Что-то у нас все так мрачненько стало, аж захотелось выйти на балкон, покурить и почувствовать, как лёгкий тёплый ветерок щекочет нежно мое лицо... простите за мою спонтанную сентиментальность, вдруг в голову ударило. Но все же перейдём к нашему герою рассказа, который уже давно искупался, почистил свои ровные зубы и оделся, смотря на своё отражение. Тогда был тот день, когда юноша возвращался в школу, да ту в самую школу, где наглые и не смышлёные детишки учатся, дружат и делают ещё что-то, о чем не хочется говорить. Смотря в зеркало шкафа, он видит свой шрам на шее и пальцы сами собой потянулись туда, трогая свои рубцы. Михаил вспомнил ту ночь, вспомнил, что тогда не хотел умирать. И сжав крепко свою шею, юноша тихо произнёс:

— Я обязательно уеду.

И, пропуская то, что он принял те лекарства, который ему прописал доктор, пропуская его завтрак и конечно, как он добрался в школу, на которую опоздал, наш юноша стоял перед порогом своего класса, слыша, как учительница оживленно ведёт свой урок. Простояв так минуту (да, я знаю, странный он, стоит долго перед дверьми, характер наверное у него такой) Михаил вошёл в класс, сказав:

— Вперёд.

И тут, ничего страшного не произошло, как могло казаться на первый взгляд, но есть некоторые нюансы, которые я вам сообщу: училка в тот момент остановилась, когда его увидела, она была удивлена, ведь от него ни слуху, ни духу уже как целый месяц, другие же, то есть его одноклассники смотрели на него удивлённо и озлобленно, будто бы он каждому задолжал кругленькую сумму денег, но здесь не так просто, дальше поймёте почему.

Учительница конечно спросила, где он столько времени отсутствовал, но Михаил красиво объяснил ей, что они с отцом уезжали по семейным делам и так далее. Вешал лапши на уши конечно мальчик знатно. Она приняла его доводы через не хотя, и сказала ему, чтобы тот сел на своего место. И идя сквозь парты своих одноклассников, Михаил чувствовал, как каждый из них сверлил его глазами, фигурально оставляя на его теле чёрные дыры злобы. Он сел в самый конец класса и чувствовал, как с каждым разом атмосфера класса становилось все напряженнее и гуще, и юноша понимал прекрасно почему.

Урок закончился, учительница вышла из класса и другие повернулись в его сторону, продолжая гневно сверлить его взглядами. Но юноша резко встал и громко сказал:

— Да, я вам не приятен, да, я вам ужасен, как человек, но выкусите один факт, мои друзья, я! Здесь! Не виноват! И я, — указывая на каждого из присутствующих, продолжил, — буду твердить всегда!

И вдруг, кто-то начал громко и медленно хлопать в свои ладоши.

— Ой как интересно, — и затем он встал и медленно подходил к Михаилу, говоря: — но знаешь, есть одна загвоздка в твоих словах, говнюк, ты, никогда не изменишься в наших глазах, — и он уже подошёл в плотную к юноше, язвительно смотря в его глаза, — знаешь почему?

— Не интересно.

— А я все равно скажу тебе, говнюк. Потому что ты! — ткнул своим указательным пальцем ему в грудь, злобно проговорил. — Ты убил ее! Я ведь прав, ребята? — повернувшись в их сторону, он спросил их, на что получал положительную реакцию кивками и возгласами одобрения.

И тот самодовольно смотрел на Михаила, гордо подняв свою голову, но нашему герою данного рассказа не были интересны доводы одноклассника и тот, холодно сказал, смотря на всех сверху вниз.

— Я больше повторяться не буду, друзья, и если кто-то этим не доволен, то мне глубоко насрать.

Ситуация накалялось и казалось, что вот-вот начнётся все самое вкусное, но в класс вдруг зашёл пацан низкого роста, который всех радостно поприветствовал и, заметив среди всех нашего героя, радостно выпучил глаза и выкрикнул:

— Миша!

Радостно подбежав к нему, он крепко обнял его. Юноша был в ступоре от такой встречи, но все же был рад видеть его, положив свою руку на его голову.

— Ты где пропадал?

— По делам.

