Дженни

Июнь.

Я мечусь по раздевалке, нервная и беспокойная. Сердце как будто застряло в горле, а пульс никак не может успокоиться. Я чувствую себя неспокойно и напряженно, а это последнее, чего хочется перед финальным раундом Олимпийских игр.

Я зашла так далеко. Золотая медаль в пределах досягаемости, нужно только протянуть руку и взять ее.

Но почему-то в этот момент годы тренировок подводят меня, и я паникую. Дыхание становится поверхностным, и как бы я ни старался, я не могу заставить себя расслабиться.

Я нащупываю свой телефон, зарытый на дне сумки. Мне нужно поговорить с Тэхеном. Он на трибунах, ждет, чтобы посмотреть на мою схватку, но он мне нужен.

— Привет, — говорю я, когда он берет трубку, и это слово с благодарностью слетает с моих губ.

— Привет, малыш, — отвечает он. Просто спокойный, глубокий звук его голоса успокаивает.

— Я..., — пытаюсь я.

Но не могу вымолвить и слова. Я не знаю, на что я надеюсь, что он скажет. Кажется, он всегда знает, что мне нужно, и этот раз не стал исключением.

— Я тебе нужен?

— Да.

— Я прямо за дверью твоей раздевалки, можно войти?

У меня пересыхает в горле, когда облегчение приносит волну эмоций. Я киваю, издавая лишь слабый звук, и он каким-то образом понимает, что это означает «да». Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как открывается дверь, и вот он уже входит, прижимая телефон к уху, с той же счастливой улыбкой на лице, которая появляется у него каждый раз, когда он видит меня.

— Как? — спрашиваю я, когда он заключает меня в теплые объятия. Его тело больше моего и придает мне уверенности и безопасности, которых я так жаждала. Я чувствую, как замедляется сердцебиение, когда обхватываю его спину.

Когда мы расставались после моего выхода в финальный раунд, он сказал мне, что направляется к трибунам. Поэтому я удивлена, обнаружив его здесь.

Он прижимается губами к моему лбу, и мои глаза закрываются от этого прикосновения. Когда он отстраняется, то одаривает меня знающей улыбкой.

— На всякий случай, — говорит он, пожав плечами. — Что случилось?

— Ничего, я... я просто не уверена, что смогу это сделать. Я сомневаюсь в себе.

Он ласково зачесывает прядь волос за ухо и гладит меня по щеке.

— Я так горжусь тобой, ты знаешь это?

Это не то, что я думала, что он скажет, но моя кожа нагревается.

— Потому что я зашла так далеко?

— Потому что ты никогда не сдавалась. Было бы гораздо проще бросить все и позволить ужасному опыту, который у тебя был, победить. Решить, что этот спорт и самоотдача, которой он требует, отняли у тебя больше, чем достаточно, и что с тебя хватит. Что ты просто больше не хочешь этим заниматься. — Он наклоняется, чтобы его лицо оказалось ближе к моему, и ободряюще шепчет: — Но ты этого не сделала. Ты решила бороться. Ты решила пройти через это и вернуть себе власть. Вот почему я горжусь тобой, потому что ты не выбрала легкий путь. Вот что делает тебя победителем, вот почему я знаю, что ты победишь.

У меня сжимается горло. Никто никогда раньше не говорил мне, что гордится мной, и эти слова — столь необходимый бальзам на мою душу. Они значат для меня даже больше, чем я люблю тебя.

— Иди туда и побеждай, Дженни. Не потому, что поражение — это не вариант, а потому, что ты этого хочешь. Потому что ты приложила все усилия, чтобы оказаться здесь. Добейся победы, малыш, и сделай это для себя, ни для кого другого. Никто и никогда не хотел этого больше, чем ты. — Он еще раз целует мой лоб и снова смотрит мне в глаза. — Хорошо?

— Хорошо, — говорю я, улыбаясь.

— Громче.

— Хорошо!

— Хорошая девочка, — мурлычет он, страстно целуя меня. Я держусь за его запястья, пока он поднимает мое лицо навстречу своему.

Когда он отстраняется, его глаза ошарашены вожделением и тяжело закрыты.

— Ладно, плохая идея начинать то, что я не могу закончить. Тебе лучше?

— Да, спасибо.

— Я буду в первом ряду, буду болеть за тебя во всю мощь своих легких. Если тебе понадобится поддержка, просто посмотри на меня, хорошо?

— Обязательно. Люблю тебя, Тэхен.

— Я тоже тебя люблю, малыш. А теперь принеси домой медаль.

Он шлепает меня по заднице, заставляя хихикнуть, и уходит.

