Дженни

— Это очень вкусно. Ты так не считаешь, Дженни?

Я рассеянно толкаю еду по тарелке, почти не слушая, что говорит отец, и обращая внимание только на то, чтобы он знал, что у меня еще есть пульс.

— Да, отец. Это очень вкусно. — Я отвечаю без эмоций.

— Все дисциплины были превосходно закрыты.

— Конечно.

Еда на самом деле феноменальна и не является причиной моего плохого настроения. Мы в Sambour, недавно открывшемся в Женеве ресторане, отмеченном звездой Мишлен. Шеф-повар должен быть молодым интересным парнем, которого все таблоиды называют «плохим мальчиком кулинарной индустрии». Уверена, что отчасти поэтому, когда мой отец позвонил маме, чтобы сказать, что он в городе и приглашает меня на ужин, она предложила это место.

Кроме того, в истинно мишленовской манере порции здесь крошечные, поэтому она знает, что нет риска, что я переборщу и наберу вес.

Но настоящая причина моей потребности отрешиться от этого ужина — приезд моего отца.

Его визиты всегда похожи на сорокафунтовую гирю на плечах, которую я должна нести, куда бы ни пошла, не морщась и не показывая никаких признаков напряжения. Он будет долго проверять меня у директора Торнтона и еще дольше у тренера Крав, чтобы убедиться, что я прогрессирую в том темпе, на который он рассчитывает.

Сегодня утром он уже побывал в нашей квартире, чтобы убедиться, что все в порядке. К счастью, девочки в это время были на занятиях, поэтому им не пришлось наблюдать, как он осматривает и оценивает их жилище.

Слава богу, что сейчас только конец первой учебной недели, иначе он наведался бы и к моим профессорам. Я с содроганием думаю, как пройдет эта встреча с Тэхеном.

В конце недели он окажет на меня такое давление, что мне понадобится пара недель, чтобы оправиться от стресса. Он — помешанный на контроле человек, которому необходимо постоянно контролировать и управлять всей жизнью меня и моего брата Джуда. Его случайные визиты — это еще один способ контролировать нас.

Этот визит особенно выматывает.

Конечно, я видела его летом, но в последний раз он приезжал в Женеву на чемпионат мира среди юниоров в прошлом году.

На чемпионат, который я проиграла.

Тревога и предвкушение ожидания своей очереди, осознание того, что я работала над этим весь год и вот наконец настал этот момент, заставили меня съесть всю мою корзину. За пятнадцать минут до финала я все еще лежала в своем гостиничном номере и занималась очищением.

Выйдя на трассу, я почувствовала легкое головокружение. Мои руки были липкими, а перчатки мокрыми еще до того, как я начала поединок. Я боролась с головокружением до последнего штриха, когда сделала выпад. Внезапно перед глазами поплыло черное пятно, и я испытала сильное головокружение. За долю секунды все было кончено.

Я до сих пор помню руку отца на моем затылке, достаточно большую, чтобы угрожающе обхватить половину моей шеи. Если отвлечься от этого момента, то, что он сказал, могло бы показаться не таким уж леденящим душу, но, не сомневайтесь, в его словах была угроза.

— Неудача — не выход. Если ты не захочешь совершенствоваться, то будешь выжимать из себя все, дюйм за дюймом.

При одной мысли об этом у меня на шее выступили бисеринки пота.

Именно для этого и был нанят тренер Крав. Чтобы вкалывать меня до изнеможения или пока я не стану золотой медалисткой, в зависимости от того, что наступит раньше. В глазах моего отца цель оправдывает средства, особенно если это связано с фамилией Ким.

Он не всегда был таким. Когда я росла, он отдавал меня в разные виды спорта, чтобы посмотреть, не завяжется ли что-нибудь. Он приходил на мои игры и матчи и болел за меня, потому что он был лучшим отцом.

Или я так считала.

Теперь я знаю, что он был заинтересованным покупателем, который с тревогой следил за тем, как растет стоимость его жеребенка. Я ни в чем особенно не блистала, пока не занялась фехтованием.

По какой-то причине это получилось у меня само собой.

Когда мне было девять лет, он в качестве последней надежды выставил меня на соревнования для детей до десяти лет, и в итоге я выиграла турнир. Занятия футболом дали мне хорошую работу ног, танцы — хорошую подвижность. Бокс привел к тому, что мои навыки уклонения и защиты стали блестящими, и когда в тот день я взяла в руки взятую напрокат шпагу, то поразила своим потенциалом весь зал, полный профессионалов.

Иногда я задумываюсь, насколько изменилась бы моя жизнь, если бы в тот день я просто провалилась. Разве мой отец отказался бы от своих спортивных устремлений? Стала бы я идеальной дебютанткой и заставила бы маму гордиться мной?

Второе более вероятно, чем первое.

