Тэхен

— Еще, — говорю я. Бармену не требуется дополнительного приглашения, чтобы подойти и наполнить мой бокал.

Я бесцельно смотрю на насыщенную коричневую жидкость, кружась по контурам своего бокала и вспоминая все, что произошло за последние два месяца.

Накинув петлю на мою шею и метафорически затянув ее так, что я едва не задохнулся, мой отец выполнил свое обещание выселить меня из дома. Меня бесцеремонно выселили из моей квартиры в Челси, а мои вещи отправили на склад.

Я отказался ступить на порог Обонны и даже признать, что переезд, пусть даже временный, состоялся. Вместо этого я явился к Сыльги с одной лишь хозяйственной сумкой. Когда она открыла дверь, я проскочил мимо нее и стал чувствовать себя как дома, ссылаясь на свои привилегии младшего брата как на причину, по которой она должна была позволить мне остаться с ней.

Учитывая, что у меня не было ни гроша, я обменял бесплатное жилье на вкусную домашнюю еду, и мы провели последние два месяца в одной комнате и вели себя так, как вели себя в детстве. Это было весело и помогало мне отвлечься от мыслей о предстоящем годе и о том, что может быть поставлено на карту, если я облажаюсь.

Я не стал рассказывать Сыльги о масштабах угроз нашего отца. Ее возмущение заставило бы ее попытаться вмешаться в мои дела, а мне меньше всего хотелось, чтобы она подвергала себя опасности. Она избежала внимания отца, и я отчаянно хотел, чтобы так было и впредь.

Я сказал ей, что он запрещает любые контакты между нами, и в ответ на это ее вспышка гнева была столь неожиданной, что мне почти пришлось сдерживать ее, чтобы она не ворвалась в его кабинет и не вступила с ним в схватку. Более ужасные комментарии о нашей маме я оставил при себе.

Как только она смирилась с тем, что эти два месяца — последний раз, когда мы видимся какое-то время, она сосредоточилась на качественном времяпрепровождении, в том числе помогая мне с планами уроков. Потому что, как назло, предметом, который мой отец выбрал для преподавания новому поколению самых блестящих умов Европы, был бизнес.

Если это не было гигантским «пошел ты» для меня, то я не знаю, что было.

Я разработал основные планы, а она, как перфекционистка, помогла мне их воплотить. Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что я не интересуюсь бизнесом и не управляю компанией из списка Fortune 500, то этот маленький эксперимент моего отца положил им конец. Мне было до слез скучно на тех самых уроках, которые я должен буду вести через пару недель.

Вчера я поцеловал маму в щеку, обнял Сыльги и попрощался с ней. Я прилетел в Швейцарию и, все еще не понимая, что меня изгнали в деревню, решил остаться в Женеве до вечера перед началом занятий.

Сегодня я отправился в Обонну, чтобы встретиться с Торнтоном и решить несколько административных задач. Место оказалось таким, как и ожидалось. Красивое историческое здание, но в глуши. Я буду окружен несносными, правомочными, шикарными придурками из средней школы — я знал это точно, потому что сам был одним из них, — и мне некуда будет деться.

Мне нужно было запастись спиртным, чтобы пережить этот гребаный год в здравом уме.

Я допил виски и встал, застегивая пиджак своего сшитого на заказ костюма и быстро оглядывая полупустой бар. Указывая на свой пустой стакан, я прошу бармена принести мне новый напиток.

Когда я направляюсь через бар к месту для курения, у меня звонит телефон. Я достаю его из кармана костюма и вижу имя Сыльги, высветившееся на экране.

— Привет..., — начинаю я, снова залезая в карман и доставая косяк, который я свернул перед тем, как спуститься в бар.

— Если ты еще раз назовешь меня Сыльгитиклс, Тэхен, — прерывает она меня. — Я приду и сама тебя убью, — обещает она. — Женщины, по статистике, не склонны к ручному удушению, но я с удовольствием подниму средний показатель нашей группы, если ты меня испытаешь.

Я хихикаю, зажав косяк между губами, и прикуриваю. Парочка, делящая сигарету на другом конце площадки, бросает на меня неодобрительный взгляд. Я отмахиваюсь от них.

— Я знаю, как сильно ты заботишься о статистике. Если они говорят, что ты не должна меня убивать, я советую тебе прислушаться к ним. — Я отвечаю, делая затяжку и глубоко втягивая дым в легкие.

— Дело не в том, что я тебя не убью, а в том, что исторически сложилось так, что вероятность того, что я тебя отравлю, гораздо выше.

Я прислоняюсь головой к стене и закрываю глаза, чувствуя, как напряжение покидает мои плечи.

— Невозможно сделать это на расстоянии.

Она на секунду замолкает, и я понимаю, что она тщательно подбирает слова.

— Как ты?

Я вздыхаю.

— Хорошо.

— Тебе стоит вернуться домой. Ты можешь остаться со мной, мы можем разделить мой траст...