***

Двадцать минут спустя я стою на дорожке перед чемпионкой Франции и выигрываю одно очко за пятнадцать секунд до конца.

Она делает выпад раз, потом второй и ловит меня на перчатку прямо на запястье.

Черт.

Я задерживаю дыхание, надеясь, что удар не приземлился и не был зарегистрирован, когда слышу звук зуммера. Загорается красная точка, означающая, что она забила аут.

Черт.

Таймер останавливается, и я бросаю взгляд на Тэхена. Он стоит в первом ряду рядом с моей мамой. После многих лет отказа поддерживать мое фехтование она появилась, когда это было важнее всего.

Он переминается с ноги на ногу, скрестив руки и подперев подбородок одной рукой, внимательно наблюдая за поединком. Я черпаю силы, глядя на него, как он и говорил, и снова поворачиваюсь к своему противнику.

Я не допущу, чтобы это перешло в дополнительное время.

Осталось десять секунд, чтобы все изменить.

Десять секунд, чтобы победить.

Я нахожу в себе силы и двигаюсь к ней, используя свои ловкие движения, чтобы сбить ее с толку. Я наступаю и отступаю, делаю выпад под углом вправо, а затем влево, имитируя атаку.

Наши клинки сталкиваются. Она бросается на меня, но я одним движением руки обхватываю ее клинок и отвожу его от себя, прежде чем он успевает соприкоснуться.

Это дестабилизирует ее, и она делает шаг назад.

Это мой шанс.

Я делаю выпад снова и снова, постоянно наступая на нее и подталкивая ее к своему краю дорожки. Она находится в опасной близости от того, чтобы выйти за пределы, и совершает роковую ошибку.

Она смотрит вниз, чтобы понять, насколько близко она находится к линии.

Это всего лишь секунда, но этого достаточно.

Я ныряю вперед, делая максимально низкий выпад, пока моя нога сзади не становится почти вровень с землей, и подвожу свой эпе под нее и поднимаю вверх, ударяя ее прямо в грудь.

Я срываю с себя маску и кричу от радости за секунду до того, как прозвучит звуковой сигнал или вспыхнет зеленый свет, потому что я знаю.

Я только что выиграла.

А потом зуммер подтверждает это, и я получаю свой первый официальный вкус победы. Оказывается, я не думаю о своем отце или матери, как я предполагала.

Я думаю о себе.

О том, как сильно мне нравится чувствовать, что взрывается в моей груди. Уверенность и нотка самоуверенности в том, что я победила, и гордость за то, что я сделала это по-своему. Вырезав опухоль и удалив пятно, которое он наложил на спорт для меня.

Я вскакиваю на ноги, возбужденно кричу, меч все еще в руке, а толпа разбегается. Они как в тумане, просто масса людей, радующихся и хлопающих, за исключением Тэхена. Я вижу его ясно, как день, его руки закрывают рот, и он кричит, зовя меня.

Я срываю с себя путы, бросаю маску, которую он мне дал, на пол вместе с моим шпагой и бегу к трибунам.

Он сидит в первом ряду, но в целях безопасности он приподнят над землей и не имеет доступа с пола. Слезы застилают мне глаза, когда я подбегаю к нему и протягиваю руки, желая схватить и обнять его.

— Я сделала это, — говорю я, задыхаясь от волнения и восторга. — Я победила.

Тэхен перегибается через перила и тянется ко мне. Его руки обхватывают меня за плечи, и с почти нечеловеческой силой он тянет меня вверх и на трибуны.

Когда я опускаюсь на перила и он ставит меня на ноги, он прижимает меня к себе, судорожно шепча мне в волосы:

— Я знал, что ты это сделаешь, я знал это. Я знал.

Я приподнимаюсь на носочки и приникаю к его рту.

Позже, когда мне поднимают флаг, вручают цветы и надевают медаль на шею, Тэхен стоит на площадке и фотографирует меня, как гордый бойфренд. Он рядом со мной, как это было с тех пор, как он решил, что я его, все эти месяцы назад.

Его рука обнимает меня за плечи, когда я наконец-то освобождаюсь от прессы и внимания.

— Моя девушка — лучший фехтовальщик в мире, — говорит он. — Первая фаза плана завершена. Я решил начать следующий этап и узнать, не хочешь ли ты стать моей женой?

— Тэхен! — говорю я, игриво шлепая его по груди.

— Ну же, что скажешь? Ты будешь в оранжевом, а я в полосатом. — Он наклоняется ближе, чтобы прошептать мне на ухо: — Я принесу наручники, когда наши гости уйдут.

Я краснею, но качаю головой.

— Хорошо, попробую завтра.

