать даже во сне. И все же, ни одно из них не было столь четким, как это. Я проснулся в холодном поту и до сих пор видел перед собой его жабью физиономию . Я слышал тот мерзкий приторный запах комнаты. И я все еще слышал чужие стоны, эхом отскакивающие от стен с вульгарными обоями в цветочек.
Как есть, в нижнем белье, я вышел на задний двор, чтобы покурить, иначе мне не сомкнуть глаз. Я сверился со временем на экране сотового и с огорчением для себя открыл, что сейчас только второй час. Летний ночной воздух приятно пощипывал обнаженное тело. Я сел на скамейку и зажег сигарету, выдохнув дым в бездонное небо.
Почему мне приснился тот вечер? Что же в нём такого важного, раз мозг решил напомнить о дне, когда я...
Когда я впервые сказал ему «нет».
Это были слабые, даже можно сказать жалкие попытки остановить Элвиса, но они все же проявились, пусть и не увенчались успехом. Успех, в общем-то, проявляется только сейчас, спустя реки слез, горы ненависти и пустошь надежды. Как много я не мог объяснить себе тогда и как много я не хотел бы понимать сейчас. Вы ведь не сразу осознаете, что стали жертвой. Это происходит спустя время, когда начинают проявляться первые признаки травмы.
Бросив окурок, я втоптал его в землю и грустно вздохнул. Над ухом пищали надоедливые комары, которые то и дело кусались, но мне не хотелось возвращаться в дом. Ночь чудесное время суток, но завтра долгий день, и если я не высплюсь, он пройдёт с нежелательными приключениями, поэтому я всё-таки заставил себя уснуть.
Утром меня разбудили недовольные крики, телефон, звонящий, как ненормальный и солнечные лучи, пробравшиеся в комнату через окно.
Я, сонно бурча под нос, дотянулся до замолчавшего телефона и, протерев глаза, которые из-за плохого сна совсем не отдохнули, заметил сообщение.
«Мы не едем в поход!».
Сначала я даже не понял, о чем шла речь, но вдруг меня осенило и я аж скатился с кровати на пол, не отрывая радостных глаз от экрана. Это правда? Пейдж не из тех, кто стал бы шутить подобными вещами. К тому же за дверью я отчётливо слышал рыдания Чарли, жалующегося на «нечестный мир». Как по мне, впервые этот «мир» поступил честно.
Вернувшись обратно в постель, я взъерошил волосы, набирая номер кузины. Она ответила почти сразу.
— У нас получилось, - шепотом восторгалась Пейдж, держа трубку совсем близко ко рту, потому что я слышал её дыхание.
— Ты не можешь говорить? - догадался я.
— Нет, всё в порядке. Я закрылась в ванной. Ты бы это видел. Он за ужином весь такой злющий заявляет «поход отменяется, в горах обещают сильные дожди». - хихикнула Пейдж, протяженно выдохнув. Кажется, она курила. — Ему бы еще грустную музыку на фоне для полного эффекта, и я бы пустила слезу.
— Видишь, - улыбнулся я широко, — мы смогли. Это наша первая победа, а ты сомневалась.
— Может, ты и прав, - спустя паузу хмыкнула кузина на другом конце линии, — может, это не так сложно, сказать ему «нет».
Не успел я вставить и слово, как в мою комнату ворвался зареванный Чарли. Он, сильно пнув дверь, в очередной раз крикнул маме «это нечестно» и подбежал ко мне. Когда Чарли сильно плачет, у него сразу раздувается венка у переносицы. Он красный, сопливый и со слезами, размером с кукурузное зерно, схватил меня под локоть и затормошил.
— Ной! Скажи хотя бы ты им! Они мне обещали, что я поеду в поход! - срывая голос, Чарли повернул обиженную моську к двери, где стояла не менее расстроенная мама.
— Ладно, Пейдж, потом договорим, - отключился я и сконцентрировал всё внимание на происходящем, — в горах сейчас страшные ливни, Чар.
— Вы врете! - рыкнул он, шмыгая соплями. — Вы просто меня пускать не хотите, а я мечтал в поход сходить и медведя увидеть!
Мама устало покачала головой.
— Поедешь в следующем году. Может, мы тебя в лагерь с друзьями отправим, хочешь? - попытки задобрить Чарли работали первые две секунды, пока он размышлял над предложением, но вскоре Чарли вновь залился слезами, скорее всего потому, что его не устроило «в следующем».
Успокоить брата могло лишь чудо, поэтому папа решил пойти на крайние меры и отпустить Чарли на пару дней к бабале. Бабалю он любил также, как издеваться надо мной, поэтому через считанные минуты Чарли уже сидел за завтраком и смотрел мультфильмы.
Как обычно, я покурил на толчке, принял душ и, выпив только стакан молока, ждал Одиссея. Сегодня мы едем на работу не вечером и не для того, чтобы работать. Даже грустно. Торговать мороженым оказалось не самым скучным занятием, как преподносили ребята. Здесь стоит отдать должное Одиссею, потому что это он разбавлял серые будни красками. С ним даже на поминках весело, потому что Одиссей из тех, кто «прыгнешь ты, прыгну и я, а может и нет, но тебя толкну точно». Мне грустно заканчивать эту, наверное, самую обыкновенную тинейджерскую главу, когда мы вместе, слушая громкую музыку, колесили по вечернему городу. Когда отдувались за опоздание перед мистером Бёрнсом, который каждый раз угрожал увольнением. Когда Одиссей устраивал весёлые представления, чтобы отвлечь на некоторое время голодных детишек, пока я выносил со склада коробку с вафлями: они быстро заканчивались. Когда после смены, считая заработанные деньги, мы воображали себя королями мира. Одиссей ставил ноги на стол и опрокидывался на спинку стула, медленно выкуривая сигарету; он боялся Бёрнса и знал, что ему влетит, если тот застанет его в подобной вальяжной позе, однако Одиссей все равно до последнего дымил и дурачился. Я просил его перестать, он только усмехался, входил в роль, пока я от паники грыз ногти. Тогда я не раз думал хорошенько ему врезать, но теперь, предаваясь воспоминаниям, мне смешно.
