Тэхен

- Алло? - грубый голос произносит, когда он берет трубку.

Это сказано нагло, почти грубо, как будто я посмел нарушить его покой, позвонив ему по телефону.

Я жду, пока за мной закроется входная дверь, прежде чем говорить. Я оставил спящую Дженни в своей спальне и не хочу, чтобы она случайно подслушала мой разговор.

- Сокджин? Это Новак, - говорю я. - Тэхен Новак.

Тишина встречает мое имя. Сокджин, скорее всего, застигнут врасплох тем, что я звоню ему.

В начале семестра я получил копию номеров всех своих студентов. Я взглянул на бумажку и убрал ее, так и не сохранив контактную информацию в своем телефоне. Мне пришлось покопаться в своих вещах, прежде чем я наконец нашел ее снова. До сегодняшнего дня мне никогда не приходилось пользоваться ею.

До сегодняшнего дня.

- Что тебе нужно?

- Мне нужна услуга.

Тишина снова заглушает звонок и тянется так долго, что я начинаю думать, что звонок не удался и я потерял связь.

- Ты назвал мое имя, так что это не похоже на ошибку в наборе номера, - наконец размышляет он, - и все же я чувствую необходимость провести проверку на безумие... Ты понимаешь, кому ты только что позвонил?

- Да.

- Значит, ты совсем потерял голову.

Он говорит это так, будто это факт, а не вопрос.

- У меня не так уж много альтернативных вариантов.

Опять молчание.

- Послушай, - говорю я, выдыхая разочарованный вздох. - Если бы у меня был другой выбор, я бы не стал звонить. Ты можешь мне помочь или нет?

- Джису рассказала мне, что ты сделал.

Я хмурюсь, но он этого не видит.

- Что?

- На торжественном открытии библиотеки, - уточняет он. - Ты присматривал за ней, следил, чтобы она добралась до дома в целости и сохранности, когда она была уязвима. Ты не трогал ее. - Его голос вибрирует от напряжения. После сегодняшнего вечера я как никогда понимаю, что в его тоне звучит собственничество. Он делает паузу, прежде чем добавить, - Похоже, я все-таки в долгу перед тобой.

Я не задумывался о потенциальных долгосрочных выгодах, которые мог получить, помогая Джису все эти недели назад, но сейчас я рад их пожинать.

- Я попал в немного затруднительную ситуацию.

- В какую?

- Ты ведь председатель совета директоров АКК, не так ли?

У меня в голове не укладывается, что он может быть одновременно студентом и технически руководить, но он унаследовал это место после смерти отца, так что он - босс.

- А-а. Значит, «по-королевски облажался»?

Интересно, как он отреагирует, если я скажу, что его отец - причина моей работы здесь. Мы с ним неразрывно связаны, он и я, а он и понятия не имеет.

Его отец помог устроить весь этот фарс с преподаванием, а теперь он погиб в результате несчастного случая, в котором участвовал Сокджин.

Судя по всему, его отец убил его мать. Именно такого конца я боюсь для своих собственных родителей, особенно если учесть, что наши отцы были друзьями и разделяли общее садистское хобби - избивать своих жен в свободное время. Мне не нужно, чтобы мой отец вдохновлялся поступками Роберта Ройала.

Надеюсь, тот факт, что мужчина в итоге умер с пулей в сердце, не даст воображению моего отца разгуляться в слишком широких кругах.

- Да. Так я прав или нет? - повторяю я.

- Да.

- Мне нужно, чтобы ученика исключили и..., - я делаю паузу, подбирая нужные слова. - ... разобрались с ним.

- Кого?

- Сухо.

Он присвистывает под дых, звук производит мрачное впечатление.

- Они нашли его без сознания и едва живого в женской раздевалке. Он в реанимации в больнице в Женеве. Ты имеешь к этому отношение?

Я молчу, и он смеется, дразняще и холодно.

- Я в шоке. Должен отдать тебе должное, ты очень хорошо скрываешь жестокого психопата, профессор. Я этого совершенно не ожидал, и меня ничто не обманет.

- Ты можешь с этим разобраться или нет?

- Конечно, могу, - хмыкает он, раздраженный тем, что я вообще об этом спрашиваю. - Зачем ты это сделал?