Моя мама — англичанка, она выросла в шикарном пригороде Лондона. Она сбежала от тиранической матери и отца и решила переехать на лето в Сеул.

Она уже две недели работала хостесс в популярном ресторане, когда познакомилась с моим отцом, корейским бизнесменом.

Ее стремление к совершенству для меня — следствие того, что у нее на плече лежит большая щепка, как от критики, которую она получала от матери, так и от того, что она не была безупречной светской девушкой на руках у моего отца. Ей постоянно приходилось доказывать свою состоятельность его деловым партнерам — и, что еще важнее, их женам — и бороться за уважение сверстников.

Даже сейчас, спустя почти двадцать лет после их свадьбы — хотя только пять из них были счастливыми, — она все еще получает осуждающие взгляды с другого конца бального зала, словно она любовница, а не жена. Мы покинули Сеул десять лет назад и переехали в Пусан, и все равно острые языки преследовали ее.

Она прошла через все испытания, поэтому знает, какими жестокими могут быть люди. Она не хочет этого для меня. Ее версия помощи мне заключается в том, чтобы критиковать меня раньше, чем они, и убедиться, что я ничего не оставляю открытым для их внимания.

Ее усилия ошибочны, но не вполне злонамеренны, и именно поэтому ее так трудно ненавидеть, даже если иногда мне это действительно удается.

Так что, если только мы не вернемся в прошлое до того, как моя мама уехала из дома, и не перенаправим ее в Сидней вместо Сеула, эту часть моей судьбы уже не изменить.

— Надо позвать шеф-повара, я бы хотел с ним поговорить, — говорит папа, щелкая пальцами по ближайшему официанту.

В час пик в изысканном ресторане мой отец хочет позвать шеф-повара с кухни. Это верх грубости — даже думать об этом сейчас, но ему все равно. Хуже того, он считает, что имеет право на внимание этого человека только потому, что считает его ниже себя. Поварская работа — это ручная работа, а в мире моего отца единственный раз, когда ты используешь руки, — это подписать контракт или поднять табличку, чтобы сделать ставку.

Он снова щелкает пальцами, дважды. Громко.

Ужас ползет по моей шее.

— Отец, я уверена, что он занят, ресторан полон. Мы не должны...

— Мальчик, — зовет отец через всю комнату, и теперь я хочу, чтобы дыра в земле разверзлась и поглотила меня. Затем я хочу, чтобы меня спустили в земное ядро и сожгли заживо, чтобы мне не пришлось больше ни секунды сидеть в этом безумии. — Позовите повара.

— Отец, — пытаюсь я снова.

— Хватит, Дженни. Если мне нужно твое мнение, я спрошу его. Просто ешь и молчи.

Внутри меня кипит ярость, безудержная и не поддающаяся контролю, как это обычно бывает.

— Так-то лучше, — говорит он, делая глоток вина и закусывая губу. — Расскажи мне, как тебе фехтование? Кравцов скоро расскажет мне всю правду, но я хотел бы узнать твое мнение.

— Все идет хорошо, — говорю я сквозь стиснутые зубы, пытаясь подавить свой пыл.

— Сколько касаний забили?

— Двести сорок шесть.

— Полученных?

— Сто девяносто восемь.

Он хмыкает.

— Нужно быть лучше. Какой у тебя разброс на стометровке?

— Двенадцать на тридцать четыре.

— Ты можешь лучше.

Я киваю.

— В скольких официальных поединках ты участвовала?

Вена на моем виске пульсирует. Я не знаю, почему он достал меня сегодня, ведь он всегда задает мне одни и те же вопросы.

Может быть, потому что он нагрубил персоналу ресторана.

А может, потому что у меня была тяжелая неделя, даже без его присутствия. Я написала Тэхену еще два раза, и оба раза он меня проигнорировал. В классе все было точно так же. Если я поднимала руку, он делал вид, что меня там нет. Если я задавала вопрос, он отвечал, но не смотрел на меня.

Я начинаю думать, что мне больше нравилось, когда он вызывал меня перед всем классом.

Я думала, что после того, как он разыскал меня в понедельник, что он снова заинтересован в сексе, я смогу его убедить.

Мне нужен не столько он, сколько ощущения. Я отчаянно хочу снова ощутить эту невесомость, временную свободу от давления моей жизни. Мне начинает казаться, что я сломаюсь, если не получу этого в ближайшее время.

Вместо этого он кажется гораздо менее пострадавшим, чем я. Кроме той первой стычки в тренировочном центре, он не подавал никаких признаков того, что я вообще существую.

— Дженни? — резко вклинивается отец. — Ради Бога, будь внимательнее. Неудивительно, что ты проиграла чемпионат, если твои мысли бродят именно так. — Он щелкает языком по зубам и делает еще один глоток вина. — Сколько схваток?

Провал — это не вариант.

— Шестнадцать.