Сегодня мы увольняемся и в последний раз забираем свою выручку. Через неделю выпускной бал, и это последняя наша вечеринка с Одиссеем. Потому что он остаётся учиться здесь и потому что я здесь не остаюсь.
— Чего ты такой мрачный?
Мы уже находились на обратном пути с ярмарки. Позади остался «Сладкий период» вместе с ворчливым мистером Бёрнсом, который вопреки нашим недостаткам, тоже не хотел прощаться. Он, конечно, прямолинейный человек, но вот с проявлением чувств у него проблемы, поэтому его «вы не самые худшие работники» меня вполне удовлетворили.
Я коротко вздохнул, убрав взгляд с зеркала заднего вида, через которое еще было видно Чёртово колесо.
— Поругались с блондиночкой? - изогнул бровь Одиссей, не дождавшись ответа.
Я цыкнул.
— Нет.
Мы спустились вниз по склону и уже подъезжали к городу, но не торопились домой. Солнце сегодня пекло беспощадно, о такой погоде говорят «аномальная жара», и как назло кондиционер в машине Одиссея забарахлил. Мы ехали на быстрой скорости, игнорируя дорожные знаки, но спекшийся воздух вместо того, чтобы хоть немного остудить нас, будто жарил. Я сильно вспотел. И в такую адскую жару мы должны проехать по всем магазинам, чтобы купить смокинги для бала?
Одиссей вдруг громко посмеялся.
— Что? - не понял его реакции я.
— Вот думаю, что мне будет не хватать твоего занудства. Из тебя, мистера Загадки, нужно все клешнями вытягивать.
— Значит, тебе тоже грустно?
Мы редко говорили о своих чувствах. Конечно, могли и не боялись этого, а уж тем более не стеснялись. Наша дружба - дверь, ведущая в ту же реальность, но в ней больше фантастики, чем можно представить. За этой дверью не существует ничего, кроме того, что нам нравится, чего мы хотим и чего непременно достигнем. Мы искали утешение друг в друге, не выпуская слез. Я искал нормальности, Одиссей искал противоположное. Я знаю, что минус на плюс дает минус, но наша дружба - это не математика. Поэтому в итоге получился плюс.
— Хочешь поговорить об этом?
Он посмотрел на меня с дразнящей усмешкой, как всегда, в попытке перевести всё в шутку. Я сомкнул губы в плоскую линию и отвернулся. Пару минут, кроме радио, по которому передавали прогноз погоды, никто не разговаривал. А потом Одиссей затормозил на первом светофоре и громко вздохнул, как бы предвещая, что собирался что-то сказать:
— Ты прав, Эйнштейн. Мне жуть как грустно. Это уже третья пачка, - достал из бардачка целёхонькую упаковку сигарет он. Его лицо блестело от пота, поэтому переодически Одиссей вытирался бумажными салфетками. — Я бы хотел, чтобы ты остался, но твое место не здесь. Я это знаю. Также я знаю, что нельзя остановить время - рано или поздно ты уедешь. Уедет Пейдж. Да все! Я один останусь. - Одиссей нервно жестикулировал и чуть было не проморгал зелёный свет, но водитель сзади, посигналив, помог нам вовремя опомниться. — Только не смей говорить, что «мы же будем созваниваться, встречаться по праздникам, я приеду на Рождество». Знаешь, звучит как оправдание из тупой мелодрамы.
Я засмеялся на его категоричность, однако с мнением спорить не вздумал.
— И что ты предлагаешь?
Одиссей, стянув с головы солнцезащитные очки, пафосно зачесал назад взмокшие волосы.
— У меня есть для тебя сюрприз, Эйнштейн. Так что в своем университете для задротов помни, что я - твой лучший друг, собутыльник, брат, отец, любовник. Я твой бог, малыш. Я твое яблоко, свалившееся на тебя с дерева, Эйнштейн.
О хандре речи больше не было. Я хохотал над глуповатыми, которыми мог разбрасываться лишь один Одиссей, фразами. Я сказал ему, что история с яблоком принадлежит не Эйнштейну, а Ньютону. А он решил, что конкретика - это мелочь. Порой я приходил в ступор: он в самом деле не в курсе очевидных вещей или притворялся, тем самым поддерживая образ шута? Я думаю, он не такой глупый, каким пытается показаться. Одиссей временами говорит весьма мудрые вещи, и тогда даже я, затаив дыхание, прислушиваюсь к нему.
Смокинги мы все-таки подобрали. Я не искал чего-то необычного, тем более костюм пришлось подобрать под платье Стеллы, которая заранее скинула мне фотографию. Перед сном я представлял её в этом платье: оно элегантное и сексуальное одновременно. Вырез наряда, как она мне объяснила, называется «лодочка»; оно шёлковое, черное и не короткое, с длинным вырезом. Я уверен, на балу красивее девушки не будет, потому что моя Стелла - обворожительна даже в пижаме.
Следующим вечером, как и обещал Одиссей, мне устроили сюрприз. Солнце уже готовилось скатиться к горизонту, однако несмотря на это, было все равно невыносимо жарко. Настолько, что трава желтела и вяла на глазах.
Я услышал сигнал автомобиля в тот момент, когда менял футболку. Чарли забежал в мою комнату, чтобы сообщить, что за мной приехали.
Прихватив бейсболку, я попрощался с мамой и выбежал на улицу и пожалел об этом, потому что от духоты вновь вспотел. Оказалось, это лето побило все рекорды по аномальной жаре, и любой здравомыслящий человек не отходил бы от кондиционера. Или хотя бы старался не выходить из дома, чего мы, - я, Стелла, Пейдж и, собственно, Одиссей, - делать не стали.