В его голосе столько любопытства, сколько я никогда не слышал, словно он заинтригован тем, что могло подтолкнуть меня к такому насилию.

- Он прикоснулся к тому, к кому не должен был прикасаться.

Он же не дурак, он должен знать, что если этот кто-то связан с Сухо, то это должен быть студент. Мне все равно, что я открываю ему эту возможность, это гораздо менее важно, чем убедиться, что Дженни в безопасности.

Я чувствую, что он все еще на другом конце линии. Он не просто молчит, он не двигается.

- К кому-то, кто принадлежит тебе?

- Да.

- Тогда считай, что дело сделано.

Для него все так просто.

- Еще одна вещь.

Он снова смеется, искренне забавляясь.

- Что теперь?

- Мне нужен адрес.

Если бы я мог видеть его сейчас, я бы увидел мрачную ухмылку на его губах.

- Завтра по этому адресу будет еще один труп?

- Нет.

Он делает паузу.

- А сегодня вечером по этому адресу будет еще один труп?

Я закатываю глаза.

- Он не умрет, если тебе от этого легче.

Он с досадой щелкает языком по зубам.

- Похоже на упущенную возможность.

- Я буду должен тебе за адрес.

- Напиши мне имя.

Я так и делаю и слышу, как его телефон пикает, уведомляя о моем сообщении. Должно быть, я разговариваю по громкой связи, пока он ищет имя в школьной системе. Я слышу, как он набирает текст и нажимает несколько кнопок, и в ожидании делаю глоток из бутылки бурбона, которую держу в руке.

В конце концов он произносит.

- 33 Route de Chanivaz.

- Спасибо.

Он ничего не говорит, и я уже собираюсь повесить трубку, когда он вклинивается.

- Я облажался той ночью в библиотеке. Очень сильно. Мне повезло, что Джису меня простила. Я все жду, что она передумает, - признается он, удивляя меня. Он не из тех, кто болтает, и это признание кажется тяжелым. - Ты позаботился о том, чтобы с ней ничего не случилось. Это стоит больше, чем пара трупов, так что ты мне ничего не должен. - Он снова подносит телефон к уху и ворчит: - Но теперь считай, что мой долг погашен. Мы в расчете. Не люблю, когда люди что-то должны.

Не дождавшись ответа, он вешает трубку, оставляя меня ни с чем, кроме моего отражения и мрачного взгляда, который оно бросает на меня.

***

Когда я появляюсь у него дома, он не готов ко встрече.

Это середина ночи. Я настойчиво нажимаю на звонок. Я слышу, как он раздается за дверью, его пронзительное эхо пугает в темноте ночи.

Я нажимаю на него снова и снова, пока у него не остается выбора, кроме как ответить, и он отвечает, этот тупой долбаный придурок.

Перед тем как открыть дверь, в коридоре загорается свет. Валерий Кравцов стоит там в фланелевых трусах, красной футболке и нелепом рваном халате.

Он все еще протирает глаза от сна, когда я с размаху поднимаю биту и с больным, сильным ударом опускаю ее прямо на середину его бедра.

Белки его глаз лопаются, и он визжит, как приблудный поросенок, его крики эхом разносятся по пустой улице, когда он падает на пол в куче конечностей. Я нависаю над ним, пока он катается по полу, отчаянно хватаясь за левую ногу.

Я снова поднимаю биту и обрушиваю ее на то же самое место, и мои губы растягивает ликующая улыбка, когда я слышу, как ломается его бедро. Кажется, я даже сломал ему пару пальцев.

Я выпрямляюсь, небрежно отбрасывая биту назад, так что она ложится на мое правое плечо. Я делаю глоток из бутылки бурбона, которую все еще ношу с собой, и жжение коричневого ликера в горле отвлекает меня.

Он все еще кричит.

Как бесполезно.

Здесь никто не живет, никто не придет за ним.

Нет, единственное, чего ему удалось добиться своими пронзительными воплями, - это вызвать у меня мигрень.

- Заткнись, мать твою, - огрызаюсь я, мой голос ужасающе холоден.

Он снова взвизгивает и пытается отползти от меня. Я наступаю ему на руку, не давая убежать, и приседаю рядом с ним. Я слышу, как хрустят его пальцы под моим весом, и он снова взвизгивает.

- Не такой уж ты и крутой, когда не издеваешься над девочками-подростками, правда?

