Саня

— По-моему, это здесь, — не очень уверенно сообщаю я, в очередной раз сверяясь с отметкой на карте и дополнительным словесным описанием, которое мне выдал Боря.

— Уверен? — протягивает Саша с сомнением. Дитрих, в твоих руках ровно те же инструкции, что и в моих. Не доверяешь мне? Сверься. Доверяешь? Тогда не зуди под ухом. Хотя его недоумение я хорошо понимаю, потому что... Ну... Что-то тут не вяжется. К подобным конспирологическим штучкам я не подготовился!

Пару дней назад Саша по секрету нашептывает мне на ушко, что у Таньки, оказывается, лютый треш на личном. Это типа тайна, но долго что-то утаивать от меня Саша, видимо, не научился. Или причина его словоохотливости кроется в том, что Танька сейчас живет у предков и в их компании стремительно сходит с ума, потому что мозги ей родня выносит на завтрак, обед и ужин. Еще и про полдник не забывает. Это, знаете, когда и так на душе ебано, а тут еще, как специально, на уши приседают родители со своими бытовыми претензиями типа: «посуду хуево помыл», «звонишь через «не хочу», «не рассказываешь ничего», «а че, а когда дети, внуки, правнуки, хуявнуки». Короче, вываливают на тебя говно, которое вроде и не сильно трагичное, а вроде и заебато отыгрывает роль последних гвоздиков в крышке твоего ментального гроба. Таня-то рассчитывала, что приедет домой и отвлечется, расслабится, вдохнет полной грудью, а вышло ровно наоборот. И это нашу девочку окончательно разъебало. Саша рассказывает мне о Танькином эмоциональном состоянии, потому что очень хочет как-то приободрить подругу, но как именно, он не знает. Да уж... Дитриху бы для начала научиться себя приободрять, а потом уже браться за других. Даже представить не могу, унылым говном каких масштабов стал бы Саша, если бы не моя посильная помощь в поддержании здоровой атмосферы в доме.

— Че ты хуйней страдаешь? Звякни Таньке да спроси, что хочется ее потрепанной душеньке, — пожимаю я плечами. Не понимаю, как это Саша умудряется высасывать проблемы не то, что из пальца, из ноготочка. Серьезно, если ты хочешь помочь человеку, но не знаешь, как именно, попробуй для начала спросить, а чего ему, собственно, хочется. Да, чувак и сам может не знать ответа на твой вопрос, но за спрос денег не берут. Поговорку «попытка не пытка» придумали не просто так. Можно сидеть-пердеть и нихуя не делать, а можно доебаться и, возможно, все равно ни хуя не добиться, НО ты хотя бы будешь знать, что реально пытался. Но Саша у меня ебобошка, каких поискать. В нем комплексов больше, чем волос у меня на жопе, потому он отрицает простые пути чисто из принципа. Если ты решил проблему, при этом не положив на жертвенный алтарь минимум половину своей нервной системы и не поймав сракой копье врага, считай, ни хуя ты не сделал. Даже если проблема решилась. Бред, конечно. Но так работает башка Дитриха. Все должно быть исключительно сложно, болезненно и мучительно. Только эти три фактора и указывают на то, что ты действительно хорошо постарался.

— Не собираюсь я ей звонить с таким вопросом! — возмущается Дитрих. Во, я ж говорил!

— Не хочешь сам, давай я позвоню, — тянусь я к Сашкиному телефону. Но Дитрих в ответ начинает вещать о том, что мы должны Тане помочь как-то хитровыебанно-тонко, незаметно, подойти к вопросу с чувством такта и далее по списку. Этим же вечером, пока Дитрих сидит на толчке, я не тонко, не незаметно и без капли такта звоню Таньке через телегу.

— Дитрих сказал, у тебя из-за бывшей депрессуха размером с Австралию, — выдаю я без расшаркиваний. — Чем бы нам тебя отвлечь, м? Может, мыслишки имеются?

Таня хранит молчание несколько секунд, а кажется, будто целую вечность. Я уже даже начинаю переживать, не слишком ли резко я ворвался в ее личку? А вдруг Дитрих прав, и следовало сперва вычитать из словарика значение слова «корректность», а затем только лезть на рожон? Я ведь знаю, что тоже иногда перегибаю палку с этой моей ебланской простотой. Не всем она приходится по душе.

— Женщиной новой отвлеки, — замогильным голосом наконец выдает Танюха. — Чтобы на моем лице ей оказалось так неебически удобно, что она решила бы взять на нем ипотеку.

Она-то шутит, а я считаю мысль дельной. Не ипотеку на лице, а наличие новой компании. Как говорится, клин клином. Если Танюха получит немножечко внимания от женского пола, это однозначно ее приободрит. Идея формируется незамедлительно.

— А ты в местном гей-клубе хоть раз была? — спрашиваю я с улыбкой. У меня самого уже не раз появлялось желание посетить данное заведение и посмотреть, что там да как. Было бы здорово убить сразу двух зайцев: и собственное любопытство удовлетворить, и Танюху приободрить.