Заметив меня, они радостно завопили и любезно открыли переднюю дверь, приглашая присоединиться к их веселью. Из-за шума мама выглянула во двор, снисходительно улыбнувшись.
— Только не гоняйте! Будьте осторожны, - наставнически попросила она и взглянула на Стеллу, — ты за старшую.
Блондинка в приятном удивлении оторопела, но мигом кивнула маме с таким видом, словно ей поступил приказ из самого Белого дома.
— Можете на меня рассчитывать, - помахала ей Стелла.
Под продолжительный сигнал мы двинулись с точки и ехали в неизвестном мне одному направлении. Я поглядел на Стеллу через зеркало и расплылся в улыбке из-за того, что она сияла не хуже Рождественской елки.
— Видишь, - обратился я к ней, наладив зрительный контакт, — ты ей нравишься.
Её щеки заметно порозовели, она ответила мне спущенной улыбкой и откинулась на спинку сидения. В салоне играла негромкая легкая музыка. Я пытался вытянуть ответ у каждого о сюрпризе, только на откровение никто не соглашался, уклоняясь от правды.
— Ты будешь доволен, я гарантирую, - Пейдж похлопала меня по плечу и подмигнула Одиссею - они не своей волне.
Тогда я решил догадаться сам, опираясь только на свою смекалку. Что мы имеем? Повернув голову к водительскому месту, я понял, что Одиссей выглядел иначе, чем обычно: он верный фанат джинс и футболок, но сегодня на нем бриджи и свободная майка. Девчонки тоже выбрали нетипичные наряды: их одежда была похожа на походную. К тому же Пейдж собрала свои длинные волосы в косу, наверное, чтобы не было жарко и они не лезли в глаза.
Вскоре автомобиль выехал из города и завернул на другое шоссе, которое вело в горную возвышенность с охраняемым национальным парком, куда люди обычно съезжаются для отдыха на свежем воздухе.
— Мы едем на пикник? - вслух выдал я свое предположение, хотя не думал этого делать.
— Не просто пикник, а на пикник с ночевкой, - Стелла обняла меня сзади и чмокнула в щеку.
Мне хотелось посидеть с ней в таком положении ещё хотя бы минуту, но она в тот же миг отпрянула, не заметив моего разочарования. И что-то мне вдруг стало холодно. Вот так, в один из самых жарких летних дней, бац - и холодно. Я покрылся испариной уже не от духоты, скорее от волнения, и внезапно осознал, что сюрприз заключался как раз таки в этом. Меня бросила в озноб, и я ничего не мог с собой поделать. Остаться на ночь на природе с девушкой, я готов сознаться, пугало меня. Наверное, это то, что называют следующим шагом. Вдобавок многозначительные взгляды со стороны Одиссея подкрепляли во мне смятение, и я уже думал пересесть за руль и развернуться, пусть водить и не умел. Сейчас меня мало что волновало.
Приехали мы к воротам парка спустя тридцать минут. Мы припарковали машину под гигантским тисовым деревом, ветки которого опасно склонились к земле и чуть было не доставали до лобового стекла. Одиссей долго не отходил от машины, раздумывая отъехать назад, но сторож убедил его, что «дерево стоит уже много лет и не собирается падать, так что за свою пташку, сынок, можешь не волноваться».
— Я-то не боюсь, - уже на ходу вспомнил о словах мужчины Одиссей, таская на плечах мешок с бревнами, — а вот отец мне башку на гаечный ключ насадит, если заметит хоть одну царапину.
Парк Дервиш прекрасен тем, что здесь не так много людей даже в сезон отпусков, но несмотря на маленький приток туристов, парк был и остаётся главным достоинством нашего округа. Начнем с того, что благодаря окружившим нас хребтам, в Дервише в разы прохладнее - зимой тут катаются на лыжах. Летом народ не прочь развести огонь и поспать под открытым небом, не боясь стать ужином для диких зверей. Койотов, у нас, кстати, намеренно.
Первый час ушел на то, чтобы обустроиться: нам достались два отдельных домика с ровной полянкой, на которой стоял стол для пикника и место, где можно разводить костёр. При этот вид открывался волшебный. Если пройти вдоль зацветших деревьев и недавно посаженных яблонь, можно выйти к огражденному краю выступа, откуда легко разглядеть небольшое разноцветное пятно, похожее на микросхему. Это ничто иное как наш город.
Девчонки завизжали от восторга и долго не отходили от выступа, оставив не разобранные пакеты на нашу с шатеном долю. Впрочем, я даже рад, что они не торопились вернуться, потому что мне наконец представилась возможность обсудить происходящее с другом.
— Ты должен был рассказать мне об этом, - опустошив первый пакет с продуктами, обратился я к нему с хорошо различимым неодобрением.
— Это была идея Стеллы, - пожал плечами он, — и это она попросила держать всё в тайне. Знаешь, они обе ведут себя подозрительно, - банкой кетчупа указал в сторону фотографирующихся подружек Одиссей.
Что он имел в виду под «подозрительностью», я не мог взять в толк. Если вспомнить весь наш путь, то Стелла была достаточно взбудораженной, громко смеялась и танцевала под песни. Но это типично для каждого, кто едет на пикник с друзьями, разве нет? Когда человеку весело, он минимум улыбается и максимум задыхается от смеха.
— Что ты хочешь сказать? - решив не напрягать мозги, спросил я.
Одиссей как раз возвратился из деревянного домика, по форме напоминавший шалаш.
— Ну, скажем так, сегодня Ромео получит свою Джульетту, - подобно поэту, читающему свое творение, пропел, усмехаясь, шатен.
Но мне уже было не смешно. Более того, я снова почувствовал озноб и уронил корзину с фруктами себе под ноги: румяные яблоки на пару с зелёными, любимыми кислыми, покатились в разные углы, словно бильярдные шарики в поисках лузы. Ветер уже не игрался, а как будто рвал мои волосы, солнце напекало и между тем, на меня сыпались снежные хлопья.