И тут раздался звонок, все сели на свои места с не охотой, зная, какой скучный урок будет, но атмосфера тяжести никуда не делась и Михаил оставался все таким же изгоем, ну почти, ведь был  человек, который знает про всю  ситуацию, произошедшую в классе, но все равно оставался на стороне нашего юноши. И это был Никита, тот самый низкого роста блондинчик. И начинаются наши школьные будни.

Спокойно, если можно так сказать, прошёл целый школьный день, где почти ничего не случилось, кроме одной маленькой записки, которую ему подкинули в последнем уроке. Там было написано: «Чтоб ты сдох, убийца!» И на это юноша всего лишь спокойно пожал плечами, так как знал, что все так и будет, что половина класса будут желать ему смерти после того рокового дня. Теперь он дома, где как всегда было темно. Отец как всегда сидел на диване и смотрел что-то по телевизору. На этот раз Михаил не зашёл туда, ведь ему было больно и мерзко смотреть на нынешнее состояние своего отца, которого он любил, видя, как тот превращался в инфантильного существа с вечно довольным лицом, и не мог смотреть на его меланхоличную улыбку, которая никогда не сходила с его уста.

Утро следующего дня было тоже самое: утренние, так скажем, ритуалы, уроки, злые взгляды его одноклассников и гнетущая атмосфера, которая давила на плечи юного Михаила, но наш парень стойко переносил все, как настоящий самурай. И вот, сидя в столовой, он трапезничал со своим другом и тот оживленно с ним беседовал.

— Я не могу больше этого терпеть!

— Что именно? — недоумевал Михаил.

— Как что? Их свинское поведение к тебе, Миша.

— А, все нормально, это пубертатный период, — отмахнулся он, попивая какао, — когда они станут старше, то поймут, насколько их юношеский максимализм был туп, поверь.

— Не смешно! Вообще! — обиделся Никита, — и да, ты то наш ровесник, а говоришь как какой-то старик.

— Ты прав, я уже старик, просто хорошо сохранился.

— И как это? — весело спросил Никита.

— Ежедневная мастурбация и ежедневное питьё морковного сока.

— Фу, мерзости говоришь за обедом.

— Так говоришь, будто бы не дрочишь.

— Ну все, хватит, — смутился Никита, — не за столом такое говорить.

Михаил тихо засмеялся.

— Прости, я забыл, что ты чувствительный к таким темам, — говорил Михаил, взъерошивая волосы Никиты.

— Я тебе не маленький, — смущённо отпихнул его руки.

Они молча ели свой обед, слыша, как оживленно было в столовой, где все что-то говорили друг другу, смеялись, игрались едой, кидая туда сюда, короче, школьная бытовуха. Затем, маленький блондинчик задал один вопрос:

— Ты и дальше намерен уехать отсюда?

Все веселое настроение мигом выветрилось из Михаила, будто бы по щелчку. И Никита, нервно скрючивая свои пальцы, ожидающе смотрел на нашего юноши.

— Да, — сухо ответил наш мальчик.

Этот ответ вогнал в унынию блондинчика.

— Далеко?

— Далеко.

— Надолго?

— Навсегда.

— Но...

— Прости, мне нужно в туалет. — перебил его Михаил.

Он не хотел поднимать эту тему, так как этот разговор всегда ввёл его в унынию, да и пронзительные голубые глаза блондинчика вели его в тоску. И, убрав все за собой, он пошёл в туалет, где неожиданно встретил того парня, ну тот, кто разговаривал с ним накануне того дня. Их взгляды пересеклись и Михаил заметил в том парня лишь омерзение и злобу, который тот даже не пытался скрыть.

— Здаров, говнюк.

— И тебе привет.

— Строишь из себя пофигиста, знаешь, тебе не идёт.

— Я учту твоё замечание. Что-то ещё?

— Да.

— И что же?

— То, что ты должен был быть на ее месте, говнюк, и я не устану тебе это повторять.

— Вот как, но прости меня, что я живой.

Тому высокому парню не нравилось, что наш мальчик ведёт себя так, будто он ничего не чувствует, произнеся все эти слова снисходительным тоном (как тому казалось), и злоба внутри него начинала разгораться, как летний пожар в лесу, и тот, схватил Михаила за воротник и уже был готов его ударить, стреляя в него молниями из своих глаз.