— Сколько побед?

— Тринадцать.

Провал — не вариант.

Он снова неодобрительно щелкает языком о зубы. Этот звук начинает повторяться в мозгу, как моя особая версия пытки капельницей. Он разрушает канаты моего самообладания до неузнаваемости.

— Недостаточно хорошо, Дженни. Запомни, провал — это не вариант.

Наконец-то внутри меня что-то щелкнуло.

— А как насчет того, что ты неоднократно изменял своей жене? Ты не считаешь это провалом?

Слова вылетают прежде, чем я успеваю их обдумать.

Это все равно что вылить полную канистру бензина на бушующий огонь. Его глаза расширяются, почти комично выпрыгивая из лица, так как оно приобретает глубокий оттенок красного.

— Ты маленькая...

— Здравствуйте, — плавно вклинивается голос. — Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной.

Я поднимаю глаза на обладателя голоса, спасенного его прерыванием.

Он высок, руки покрыты татуировками, и он так же красив, как о нем писали таблоиды. Светлые волосы, зеленые глаза, ухмылка, обещающая неприятности. Я просто знаю, что он знает все способы испортить жизнь девушке.

И его взгляд устремлен на меня.

— Да, — говорю я, прочищая горло, когда слово застревает. — Мой отец хотел похвалить сегодняшнюю трапезу.

Я бросаю взгляд на отца и вижу, что он вновь обрел самообладание. Он никогда бы не проявил такую слабость, как эмоции перед незнакомцем.

Моя способность к самоанализу — и дар, и проклятие — досталась мне от него.

— Да, поздравляю... — протягивает он руку в его сторону, — извините, я забыл ваше имя. — Это один из его любимых приемов, напоминающий собеседнику о том, насколько он для него не важен. Но шеф-повар выглядит совершенно безразличным, его взгляд даже не встречается со взглядом моего отца, когда он пожимает ему руку.

— Мин, — говорит он. Наконец он встречает его взгляд. — Мин Юнги.

Он снова смотрит на меня, и я должна быть польщена его интересом, но его глаза зеленые, а не голубые, и я обнаруживаю, что сравниваю его с Тэхеном.

— Еда была восхитительной. Мне особенно понравился деконструированный серф и дерн. Очень умно.

— Я рад, что вам понравилось, — говорит Юнги, обращаясь к проходящей мимо официантке. — Мари принесет вам десерт, за счет заведения. В благодарность за то, что вы такие замечательные клиенты. — При последней фразе он поворачивается к моему отцу, потворствуя ему и манипулируя им так, что тот даже не осознает этого.

Он слишком счастлив, рассуждая о том, что да, он действительно отличный клиент, чтобы заметить, что Юнги легко справился с ним.

Что-то подсказывает мне, что он не был в неведении относительно спора и надвигающегося взрыва за нашим столиком, когда подошел к нему.

После еще нескольких минут учтивого разговора Юнги откланивается и бросает на меня последний взгляд, прежде чем уйти. К счастью, внимание моего отца настолько отвлечено обещанием бесплатного десерта, что он забывает о том, что мы собирались спорить.

Для меня, конечно, лучше, чтобы он не помнил.

Вскоре после того первого раза, когда я очищалась в ванной, я отправилась к отцу в офис, чтобы встретиться с ним за ланчем. Войдя, я обнаружила, что он трахает свою секретаршу на столе, а фотография его семьи находится в дюйме от его члена, когда он в нее входит. Это убило остатки моей привязанности к нему.

До сегодняшнего дня мы никогда не обсуждали его роман. Я никогда не говорила ему об этом, и он никогда не признавал этого. С моей стороны было неосторожно вступать с ним в конфронтацию, когда я совсем недавно узнала о степени его ярости и потребности в контроле. Мне лучше знать, что не стоит терять крепкий контроль над своими эмоциями рядом с ним, и все же я это сделала.

Небрежно.

Он заказывает эспрессо, и я откланиваюсь, чтобы сходить в туалет. Я не ела сегодня много, поэтому не чувствую себя слишком сытой, но все равно хочу посмотреть, смогу ли я от этого избавиться.

Поскольку мой отец в городе, тренер Крав обязательно взвесит меня на этой неделе, и я боюсь, что набрала хоть одну унцию.

Я прохожу мимо открытой кухни в коридор и вижу, как Юнги возвращается из мужского туалета, вытирая руки о белое полотенце на поясе. Заметив меня, он замедляет шаг и в конце концов останавливается передо мной.

— Спасибо за помощь, — говорю я ему, не зная, что еще сказать.

— Без проблем. Казалось, он вот-вот сорвется, — отвечает он, поднимая плечо и окидывая меня расчетливым взглядом.
— Обычно это не очень хорошо для бизнеса.

Я киваю и делаю шаг, чтобы уйти, но он делает шаг назад, останавливая меня на месте.