Я моргнул и быстро стал собирать яблоки, переваривая сказанное Одиссем. Он мог, по своей природе, просто издеваться, тогда почему я слышу удары своего сердца столь ясно, точно сердце мое у меня на руках? Следом мне стало не хватать воздуха и, выпив залпом бутылку воды, отчего Одиссей удивлённо нахмурился, я присел на скамейку.
— Подожди...
— Впервые вижу, чтобы парень так нервничал из-за перепехона с девушкой, - почесал переносицу тот, нагнувшись перед моим, наверное, белым лицом.
Одиссей похлопал меня по щекам, но осознал я это гораздо позже, когда они стали зудеть.
— Так нельзя... - одними губами вымолвил я тихо.
Он прыснул в усмешке.
— Почему нельзя? По-моему, Стелла очень постаралась. Ваш первый раз будет на природе, под звездами и под бутылку Crapula...
Я схватился за голову, посмотрев на простодушного Одиссея.
— Вино? Нас же при входе проверяли.
— Ты меня недооцениваешь, - со стуком опускает на стол пластмассовую бутылку из-под газировки парень, — так что радуйся, что твоя девушка решила первой сделать шаг. Некоторые строят из себя святош целую вечность, - погружаясь в прошлое, задумчиво сжал уста лет и сел напротив, — была у меня одна такая. Не помнишь? Виолетта. И на метр не подпускала, пока я ей все букеты мира не подарил. И вообще, - уже раздраженно фыркнул Одиссей, вновь приступив за дело, — испанки самые неадекватные! У них на уме - одно, а на деле - совсем другое. Зато какие они горячие в постели...
Заметив вернувшихся девчонок, Одиссей мигом захлопнул рот и, подмигнув мне, разложил дрова в стопку, бросив рядом пакет с углями для шашлыков. Стелла, широко и загадочно улыбаясь, встала рядом и обняла за плечи.
Черт, Одиссей прав! Она вела себя слишком странно и кокетливо, и я одеревенел в её руках.
— Я начну мариновать мясо, - вытер испачканные ладони о бриджи шатен, — к заходу солнца будет готово.
— Здорово! Тогда мы потихоньку начнём нарезать закуски. Стелла, - оторвала от меня блондинку Пейдж, — пойдем мыть овощи.
Стелла с большой неохотой отпустила мою вспотевшую руку и ускользнула вслед за Пейдж, одарив меня тем самым взглядом, про который ещё говорят «особенный». В её этом особенном взгляде я вычитал всё, что было необходимо и, признав правоту Одиссея, вконец напрягся.
Не поймите меня неправильно, в глубине души я думал о Стелле в сексуальном плане и, понятное дело, планировал однажды провести с ней ночь, только я упустил момент, что не я один могу что-либо решать. Ситуация вышла из-под контроля! Я не мог сейчас убежать или прикинуться идиотом, солгать про самочувствие. Это низко - лгать любимому человеку только из-за того, что робеешь!
Слишком сосредоточенный на внутренних переживаниях, я почти не помню наши посиделки; разве что запомнил как Одиссей чуть ли не прожег сигаретой себе бриджи и не передержал мясо. Ещё я помню пересоленный салат с авокадо и пряное послевкусие вина. Едва пригубив его, я уже знал, что лучше не продолжать, испугавшись напиться и потерять над собой контроль.
В небе загорелись поочередно звезды: их было отчетливо видно благодаря слабому освещению, отчего кажется, словно они прямо над нашими головами - протяни ладонь и достань одну. Но есть и минусы находиться на возвышенности. С наступлением сумерек значительно холоднее, даже пришлось надеть легкие куртки, которые ребята додумались прихватить в дорогу. Одиссей одолжил мне свою прошлогоднюю, но из-за разной комплектации, я мог в ней скрыться, как улитка в своей раковине.
— Ты обещал научить меня играть в покер, - бросила в руки шатена колоду карт Пейдж, вернувшись за стол с едой.
Время позднее, почти полночь, но несмотря на это и выпитую бутылку вина, никого из нас на сон не тянуло.
Одиссей, чья прическа разлохматилась из-за влажного воздуха и постоянных резких движений, а дергался он чаще всего из-за смеха, достал карты и принялся перемешивать их, нахально усмехаясь. В настольных играх, будь это монополия или элементарные крестики-нолики, Одиссей хорош также, как на льду фигуристы. Если у многих людей на земном шаре к талантам причисляют игру на музыкальном инструменте, вокал, рисование или тот же устный счет, то для Одиссея есть лишь один талант - побеждать в картах.
— Решила подзаработать перед колледжем? - вошел в роль он, удивляя девочек разными фокусами, по которым я не соскучился.
— Играть на деньги незаконно. Азарт - это болезнь, - подперев подбородок раскрытой ладонью, заметила с осуждением Стелла.
— Открою секрет: так говорят неудачники, которые не умеют принимать поражение.
Пейдж пересела к нам и прижалась ближе к Одиссею, чтобы внимательно слушать его незаменимые уроки. Занятые покером, они не обращали внимания на язвительные замечания Стеллы, щечки которой подрумянились то ли от холода, то ли от терпкого вина. В её пластиковом стаканчике ещё оставалось немного, но блондинка быстро опустошила содержимое одним глотком. Этот жест побудил к побегу. По-моему, это единственный верный вариант.
— Я сейчас, - пробубнив под нос, я вышел изо стола и поднялся вверх по тропинке к домикам.
Не уверен, мое тело слабело от усталости или от нарастающей тревоги, но мне жутко захотелось упасть на кровать, завернуться в одеяло и закрыть глаза. Сегодняшний день сплошные впечатления, к чему я не особо привык и от чего я устаю гораздо больше. Иногда я тоскую по горе домашней работы и череды контрольных тестов.