Страх еще больше расширяет его глаза, пока белки не начинают комично блестеть на фоне черноты полуночи. Он трясется, то ли от боли, то ли от ужаса, мне плевать.

Нижняя половина лица обмотана банданой, верхнюю закрывает бейсболка. Мы никогда не встречались, даже не пересекались в АКК, но никогда не лишне быть слишком осторожным.

- Кто вы? Что вам нужно? - Его глаза дикие, бешеные, они катаются по стенкам глазниц. - Деньги? У меня есть деньги, много денег. Они в моем сейфе, код - семь-два-пять... ах!

Он вскрикивает, когда я сильнее впиваюсь каблуком в его пальцы, заглушая его ненужную болтовню.

- Мне нужно, чтобы ты выслушал меня очень внимательно, сможешь ли ты это сделать, Вэл?

Он трясется от страха, когда я называю его по имени, но энергично кивает. Слезы и сопли отвратительно стекают по его лицу и на футболку, но он не делает ни единого движения, чтобы вытереть их.

- Хорошо, - хвалю я, извращенно проводя битой по его лицу и груди. - Ким Дженни.

- А что с ней? - пискнул он.

- Что ты с ней сделал?

- Ничего...

Он захлебывается осколками зубов, когда я переворачиваю биту и проталкиваю ее рукоятку в его гребаное горло. Надеюсь, осколки разорвут ему легкие, и он утонет в ванне из собственной крови.

- Неправильный ответ.

Красный цвет ослепляет мое зрение, когда нормальная, функциональная сторона меня отходит на задний план и садизм берет верх. Я пытаюсь уговорить себя остановиться, не убивать его, но меня трясет от желания прикончить его самым болезненным способом.

- Ее отец.., - он захлебывается битой, и я засовываю ее поглубже. - Пожалуйста... остановись.

Я вытаскиваю биту. Он выплевывает слюну и осколки зуба на порог своего дома.

Совсем без манер, этот парень.

- Ты готов поговорить?

Он кивает, слезы катятся по его лицу.

Слабый, сопливый засранец.

Я отпиваю еще из своей бутылки.

- Ее отец. Он заплатил мне дополнительно.

- Чтобы причинить ей боль?

- Чтобы сломать ее.

Я не осознаю, что снова двигаюсь, пока бита не обрушивается на пах Кравцова, ломая ему как минимум таз и, надеюсь, его хромой член вместе с ним.

Визуальные образы боли, которую ей пришлось пережить, прежде чем Сухо добрался до нее, проносятся в моем мозгу, как в фильме ужасов.

Мои кулаки сжимаются. На лбу выступили капельки пота.

Сердце колотится так быстро, что кажется, будто оно сейчас прорвет грудную клетку и вылетит наружу.

Успокоиться. Мне нужно успокоиться.

- Зачем?

- Не знаю. Потому что он этого хотел? - Он свернулся в клубок, отвернувшись от меня. Его искалеченная нога протянулась под ним, как сломанная ветка дерева. - Он не объяснил причину, просто сказал, что я должен преподать ей урок, если чувствую, что она не воспринимает это всерьез.

Это бессмысленно. Она занимается каждый день, по несколько часов в день. Когда она не в школе или на тренировке, она изучает игру соперников. Она не может относиться к этому серьезнее.

- Почему тебе показалось, что она несерьезно к этому относится?

- Она набрала вес.

Я отступаю назад. Какое это, черт возьми, имеет отношение к делу?

Я думаю о ее нежелании есть. Протеиновый батончик. Сэндвич. Все блюда, которые я ей готовил.

Она маленькая для своего роста, я всегда так считал. Ей нужно есть, чтобы набирать вес, а не терять его. Ее телу едва хватает энергии, чтобы продержаться в течение обычного дня, не говоря уже об изнурительных тренировках.

- Она маленькая, - говорю я вслух, скорее для себя, чем для чего-то еще.

- Недостаточно маленькая.

Я опускаюсь на корточки и сжимаю в кулаке его убитую челюсть.

- Скажи еще хоть одно гребаное слово, попробуй.

Он яростно трясет головой, белки его глаз выпучиваются. Я отталкиваю его лицо, вытирая грязную руку о его халат.

В его глазах светится облегчение, словно он думает, что между нами все кончено. Я кладу ногу на его горло и нажимаю, пока он не задыхается.