— Пойдем со мной куда-нибудь, — говорит он. — Позволь мне пригласить тебя на ужин.

Я поднимаю на него бровь.

— Ты меня не знаешь.

Очаровательная ухмылка кривит его губы.

— Повезло, что я знаю именно то место, где можно с тобой поближе познакомиться. У них есть такая свинина чар сиу, что твои вкусовые рецепторы будут плакать.

Я поворачиваюсь так, чтобы спина упиралась в стену коридора, и обдумываю его предложение.

— Я не хожу на свидания, — честно отвечаю я ему.

После того как я в первом ряду наблюдала за фиаско, которое потерпел брак моих родителей, видела, как все друзья моих родителей изменяют своим супругам, и пережила свои собственные ужасные отношения с Сухо, свидания для меня — не вариант.

Даже если предположить, что любовь существует, — а я должна это допустить, потому что познакомилась с родителями Розэ, — я видела, на что способны люди, которые тебя любят. Мне достаточно чужой «любви» на всю жизнь.

Но чего я хочу, так это физической связи.

Он усмехается.

— Я с радостью пропущу свидания, если ты предпочитаешь именно это.

Я должна сказать «да», должна пойти на свидание с этим великолепным парнем и позволить ему трахать меня до завтра. Стоит только взглянуть на него, и у меня не остается сомнений в том, что он знает, что делает.

Но все, о чем я могу думать, это о том, знает ли Тэхен, что я хочу только перепихнуться? Может, он думает, что я привяжусь, если мы будем продолжать спать вместе, и захочу чего-то серьезного?

Все, о чем я могу сейчас думать, — это дать ему знать и посмотреть, изменит ли это ситуацию. Я уже сказала ему, что умею хранить секреты, Господь знает, что у меня их предостаточно, так что если я дам понять, что хочу, чтобы все было чисто физически, то смогу его убедить. Верно?

Юнги достал визитную карточку и протянул мне.

— Вот мой номер. Обещаю, ты получишь массу удовольствия, если воспользуешься им.

Я опускаю взгляд на красивый дизайн.

— Мне еще никогда не предлагали визитку.

Он хихикает.

— Надеюсь, это значит, что ты воспользуешься ею.

Я снова смотрю на него, наклоняя голову в сторону.

— А как насчет дружбы?

Он кивает, понимая, что вряд ли получит от меня ответ. По крайней мере, не такой, какой он ожидает.

— Я готов и к дружбе, — говорит он.

Теперь моя очередь улыбнуться ему, когда я ввожу его номер в свой телефон.

— Хорошо.

***

Когда я возвращаюсь к столу, мой отец уже расплатился и, судя по всему, ждет меня в машине. Он не обращает на меня внимания, когда я сажусь рядом с ним на заднее сиденье, и мы молча едем в загон.

Я вспоминаю свой разговор с Юнги, вспоминаю то, чего, как я знаю, хочу. Я достаю телефон и открываю чат с Тэхеном, думая о том, как лучше с ним поговорить.

Я не знаю его. Все, что у меня есть, — это та ночь в его номере, поэтому я ломаю голову над тем, какая информация может мне помочь. Я думаю о том, как начался наш разговор, как он внезапно закончился и как начался снова.

Я: Я хотела кое-что прояснить.

Я: Мне не нужно, чтобы ты встречался со мной или влюбился в меня, на самом деле я была бы очень признательна, если бы ты этого не делал. Что мне нужно, и чего я действительно хочу после прошлого раза, так это чтобы ты меня трахнул.

Я могла бы закончить на этом, но я хочу, чтобы он возбудился.

Что еще важнее, я хочу получить от него ответ. Думаю, я знаю, как это сделать.

Я: Сегодня вечером я встретила другого человека. Если тебе неинтересно, просто дай мне знать, и я напишу ему следующее сообщение.

Я задерживаю дыхание на долгие мгновения, ожидая его ответного сообщения. Наконец, когда мне кажется, что мои легкие вот-вот взорвутся, я выдыхаю.

Моя голова откидывается на подголовник, и я смотрю в окно, наблюдая за огнями города, который мы проезжаем. Есть что-то такое в ночном пустом городе, что меня успокаивает.

Я действительно думала, что моя стратегия сработает. Думаю, наша совместная ночь не произвела на него такого впечатления, как на меня, да и с чего бы это, наверное. Ведь это я совершила нечто очень непохожее на себя и у меня есть чему поучиться. Может, он действительно трахал кучу разных женщин после меня?

Машина въезжает на парковку загона и останавливается перед входом в мое здание. Мой отец не прощается со мной, слишком поглощенный своими электронными письмами, чтобы заметить, что я ухожу.

Я выхожу из машины, когда мой телефон вибрирует.

Гэри: Не пытайся заставить меня ревновать, Дженни. Это не сработает.