Включив в комнате свет, я сразу почувствовал тепло под ногами. Кроме подогрева пола, другие источники тепла в домике отсутствовали. С радостью избавившись от верхней одежды, я исполнил свое желание и лёг на мягкую, пахнущую свежим бельем постель, решив больше не возвращаться к ребятам. Я нуждался в тишине и уединении, словно из меня выкачали всю энергию, поэтому мне нужно подзарядка. С одной стороны грустно уставать от людей, которых ты любишь. Я вижу в этом какой-то парадокс. И вину.
Мне стыдно, что я так и не научился ценить тех, кто со мной рядом в тяжелые периоды; мне стыдно, что я лгу лучшему другу, девушке, которая смогла, вопреки своим принципам и недоверию, открыться мне и прежде всего измениться. Я вижу эти изменения: может, Стелла и перестала пользоваться яркими заколками и макияжем с акцентом на блеск, но без этого Стелла как будто даже ярче.
Мне захотелось в эту секунду уткнуться лицом в подушку и закричать. Закричать так громко, чтобы в легких не осталось воздуха. Говорят, отчаяние убивает. Если подумать, практически всё нас убивает: как и физически, так и в моральном плане. Мысли, эмоции, чувства, страхи. Абсолютно всё. Я перевернулся на бок и достал из кармана пачку сигарет, чтобы закурить. Когда зажигалка выпустила синее пламя, в дверь постучались. Это была она.
— Стелла, - на выдохе произнес я с испугом,  о сигарете во рту: она закатилась под подушку, а я не подумал её поднять.
Она прошла глубже, но не торопилась занять место рядом, держа руки при себе в собранном виде. Прочитать её эмоции было задачей непосильной - оно непроницаемо. Да и сама Стелла сегодня полна загадки, этакая шкатулка с семью замками.
— Ты оставил меня одну с теми дураками, - не разделяя энтузиазма насчет игры в покер, цыкнула она, заправив и без того спрятанную за ухом светлую прядь.
Её волосы, успевшие дорасти до плечей, заколены чёрными заколками с камушками. Широко раскрытые невинные глазки, как у олененка Бемби, посмотрели в мою сторону. Я перестал дышать.
— Я...
— Можно мне тебе кое-что сказать? - не позволив закончить реплику, Стелла неловко улыбнулась и полезла рукой в кармашек брюк.
Что она собиралась вытащить оттуда?.. Я почувствовал как ухнуло мое сердце и застыл в ожидании. Поджилки затряслись.
Уже через мгновение, казавшееся мне чем-то большим, чем вечностью, девушка держала в руке белый сложенный листок, который она, иной раз бросая на меня пытливые глазки, дыбы убедиться в моей готовности слушать, быстро расправила.
Я без понятия, что она запланировала, но ожидал иного.
— Ты уж прости, я записала это заранее, но клянусь, я была искренна. Это не то же самое, что придумать крутые фразочки под ситуации. Я, возможно, впервые писала от чистого сердца, - её голос задрожал. Стелла сильно нервничала, и чтобы поддержать её, я сел прямо и, похлопав по матрасу, попросил составить мне компанию.
Она не томила с решением, согласившись, что лучше присесть.
— Я помню то твое сообщение. Не думай, что я просто закрыла на него глаза, - сказала она. — Мне жаль, что тогда я тебе не ответила. Ты хотел утешить и извиниться, но правда в том, что это я должна перед тобой просить прощения за свою грубость и высокомерие. В тот момент, когда ты увидел мои шрамы, я растерялась и испугалась, что ты подумаешь обо мне ужасные вещи. Поэтому стала кричать, прогонять. Ведь если я сделаю это раньше, чем ты, тогда бы я не выглядела жалко. Но моя жестокость тебя не остановила, Ной. Это мне в тебе и нравится: ты не становишься плохим, если с тобой поступают плохо. Ты добрый мальчик. И ты смог сказать мне слова, которые я никогда не слышала в свой адрес, но так отчаянно этого желала. Теперь мой черед, Ной. Можно, пока я полна смелости, сказать тебе всё, что я о тебе думаю?
Хоть она и просила разрешения начать разговор, я знал, что это только формальности. На самом же деле Стелла будет говорить, даже если я стану возражать. Но мои мысли были сосредоточены на другом - на словах Одиссея, которому удалось вывести меня из системы, как какой-нибудь старый компьютер. Стелла что-то говорила и это «что-то» слишком важное для неё, потому что она часто-часто моргала и активно жестикулировала; вдобавок её голос дрожал, пусть она и пыталась это скрыть за кашлем. Я чувствовал себя подлецом, который, кроме секса, ни о чем не думает. А ведь это не так! На самом деле я совсем не такой: я считаю, существуют вещи куда интимнее полового акта. Например, перешептывания в комнате, где нет света, но горит камин. Смотреть вдвоём на звёзды среди поля - тоже интим. Слушать музыку, поделившись наушником. Разгадывать вместе кроссворды. Рисовать вместе, лепить - весьма интимно, как по мне. Для справки, понятию «интим» есть две трактовки: первое, это, ясное дело, секс; второе: интим - это сплетение двух душ в одно целое.
— ...Я тебя полюбила.
«О чём она говорила всё это время?», - в панике спохватился я, стоило Стелле обхватить мою щеку своей нежной ладонью. Расстояние между нами значительно сократилось и, возможно, она делала это намеренно, дабы поцеловаться. Бросив короткий взгляд на её блестящие от блеска губы, меня ударило током. Ну, или мне так показалось. Я вдруг осознал, что именно только что сказала Стелла.
— Это признание? - я не придумал чем ей ответить, поэтому этот идиотский вопрос был единственным, что я мог произнести.
Она широко улыбнулась, не обиделась и смущённо посмотрела вниз, пальчиками лаская моё лицо.