— Нет, — отрезаю я, — Мне нужно это сделать. — Я говорю не только о годе в Швейцарии. Я начал смиряться с тем, что секс втроем в офисе был моим последним шагом в этой недолгой войне против отца. — Бывают судьбы и похуже, чем захват миллиардной компании, — шучу я, пытаясь уловить в своем тоне следы смеха.

Она снова молчит, но уже по-другому, чем в первый раз. Это молчание что-то скрывает, я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять это.

— Что? — спрашиваю я.

— Если говорить о худших судьбах, — начинает она, прежде чем сглотнуть, — папа сегодня заговорил о браке.

Моя кровь застывает в жилах. В этом году слон в комнате был непризнанным, что моя сестра приближается к брачному возрасту, по крайней мере, в нашем мире. Я не хочу, чтобы ее постигла судьба, подобная судьбе нашей матери.

— Надеюсь, ты сказала ему отвалить, — прорычал я.

— Это были не совсем мои слова, нет, — говорит она, и я слышу намек на улыбку в ее голосе. — Но я сказала ему, что занята слиянием и что нам нужно будет вернуться к этому вопросу.

Я усмехаюсь. Классика Сыльги — быть уравновешенной и рациональной перед лицом потенциального кризиса.

— Слушай, мне нужно бежать. Переговоры сегодня утром сделали большой шаг назад, так что здесь столпотворение. Я сейчас буду, Джу, — говорит она своей помощнице, прежде чем вернуться к телефону. — Я просто хотела пожелать тебе удачи и сказать, что буду по тебе скучать. Увидимся через год, я думаю. — На последней фразе ее голос понижается на октаву.

— Никогда не думал, что скажу это кому-то, но повеселись со слиянием. Скоро увидимся. — Я собираюсь повесить трубку, но добавляю: — Эй, не будь в браке по расчету с каким-нибудь набитым мудаком, когда я вернусь, хорошо?

— Нет, если у меня будет право голоса, — мрачно обещает она, и решимости в ее голосе почти достаточно, чтобы заставить меня пожелать, чтобы наш отец обручил ее с кем-нибудь, только чтобы я мог наблюдать, как она бегает кругами вокруг своего будущего мужа.

Я раздавливаю каблуком окурок и возвращаюсь в зал, целеустремленными шагами пересекаю барную стойку и иду к ожидающему меня бокалу. Я сажусь, обхватываю пальцами стакан и делаю глоток.

Один год.

Один год под вымышленным именем. Тэхен Новак, преподаватель международного бизнеса.

Один год без друзей, сестры и матери. Один год без богатства, в глуши, в стране, где никогда ничего не происходит.

Один год, в течение которого я ни с кем не могу трахаться.

Я провожу рукой по лицу. Блять, я не готов.

Вместе с ящиками спиртного мне придется вложить деньги в лосьон против натирания для рук.

В заключение скажу, что это будет очень долгий год.

Мне неприятно это признавать, но мой отец действительно превзошел себя в этом вопросе.

Я медленно убираю руку от лица, потому что чувствую ее запах раньше, чем вижу или слышу. Ее аромат, смертоносное сочетание мощного ветивера и сладкой ванили, долетает до моего носа и обостряет мои чувства.

— Извини, — раздается знойный голос у меня за спиной. У основания моей шеи появляются мурашки, как будто она ласкает это место пальцами. Она наклоняется так близко, что ее грудь прижимается к моей руке.

Не двигая телом, я наклоняю лицо в сторону и смотрю на нее из-под ресниц.

Мой взгляд встречается с парой темных, сияющих глаз, которые смело смотрят в мои. Я смутно осознаю, что мое дыхание на мгновение сбивается и я пропускаю выдох, но я слишком поглощен ее глазами, чтобы обращать на это внимание.

«Красивая» — это слишком убогое слово, чтобы описать ее.

Она поражает.

Черные прямые волосы, разделенные на пробор прямо посередине, обрамляют лицо в форме сердца и спадают на грудь. Ее яркие миндалевидные глаза расположены над маленьким носом и пухлыми губами, накрашенными красной помадой. Она выглядит почти хрупкой в своей красоте, но в ней есть скрытая грусть, которая придает ее лицу изюминку. Я знаю это, потому что узнаю ту же грусть в себе.

Она выше среднего роста, я бы сказал, что ее макушка чуть ниже моего плеча, но я едва замечаю это, когда мои глаза опускаются вниз по ее телу, и я понимаю, что сейчас меня ждет суровое испытание за мои грехи.

Она завернута, как подарок в рождественское утро, в горячее розовое платье, которое заканчивается на середине бедра и подчеркивает, как мне кажется, мили длинных, стройных ног, которые я тут же представляю себе согнутыми по обе стороны от моей головы, когда она садится мне на лицо.

Ее не было в толпе, когда я сканировал ее раньше, я бы заметил ее.

Я бы ее запомнил.

— Извини, — повторяет она, потому что, кроме молчаливого разглядывания, я еще не признал ее. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ней взглядом. Она обольстительно улыбается. — Ты не хотел бы заняться со мной сексом?