— Ты... Ты должен был ее остановить! Остановить, когда Геля говорила тебе! Должен был отобрать у неё эти гребные ножницы! Но нет! Ты очконул! Назвал ее сумасшедшей, а затем довёл ее, поскуда!

— Ничего уже не исправить! — через силу выговаривал Михаил, чувствуя, как воротник душит его. — Все уже сделано, прошлое уже не вернёшь, я знаю это! И ты знаешь!

И он получает по своему лицу смачный удар кулаком и отлетает на пол вниз лицом.

— Какой ты всё-таки ушлёпок!

И тот пацанчик резко удрал с туалета, оставив нашего парня валятся одного на полу,

— Больно, — взвыл от боли Миша, трогая свою щеку, — больно твою мать.

Он стал, слегка пошатываясь, чувствуя, как в глазах темнело. Вцепившись руками за умывальник, Михаил сразу же приложил свою щеку под струю холодной воды. Но спустя несколько секунд нашему мальчику показалось, что боль исчезла. Юноша внимательно смотрел на своё лицо в зеркале и не видел никаких последствий на своём щеке от того мощного удара бугая. В голове как-то не складывалось и Михаил начал думать, что бредит слегка, будто бы никто не бил по его лицу, но его разум был ясен, как никогда, и парнишка знал, что все за правду. И юноша почувствовал силу, ту самую силу, про которую он говорил как-то доктору, будто бы она его переполняет. Но Михаил нервно отмахнулся, не веря в свой собственный бред и сказал себе, что здесь нет ничего удивительного, наверное...

Как вы поняли, господа и дама, у нашего мальчика зародилось зерно сомнения внутри сердца, и это зерно скоро прорастет в маленький росточек правды, которая будет расти с каждым днём все больше и больше. И этот росточек покажет себя на следующий день, когда случится один небольшой казус в школе.

Утро следующего дня. Все те же ежедневные ритуалы: чистка зубов, умывания лица и рук, переодевания в школьную форму. Вроде бы утро, как утро, но есть один нюанс, который забыл сделать наш герой — он не принял лекарства и это была его грубой ошибкой.

Теперь он в школе, сидит на уроках, где его учительница вела урок биологии, рассказывая о генетических заболеваний передающиеся по наследству. Урок был нудным и скучным. Половина просто не могла спокойно слушать, и они медленно, но уверенно засыпали, под ее сильные и магические чары.  Но Михаила беспокоила странная головная боль, становившаяся с каждой минутой все сильнее и сильнее, будто бы его голову долбили молотом по наковальне. Голова начинала болеть ещё по пути домой, но не так сильно, как сейчас. Урок закончился, учительница вышла и ученики спокойно выдохнули полной грудью воздух. Никита, парниша блондинчик, сразу подошёл к своему другу, чтобы перетереть какую-нибудь интересную тему, но тот заметил, как Михаил нервно держится за свою голову. И он, неуверенно спросил нашего героя:

— Ты как?

— Голова гудит.

— Принести тебе лекарства? Я быстро с бегаю в мёд пункт.

— Не стоит, я сам.

Юноша встал и вышел из класса, а за ним и Никита, не на шутку переживавший за состояния своего друга. Наш герой  медленно шёл по коридору, упираясь за холодную стенку, чувствуя, как голова будто бы горела в адском  пламени, и из-за этой боли, он прокусывает губу до боли и идёт. Он дошёл до лестницы и надо было спуститься на этаж ниже. И блондин прекрасно видел, как тому не очень хорошо, вымаливал, чтоб тот дал все таки донести его до мед пункта.

— Какой донести меня?! — сквозь зубы говорил Михаил, нервно смеясь и корчась от боли. — Ты же дохляк!

Михаил был на пределе, все вены на лбу ужасно пульсировали, а лицо стало красным и со стороны казалось, что его чердак вот-вот разлетится по кускам. И вдруг, ему начали мерещится какие-то странные видения, совсем непонятные и не чёткие, будто бы ослепительные белые вспышки, и голос, женский и одинокий голос, грустно и меланхолично просившая:

Найди меня, освободи меня.

И вырывается из уста нашего героя ужасный и протяженный крик боли, который до смерти напугал Никиту и удивил тех, кто был в коридорах и в других местах куда тянулся его ужасный крик. И юноша теряет своё сознание и падает, скатываясь по лестнице.