— Я хотела сказать тебе это прежде, чем ты уедешь. Я не знаю, что нас ждёт впереди, но сегодня я хочу быть с тобой. Да, с тобой, Ной Коулман, - хихикнула блондинка, заерзав на одном месте. Её вторая рука обхватила мой затылок, приятно зарываясь в мои волосы. — И мне плевать, что люди обычно называют любовью, но если я чувствую себя настоящей рядом с тобой - значит, я тебя люблю. Значит, это взаправду. Ты понимаешь меня?
Как она красива под этим освещением, когда смотрит на меня проникновенно, завораживая. Откуда в ней этот магнетизм? Что её отличает, допустим, от той же Максим? Почему от касаний Стеллы меня не тошнит, когда в прошлом я готов был ударить девчонку с параллели только за то, что она пыталась меня обнять? Почему с ней мне легко также, как с Одиссем? Почему Стелла стала исключением из правил? Почему с ней я нормальный? В том смысле, что я не вспоминаю о пережитом, не оглядываюсь в прошлое и думаю о настоящем моменте... Было очевидно, что она отличается от других и это, скрывать нечего, тоже подпитывало к ней интерес. Я поднял взгляд из-под ресниц и притянул её к себе за тонкую талию. Она не сопротивлялась.
— Я понимаю тебя.
— Ной, - провела она носом по моей груди, — ты мне чертовски важен. Я жуткая эгоистка и не хочу тебя отпускать, - Стелла потерлась щекой и затянула в недолгий поцелуй, полный нежности.
«Что она нашла во мне такого?..» Меня не раз терзал этот вопрос, потому что я всегда считал себя невзрачным, хотя бы по сравнению с Одиссем. Мне казалось, на меня западают либо извращенки, либо маньячки, или Максим, которая просто сама по себе странная.
Стелла вдруг привстала на оба колена и, обвив мою шею кистями, нависла сверху, словно голодный кот над миской с молоком. Я сглотнул от волнения и мои ладошки вспотели. Сердце с разумом вели холодную войну: один вопил «остановись!», другой твердил «я должен проверить». Самой потайной частью своей души я правда желал узнать как далеко смогу зайти. И вот Стелла нагнулась ко мне, начала рисовать дорожку поцелуев от уха до подбородка. Руки её залезли мне под кофту, отчего стало щекотно, и тело моё дрогнуло в приятной судороге. Стелла не останавливалась. Мы целовались. Становилось жарко, а потом резко холодно, ещё и эти надоедливые взмокшие ладошки...
— Ты... ты ведь не против? - вдруг решила узнать моё мнение она, оторвавшись от моих мокрых губ.
Я смотрел на неё снизу-вверх, как на божество, с тяжело скрываемым восхищением, в надежде сохранить этот чудный образ в своей памяти навсегда. Волосы Стеллы слегка лохматые, губы заметно покраснели и томный, не утративший игривой искорки взор будоражил мою душу. Глядя на такую Стеллу, я уже не мог сказать «против». Мне дико, впервые, на самом деле захотелось девушку.
Вместо ответа я окольцевал её бедра и прижал к себе плотнее, поддавшись навстречу к раскрытым устам. Она меня целовала беспорядочно, словно боялась не успеть насладиться этими минутами.
Мы легли на постель - она сверху, я снизу и не прекращали терзать друг друга. Её руки, сжимающие мою кофту, иной раз поднимались выше и игрались с волосами на макушке. Я испытывал фейерверк чувств. Мне хотелось смеяться и в то же время выть от желания. Моя голова была забита только ей одной - самой красивой, сексуальной и милой девушкой, которая в данный момент стягивала с себя одежду.
Сердце забилось, как ненормальное и как будто даже рычало подобно бензопиле, стоило Стелле предстать передо мной в бюстгальтере. Он был обычный черный, без излишеств вроде бантика или кружевных отделок, однако это нисколько не подпортило первое впечатление. У неё красивая аккуратная грудь, не большая, но и не маленькая.
Стелла на мгновение замерла, заглянув мне в глаза, как бы спрашивая, уверен ли я, что хочу. И затем вновь, не дожидаясь реакции, потянулась к моим губам, словно в поисках кислорода. Забавно, но сейчас нам как будто и вправду не хватало воздуха - мы дышали друг другом.
Её руки скользнули вниз, под майку, оставляя на коже легкие царапины. Я насторожился.
Она уверенно ухватилась за бляшку ремня. Я почувствовал привкус горечи. И железа. Как стало известно потом, я прокусил губу.
И понеслось... Если у вас когда-нибудь падал уровень гемоглобина, то вы знакомы с головокружением, когда перед глазами мелькают разноцветные пятна. Чувство, словно отключили зрение и толкнули на движущийся мост. Сейчас со мной происходило тоже самое. Я лежал одеревенелым, бесцельно уперся взглядом в потолок и каменел с каждым разом больше, потому что Стелла перешла к змейке брюк.
«Бжииииииииик». «Бжииииииииик». Этот звук... Он причинял мне нетерпимую боль, будто я попал под облако горячего пара. Я ненароком опустил глаза вниз, с намерениями выяснить причину своего странного состояния, которые многие бы зачли за элементарное волнение. Но какой ужас я испытал, когда вместо Стеллы там, между моих ног, оказался ОН. Я вытаращил глаза так, что они у меня заболели. Смотрел и не моргал, хотя пытался, ведь не моргать тоже больно.
Элвис с победой и удовлетворением ухмыльнулся, покончив со змейкой и в этот миг, будто почувствовав мой прожигающий взгляд, ужалил меня своим нахальным. Меня резко затошнило. Он смотрел на меня также, как и всегда: с нетерпением, издевкой, потому что знал о моем нежелании подыгрывать в его грязных играх и всё равно брал своё - меня. Он смотрел с вызовом и самонадеянностью. Элвису заранее известно, чем всё кончится. Он привык выходить сухим из воды и уже ничего не боялся. Это меня в нём тоже раздражало.