— Ты не можешь вот так просто спросить, — говорю я и снова хихикаю. — А если бы я согласилась? Ты бы не был готов.

Он сжимает мою челюсть рукой и поворачивает ее под углом к себе лицом. Темный, горячий взгляд падает на мои губы, а затем медленно возвращается к глазам.

— Почему ты думаешь, что я не готов? — спрашивает он, поглаживая большим пальцем мою щеку. — Ты знаешь, что в феврале я ездил к маме. Мы перебирали семейные реликвии, когда я поселился в ее новом доме. Я не просто так сказал тебе, что у меня есть план на тот день, когда я вернулся. — Он ухмыляется мне с той же смесью игривости и высокомерия. — Поверь мне, малыш, у меня всегда при себе все необходимое. Как только ты скажешь, что готова, я встану на одно колено и официально закреплю тебя за собой на всю оставшуюся жизнь.

— Ты серьезно? — спрашиваю я, в горле внезапно пересохло. — Покажи мне.

— Нет, — отвечает он. — Ты не увидишь его, пока не будешь готова сказать «да».

— Ну что ж, тогда, — говорю я. — Покажи мне.

Его глаза комично расширяются, а затем сужаются.

— Тебе нужно убедиться, что ты готова, Дженни, потому что, как только я спрошу, от этого не уйти. И сбежать уже не получится.

— Я уверена, — киваю я, и тут он достает что-то из внутреннего кармана пиджака и опускается на одно колено.

У меня перехватывает дыхание, сердце бешено колотится, а на глаза уже наворачиваются слезы. Я уже киваю.

— Тогда приступай к делу, чтобы я могла дать тебе ответ.

Он усмехается, в его глазах появляется блеск, и эмоции взрываются в моем горле.

— Думаю, я уже все сказал тебе, Дженни, и я все равно планирую говорить тебе это каждый день, так что буду краток и мил. Я полностью, безнадежно, безвозвратно влюблен в тебя. Я хочу быть рядом с тобой во время всех твоих побед и падений, быть человеком, к которому ты обращаешься по поводу праздников, быть плечом, на котором ты плачешь, когда у тебя плохой день, быть человеком, с которым ты смеешься каждый день, пока мы оба не покинем эту землю. Мне трудно найти только одну причину, по которой я люблю тебя, — на самом деле я люблю в тебе все. Твою страсть и преданность, твое упрямство, твое чувство юмора, твою неспособность приготовить даже простой жареный сыр, то, как ты заботишься о других почти больше, чем о себе. Я никогда не хочу провести еще один день в разлуке с тобой. У нас есть время, чтобы наверстать упущенное, малыш, и я хочу сделать это с тобой, как со своей женой. Как матерью моих детей. Сделай меня самым счастливым человеком на свете и выходи за меня замуж?

Я узнаю, как выглядит кольцо, только позже. Я не трачу время на то, чтобы рассмотреть его, когда он протягивает его нам, а бросаюсь в его объятия.

Он громко смеется, подхватывая и обнимая меня. Я уже открыто рыдаю, кивая и прижимаясь к его рту дикими поцелуями.

— Мне нужно, чтобы ты произнесла эти слова, детка, — нежно говорит он.

— Да! Да, тысячу раз да. Я выйду за тебя замуж.

Мы сидим так некоторое время, он стоит на коленях, а мои конечности обвивают его, как щупальца. Целуемся, смеемся, надеваем кольцо. Празднуем это даже больше, чем золотую медаль.

— Да, черт возьми, — дышит он. — Следующим в списке будет сделать тебя беременной, — добавляет он, сверкая глазами от одержимости.

— Пока нет, — шепчу я, слегка покачивая головой. — Я слишком молода.

— Не знаю, смогу ли я ждать, — мурлычет он, одной рукой обхватывая мою попку, а другой собственнически поглаживая мой живот. —Я хочу кончить в тебя и сделать ребенка. Я хочу наблюдать, как этот живот растет вместе с моим ребенком. Я хочу всего этого.

Я беру его лицо в свои руки и целую его, обезумев от любви.

— Хорошо, малыш, но по очереди.

Я целую его, чтобы отвлечь. Пока что никаких детей не будет, у меня есть другие цели, которых я хочу достичь в первую очередь.

В конце концов он откидывает мои волосы назад и накрывает мое лицо своим, ищущим взглядом.

— Ты действительно счастлива? — спрашивает он, повторяя вопрос, который я задала ему почти год назад в том номере отеля.

И в отличие от того времени, ответ так очевиден.

Так по-другому.

И намного проще.

— Да.

Он нежно целует меня в губы и отстраняется.

— Хорошо, потому что я тоже. Наконец-то.