Я остаюсь на месте, перебирая в уме события последних нескольких месяцев. Около недели назад я зашел в спальню, чтобы взять часы, и застал там Дженни, только что вышедшую из душа и разговаривающую по телефону с матерью.

Казалось, она не слышала, как я вошел, хотя я почти не шумел. Но, может быть, это потому, что она была сосредоточена на словах, которые ее мать бросала в ее адрес. Я отвлекся на то, как хорошо она выглядит - сидит с мокрыми волосами на моей кровати, одетая в мою футболку, - и слова ее матери долетели до моих ушей с десятисекундной задержкой. Голос ее звучал раздраженно, и тон ее голоса сразу же заставил меня отпрянуть.

- ...не более девятисот калорий. Сейчас сезон праздников, тебе нужно быть особенно осторожной. У нас запланированы важные праздничные мероприятия для твоего отца, и ты должна убедиться, что хоть раз выглядишь приемлемо...

Со спины я видел, как напряглись мышцы спины Дженни, как высоко и близко к ушам опустились ее плечи. Она подняла руку и начала покусывать кожу вокруг ногтей.

К ужасу Дженни, я схватил телефон и бросил трубку на полуслове. Она покраснела и потянулась за телефоном, но я отбросил его на другую сторону кровати, встал на колени и отвлек ее своим языком.

Когда мы закончили и я спросил у Дженни, по какому поводу был телефонный звонок, она отмахнулась от меня и потребовала отвезти ее домой.

Я отмахнулся от этого разговора, сочтя его напряженным моментом между матерью и дочерью. Теперь же эти слова не давали мне покоя.

Я постепенно складывал все больше кусочков головоломки. С каждым днем образ Дженни, который раньше был таким туманным, становился все более четким.

Как и моя потребность защитить ее.

Я надавливаю на горло Кравцова, и кожа его лица приобретает глубокий томатно-красный цвет.

- Ты больше никогда не приблизишься к Дженни ближе чем на пятьсот метров. Кивни, если понял.

Он кивает, насколько это физически возможно, когда моя нога все еще прижимает его горло к земле.

- Ты будешь продолжать отправлять отчеты ее отцу, как будто ничего не изменилось. Будешь давать ему восторженные отзывы о ее работе, ее мастерстве, ее преданности. Ее весе, если понадобится, - говорю я сквозь стиснутые зубы. - Ты скажешь ему, что никогда не видел такой спортсменки, как она, и сделаешь все, чтобы он ничего не заподозрил. Понял меня?

Он снова кивает.

- Хорошо. - Я снова приседаю, угрожающе прижимая биту к его виску. - Если я узнаю, что ее отец знает правду. Если я узнаю, что ты кому-то рассказал об этой нашей маленькой встрече один на один. Если, не дай Бог, я узнаю, что ты хоть как-то связался с Дженни, а ради тебя я очень надеюсь, что никогда этого не сделаю, - говорю я с безумной улыбкой. - Вся эта ночь покажется тебе сущим букетом по сравнению с тем блюдом боли, которое я вобью тебе в глотку, когда вернусь за тобой. - Я жестоко стучу битой по его сломанному бедру, позволяя ему завыть на долгие секунды, прежде чем продолжить. - Я буду отрезать тебе конечности, пока ты не станешь молить меня о смерти, но я не дам тебе умереть. Я соберу твои кусочки воедино ровно настолько, чтобы доставить тебя живым в ближайшую больницу, где ты проведешь остаток своей долгой, естественной жизни, питаясь из трубочки и мочась в пакет. Я позабочусь об этом, Валерий Кравцов. Я буду навещать тебя, чтобы ты никогда не забывал обо мне и моем маленьком друге, - говорю я, угрожающе покачивая биту на ладони.

Он открыто плачет, в воздухе витает терпкий запах мочи - страх заставляет его вымазаться в грязи.

Я встаю, наконец-то закончив. Я делаю еще один глоток и бросаю бутылку на пол дома позади него.

- Дерьмовой ночи, Вэл. Время от времени оглядывайся через плечо, я буду наблюдать

Я делаю шаг в сторону, но потом останавливаюсь и смотрю на него, скомканного и разбитого на земле.

- О, какого черта. Один на дорожку.