— Ной, - шепнул он как-то по-особенному гадко, — ты скучал по мне?
Его слова привели меня в шок: я задержал дыхание и дрожал даже кончиками волос на макушке. По щекам потекли первые слёзы.
— Нет... - привстал я, повторяя одно и тоже как в бреду.
— Хорошие мальчики не плачут, ты забыл?
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! - он нарочно ковырялся в старых ранах. Я скользнул к изголовью постели, собравшись в клубок, бил себя по ушам.
Не могу слышать его голос. Не хочу чувствовать его касания. Не хочу, чтобы он был здесь.
— Ной?..
— Заткнись! Не трогай меня! Не трогай! Оставь меня в покое!
Элвис пытался дотянуться до моего колена, однако я грубо толкнул его ногой и он отпрянул. Я зарылся носом в ладони и, скуля не хуже побитой шавки, просил с жаром, словно читал мантру, чтобы он исчез.
— Пожалуйста, посмотри на меня. Ты меня пугаешь...
— Уйди...
— Ной!
— Не прикасайся ко мне! Не прикасайся, я больше не хочу, мне это не надо... Почему снова?.. Когда это закончится?..
— Ной! - резким образом меня заставили поднять голову и смотреть на себя.
Я прищурился от яркого света лампочки и не сразу увидел перед собой не на шутку перепуганную Стеллу. Она, держа двумя руками моё лицо, с недоумением хмурилась и ещё больше изумилась, заметив блестящие капельки слёз. На минуту мы оба замолчали. Впрочем, я был уверен, что Стеллу распирало от количества всяких вопросов, однако блондинка предпочла дать нам время прийти в себя и успокоиться. Отыскав на мятой постели кофту, Стелла быстро оделась и измучено плюхнулась на край, погрузившись в раздумья.
Что за чертовщину я устроил?.. Кем я себя выставил перед ней? Мне было куда хуже, чем выглядело со стороны. Оказалось, Элвис до сих пор сидит во мне, просто спит, и даже Стелле не удалось вытеснить его.
— Я сделала что-то не так? - в тишине её голос звучал звонко. Мне показалось, она тоже хотела плакать.
— Ты здесь не причем. Дело во...
— В тебе, да? - перебила она и повернула голову влево, взглянув с обидой и сожалением - несовместимые вещи. — Я думала, мы доверяем друг другу.
— Так и есть, - заверил я, на что Стелла фыркнула. — Я не вру! Я правда тебе доверяю.
— Но?
Да, всегда есть это тупое «но».
— Существуют вещи, с которыми я не могу поделиться.
— Со мной?
— Со всем миром, Стелла, - ответил быстро я, осознавая, что не имею права на злость, однако все равно злился!
Злился на себя, за свою никчёмность и привычку вымещать гнев на близких людях, злился на Стеллу, потому что она стала свидетелем моей слабости. Похоже, теперь я понимаю, почему в тот день, когда я увидел шрамы, она обезумела. Все-таки мы с ней очень похожи.
— Но я не весь мир, Ной, - вдруг тихо отозвалась блондинка, от волнения царапая зубами нижнюю губу. — Я твоя девушка. Человек, который о тебе печется. Который любит тебя любым. Которому важно знать о твоих тревогах. Это и есть любовь, Ной. Умение довериться! Черт возьми, - без злобы заругалась она, — я смогла тебе поведать о своей самой страшной тайне, смогла рассказать то, о чем даже самой себе запрещала говорить! Я тебе открылась...
— Я это ценю. Честно.
Стелла с разочарованием изогнула брови и отвернула голову.
— Ты боишься, что я тебя отвергну? Посмеюсь над твоей болью?
Я задумался и понял, что сам не знаю, чего именно боялся. Говорить об этом кому-то - значит, признать, что это было. А я, пусть и смирился с тем, что было, но мне нравилось делать вид, что произошло это не со мной... Что это далекая история из прошлой жизни.
— Ты на такое не способна, - сглотнул я, и Стелла закивала в подтверждении.
— Точно. Человек, который знает, что такое боль, не станет причинять её другому. Но также этот человек лучше всех поймёт того, кто с ней сталкивался. Ты позволишь мне стать для тебя этим самым человеком?
Я упустил мгновение, когда Стелла подошла и села передо мной на колени, осторожно взяв меня за до сих пор трясущуюся ладонь. Мне значительно стало легче от её тепла.
Трудно решиться взять и вручить мой личный «ящик Пандоры» Стелле, позволить ей заглянуть внутрь, но даже в этом чудовищном проклятии богов на самом дне теплилась надежда. Я боялся многого, но больше всего правды, ведь правда несёт за собой разрушение. Я убедил себя, что чем больше людей знает об этой истории, тем тяжелее мне будет жить и главное забыть. Неужели я напрасно столько лет изображал «нормальность»? И тем не менее, остановится ли планета, если Стелле обо всём станет известно? Нет. Начнётся ли ядерная война? Нет. Динозавры воскреснут? Нет. Меня запрут в секретном штабе ЦРУ? Нет. Станет ли мне легче? Возможно.
Стелла мне утешительно улыбнулась. И я ей всё рассказал. В мельчайших подробностях. Говорил быстро, но внятно, спешил выложить абсолютную правду, чтобы вдруг на полпути не передумать или не расплакаться. При этом я старался не пересекаться с ней глазами. Так легче. Поэтому я не имел понятия, что сейчас чувствовала Стелла, жалела ли она меня или ей было мерзко. Но мне страшно повернуться к ней и увидеть в глазах напротив отвращение.
Оказывается, легко открываться людям, или это потому, что моим слушателем повезло стать Стелле. Язык функционировал без остановки, а мыслями я находился посреди бурана - невозможно сосредоточиться, как во сне.
— Ной, - мягко сказала она, и по её голосу я понял, что она готова заплакать. — Я тебя обниму, - Стелла припала ко мне раньше, чем предупредила о своих намерениях, но я не был против.
Мы, словно две части одного целого, крепко держались друг за друга, как будто пытались найти равновесие, чтобы не упасть в воображаемую пропасть. Стелла зарывалась носиком в моё плечо, дабы скрыть слёзы, которые и мне не удалось сдержать. Я дрожал губами и смотрел в потолок, пока девчонка в моих руках всхлипывала.
— Не надо плакать, - шмыгнул я, утешительно дернув уголком рта вверх. Стелла, на щеках которой размазалась тушь, посмотрела на меня с болью в стеклянных глазах.
— Я тебе сочувствую... Мне очень жаль!
— Я тебе противен?
— Что? - на мгновение растерялась блондинка, а потом поперхнулась воздухом. застрявшим в горле словно кость.
— Я омерзителен тебе?
— Нет! Конечно же, нет, дурачок, - взяла моё лицо в свои руки Стелла, разбито улыбаясь.
Сколько грусти в той улыбке... Словно солнце скрывающееся за горизонтом - и мы ловили последние лучи уходящего дня.
— Ты не виноват, Ной. Ты был ребёнком. Малышом, которого загнали в угол. Мне тяжело представить через что ты проходил, но сейчас я с тобой, - моргнула она, пуская слёзы.
Вдруг в голову вновь как когда-то забрели мысли, знает ли Стелла, что Пейдж тоже жертва? Замолчав, я бесцельно уставился перед собой, больше ни о чем не думая. Она заметила мою отправленную отчужденность, вытерла слёзы со своего подбородка и собиралась уйти, но я словно почувствовал это, поймал её за тоненькую кисть.
— Я не ухожу, - догадалась она, наверное, по моему взгляду, чего я боялся.
— Стелла, - чужим голосом окликнул её.
— Да?
— Пейдж тебе ничего не рассказывала?
Выражение лица Стеллы изменилось. Она в недоумении нахмурилась, пытаясь понять причем тут кузина, села ровнее. По глазам я вычитал, что Стелле неизвестно, о чем я спрашивал.
— Она... знала про тебя? - плохо скрывая удивление с толикой обиды, жевала нижнюю губу та.
Ясно. Стелла определённо не в курсе всей истории. Выходит, Пейдж скрыла правду даже от лучшей подруги. Как бы то ни было я делаю тоже самое с Одиссеем, поэтому на осуждение мне права не даётся.
Я лишь кивнул на растворившийся в воздухе вопрос Стеллы и отвёл взгляд к окну. Она побледнела. Было похоже на то, что Стелла терпела страшную боль, потому что её лицо перекосилось в гримасе. Стелла резкими движениями вытирала глаза, будто хотела прогнать сонливость, а потом она поднялась и принялась бродить вокруг кровати. Пол деревянный, от того её тяжелые шаги звучали громко.
— Что ты думаешь делать? - раздался неожиданный вопрос.
— Я бы хотел его страданий, - честно ответил я.
— А Пейдж?
— Она... - «и что мне сказать?», — она боится.
— Мистер Коулман заслуживает гнить в тюрьме и к его же несчастью, педофилов в тюрьме истребляют, как тараканов, - выплевывая с ненавистью каждый слог, жестикулировала Стелла. — Ты правда никому не рассказывал о случившимся из семьи?
— Только Пейдж.
— Я могу тебе помочь?
— Убить его? - усмехнулся я, почесав затылок.
Стелла насторожилась, сочтя сказанное за реальную угрозу. Чтобы её успокоить я разъяснил:
— Я не могу ничего поделать, раз уж Пейдж против.
— Мне кажется, не послушав её, ты поможешь вам обоим, ведь неизвестно что творится в голове твоего дяди, - скрестила руки на груди Стелла.
Она права. Я по-настоящему обрадовался, что хоть кто-то разделял мои мысли на этот счет. Неожиданно Стелла сама предложила мне закурить, аргументируя свои слова тем, что мне это необходимо. Я спорить не стал и закурил, но в форточку. Таким образом мы находись в разных углах комнаты: я у окна с раздвижными шторами, она на постели, слишком удрученная услышанным. Мне даже стало как-то её жаль, ведь не каждый захочет услышать подобное.
— Заяви на него, - сказала она так спокойно, словно мы говорили о героях фильма. — Да, сделай это после выпускного, перед отъездом. Пейдж к тому времени будет уже во Флориде.
— Стелла, я не могу.
— Можешь, - резко поднялась она, решительно зашагав в мою сторону.
Я держал сигарету между пальцами и почему-то больше не затягивался. Сейчас эта дымящая сизым никотином сигарета казалась мне самой бесполезной вещью на свете, потому что я ничуть не успокаивался, выкуривая её.
— Я понимаю, почему ты молчал всё это время, - добавила мягче Стелла, обняв меня за шею и наблюдая за моими впалыми скулами, когда я в очередной раз затянулся. Мне хотелось поскорее докурить, выбросить бычок и отмыть руки от удушающей вони.
— Но теперь рядом с тобой есть тот, кто тебя поддерживает. Я, - прижалась к моей груди головой Стелла, и моё сердце забилось чаще. — Не обещаю, что будет легко. Скорее всего, будет страшно и очень сложно, но ты сильный.
— Слабый, - брякнул я от скуки.
— Ты доказываешь, что сильный каждый день, Ной, с того момента, когда он заперся с тобой в ванной.
Её реплике удалось меня смутить и вывести из строя на добрые пару минут. В голове десятки мини Ноев устроили настоящие дебаты, решая, стоит ли мне послушаться совета Стеллы. Если «да», пострадает Пейдж и репутация всей нашей семьи. Если «нет», тогда один лишь я буду мучаться от ненавистных мыслей, что мой треклятый дядя живет припеваюче. И что же?
Мужайся, Ной. Выбери себя.