Я опускаю биту в последний, блаженный раз и разрываю его колено.

***

Как только я возвращаюсь домой, я забираюсь в постель рядом с ней, надеясь, что мое отсутствие осталось незамеченным, но она уже проснулась и спрашивает, где я был.

- Я не буду извиняться за то, на что я пойду, чтобы обеспечить твою безопасность, - клянусь я, не раскаиваясь.

- Расскажи мне.

Я глажу ее по волосам и качаю головой в ответ.

- Это сделает тебя соучастницей. Тебе нужно выиграть золотую медаль, я не могу рисковать, - говорю я.

- Ты не сможешь обеспечить мне безопасность, если будешь сидеть в тюрьме, - отвечает она, мягким голосом уткнувшись лицом мне в шею.

- Зависит от обстоятельств. Будешь навещать меня?

Дженни напевает мне в горло, и вибрация посылает волны тепла прямо в сердце.

- Только если они разрешат нам супружеские свидания.

- Уверен, что мне придется жениться на тебе, чтобы получить доступ к ним.

Она бросает на меня потрясенный взгляд.

- Что, ты не хочешь тюремного муженька?

- Нет, спасибо.

- Отлично, - драматично вздыхаю я. - Тогда, наверное, мне придется подписаться на одну из этих гражданских программ по переписке, чтобы развлечься. Найду себе сумасшедшую пуму, которая будет искать сладкого мальчика за решеткой.

- Нет.

Я поднимаю на нее бровь.

- Что значит «нет»?

Она наклоняет голову к изгибу моей шеи и предупреждающе резко щелкает меня по челюсти.

- Если ты сидишь в тюрьме за убийство моего бывшего парня, ты не имеешь права писать об этом другой женщине.

Ее глаза гневно блестят, моя собственница. Я крепче сжимаю ее руку и притягиваю еще ближе.

- Тогда может, ты напишешь мне?

Она снова прячет лицо под моим подбородком.

- Если ты этого хочешь.

Я хмыкаю, мое сердце бьется быстрее.

- Грязные вещи?

Она наклоняет свой рот к моему уху.

- Самые грязные.

По моему телу пробегает неистовая дрожь, и член становится твердым.

- Видишь, но это проблема.

- Почему?

- Потому что если ты будешь писать мне грязные письма, чтобы я дрочил, то мне точно придется взять тебя в жены.

Она смеется, прижимаясь грудью к моей, и ее придыхательное хихиканье ударяется о раковину моего уха.

- Тюремная свадьба, - сонно бормочет она, ее слова звучат нечетко. Она замирает, и я думаю, что она заснула, но потом она снова говорит, на этот раз еще мягче. - По крайней мере, мы знаем, что я хорошо выгляжу в оранжевом.

Я уверен, что засыпаю с ухмылкой на лице.

***

Когда я просыпаюсь на следующий день, Дженни уже нет в моих объятиях, а кровать рядом со мной холодная. Я сразу же возвращаюсь в пентхаус на следующее утро после нашей встречи, когда я проснулся с такой же холодной кроватью и такой же исчезнувшей девушкой.

Мне не нравится момент паники, который охватывает меня, когда я понимаю, что она ушла, не сказав ни слова. Опять.

Сердце сжимается в груди, когда я сажусь и сбрасываю с себя одеяло. Я набрасываю вчерашние брюки, достаю пару туфель и бессистемно надеваю их, думая о том, что я сделаю, когда выслежу ее и возьму в руки.

Тащить ее сюда за загривок кажется мне выигрышным вариантом, и мое настроение резко падает до черноты, когда я со злостью распахиваю дверь своей спальни.

Я резко останавливаюсь и застываю на месте, обнаружив ее на кухне, в моей одежде, изучающую содержимое холодильника, стоящую на одной ноге, а вторую согнув в треугольник, изображая фламинго.

Она оглядывается через плечо, когда слышит звук открывающейся двери, и ее глаза находят мои.

- Привет.

- Привет, - тепло говорю я, мой пульс выравнивается до нормальной скорости, когда я понимаю, что она осталась.

Ее взгляд падает на мои брюки, на одну туфлю, которую я все еще держу в руке.

- Куда ты идешь?

Я бросаю туфлю в угол комнаты и отшвыриваю в ту же сторону ту, что уже была на мне.

- Никуда.

Дженни нервно теребит между пальцами подол рубашки, которую я ей одолжил. Ей неловко и неуверенно от того, что она осталась ночевать.

Я обхожу стол и иду к ней, обхватывая ее за талию и притягивая к себе. Я приникаю к ее губам, наслаждаясь вкусом ее губ в первый раз за утро.

Я отстраняюсь, и ее глаза распахиваются, в них светится тот самый пьяный от вожделения взгляд, который я так люблю.

- Доброе утро.

- Доброе утро, - говорит она с небольшой улыбкой. Она вдыхает и выпускает воздух, ее плечи расслабляются. - Я встала рано, чтобы приготовить тебе завтрак, но у меня ничего не получилось, так что держи, - она поворачивается и берет что-то с прилавка, протягивая мне. - Я налила тебе хлопьев. Пожалуйста.

Кожа на ее щеках вспыхивает красивым розовым цветом, когда я ухмыляюсь и забираю у нее миску. Держа ее одной рукой, я беру ложку и откусываю кусочек.

- Ммм, - резко стону я.

- Что?

- Это лучшие чертовы хлопья, которые я когда-либо ел.

Ее бровь разглаживается, а в глазах появляется веселье.

- Да ну?

- Думаю, это из-за того, как их насыпали. Не каждый может насыпать их правильно, знаешь, это настоящее искусство.

Она хихикает, игриво шлепая меня по груди.

- Заткнись.

- Нет, серьезно. Это настоящее мастерство. - Я подношу кулак к ее рту, притворяясь, что это фальшивый микрофон. - Расскажите нам, в чем заключается ваша техника?

Она снова смеется, потакая мне.

- Все это можно сделать одним движением руки.

С моих губ срывается возбужденный стон.

- Тебе придется потренироваться на мне позже, - шепчу я, сокращая расстояние между нами. Свободной рукой я обхватываю ее затылок и прижимаюсь к ее рту.

Приторный вкус хлопьев обволакивает мой язык, и она жадно втягивает его в рот. Я поднимаю ее на руки и усаживаю на прилавок, ставя миску рядом с ней и обхватывая ее одной рукой по обе стороны от себя.

Из ее горла вырывается тоненький звук, что-то среднее между придыхательным стоном и жалобным хныканьем. Я впиваюсь пальцами в ее шею, прижимая ее ближе.

- Сегодня я приглашаю тебя на свидание, - сообщаю я ей. Я опускаю голову, чтобы вновь завладеть ее губами, но она кладет руку мне на плечо, останавливая меня.

Ее глаза вопросительно смотрят на меня, но она ничего не говорит.

- Мне надоело сидеть в этих двух комнатах. Я хочу отвезти тебя куда-нибудь, где ты сможешь нарядиться. - Я глажу ее по шее. - Туда, где я смогу прикоснуться к тебе на людях, не боясь быть пойманным.

- Куда? - спрашивает она, задыхаясь от волнения.

- Я придумаю место.

- Хорошо.

Я поднимаю голову и смотрю на нее сверху вниз.

- Хорошо?

Я ожидал, что она будет сопротивляться. Она любит каждый день напоминать мне, что мы не встречаемся. Я с радостью готов был трахнуть ее, чтобы она подчинилась, если понадобится.

Она смеется, обхватывая меня за шею и перебирая пальцами мои волосы.

- Да, хорошо. Я давно никуда не выходила.

Я удовлетворенно урчу, снова опускаясь лицом в лоно ее шеи. Она снова хихикает, когда я впиваюсь горячими поцелуями в ее горло, щекоча его своим дыханием.

Я одержим этим звуком, той легкостью и частотой, с которой он стал срываться с ее губ, когда она со мной.

Я одержим желанием сделать все необходимое, чтобы она никогда не переставала смеяться.

- Ты наденешь для меня красивое платье, детка?

- Ммм, - восхищенно вздрагивает она, когда я посасываю ее точку пульса. - Какого цвета? - Я приподнимаю лицо, чтобы выдохнуть свои следующие слова ей на ухо.

- Я хочу тебя в розовом.

- У меня есть только одно розовое платье.

- Я хорошо его помню.

- Еще бы, ты ведь разорвал молнию. Я его еще не починила.

- Запиши это на мой счет, - прорычал я, одержимый воспоминаниями.