— Не-а.

— А хочешь побывать?

— Не знаю. Я в Москве пару раз гоняла в такие заведения. Народу тьма. Суматошно. И... не знаю... Ощущение, что я там лишняя.

— Столичные клубы наверняка пафосные. Гей-клуб глубинки по-любому более самобытный, вайбовый и обладает особым очарованием! — уверенно заявляю я. — Погнали?

— Погнали, — чуть подумав, соглашается Таня.

— В субботу?

— Договорились.

— Саш, мы в субботу идем в гей-клуб, — ору я на всю студию, косвенно предупреждая о наших планах и всех соседей в придачу. Дитрих, что как раз выходит из туалета, чуть не спотыкается на ровном месте.

— Зачем? — оторопело выдает он.

В смысле, блядь, зачем? Ракету будем запускать. Все же в гей-клуб катят, чтобы проверить мощность сконструированных на коленке турбин. Что за идиотский вопрос?

— Затем. Таня хочет развеяться.

— Развеяться мы можем в кино, кофейне или... не знаю... погулять!

Да. А еще над речкой. Над речкой развеяться не забудь, Саш. В форме праха.

— Зачем идти в клуб?! — вопрошает Дитрих таким тоном, будто бы я сообщил, что мы как минимум лезем в жерло вулкана, а вовсе не собираемся весело провести время.

— До субботы, — прощаюсь я с Таней, заканчиваю беседу и только затем перевожу взгляд на Сашу. — Выключай режим деда, — советую я. — Какая, на хер, прогулка? — меня пробивает на ржач. — Таньке надо кого-нибудь склеить, чутка помиловаться, может, пососаться, и ей полегчает. Гей-клуб — отличный вариант, чтоб немножечко ее встряхнуть! — уверенно заявляю я, еле скрывая собственное нетерпение. Наконец-то изучим местную гей-фауну. Это ведь так интересно! Сколько новых знакомых мы с Сашей могли бы приобрести! Мне такой вариант весьма по душе. А вот Дитрих почему-то не рад. Его рожу так перекашивает, что либо у него инсульт, либо вот-вот отчего-то подорвет жопу. Знать бы еще, отчего. Чем так плоха идея сходить в клуб? Вместе? Мы бы там могли спокойно держаться за руки, танцевать медляки и даже целоваться! У всех на виду! По мне, это суперкруто!

— Клубы, гей или гетеро, один хер — рассадники разврата и наркоты, — выпаливает Дитрих с такой серьезной рожей, будто он ни больше ни меньше, а ебаный представитель Ватикана, снизошедший до меня, чтобы рассказать, как я живу во грехе. Я даже представляю Сашу в форме католического священника, чистого и праведного. С этим образом, правда, не стыкуются свежие воспоминания о том, как днем ранее Дитрих драл меня в душе до такой степени, что я потом полдня не мог подняться с постели. Так что либо у Саши биполярка, либо он одержим какой-то демонюгой, которой нравится ебать меня до состояния нестояния.

— Дитрих, да ты не дед, — присвистываю я, в очередной раз поражаясь масштабам ебанутости моего психованного мужика. Вот каждый раз думаю, что нихуя меня он уже ничем не удивит, и тут же прилетает ответочка.

— Ты бабка! — подвожу я итог. — Во-первых, не тебе, извращуге сраному, вещать про разврат. Или мне следует напомнить про дилдо в виде драконьего хуя, и то, куда тебе хотелось его мне вставить? — интересуюсь я невинно.

— Не надо, — шипит Дитрих, тут же нервно поправляя очки. Так всегда: сперва у него в постели фляга свистит, а потом он бледнеет, краснеет или зеленеет при одном только упоминании того, что он собственноручно желал вытворить. Он мне как этот дилдо вручил, я думал, богу душу отдам чисто от ахера. Этот фэнтезийный хуй толщиной с наше мусорное ведро! Мне даже представить страшно, как на него кто-то садится, а уж пытаться опробовать это на себе... Спасибо, не голодный! Мое дупло мне еще пригодится!

— Во-вторых, наркоту, если постараться, можно и у нас во дворе откопать. Ни разу не замечал челиков, что сперва в кустах ковыряются, а потом неожиданно сильно интересуются небом и пялятся на него по полночи, изогнувшись в неестественных позах?

— В клубах все в тысячу раз хуже! — настаивает Саша, но уже менее уверенно. Если о наркотиках он поспорить еще может, то про разврат ему лучше бы помалкивать, потому что одним только драконьим хуем приколы у нас не ограничивались. Например, однажды Дитрих в запале безумной страсти проявил желание засунуть в меня... руку. Ебать мой череп, а че сразу не ногу?! Спокуха! Я вовремя сориентировался и красноречиво объяснил Саше, что роль Степашки — не предел моих мечтаний. А осадочек остался...

— А я смотрю, ты эксперт, — не могу я лишить себя возможности подколоть Дитриха. — Напомни, сколько раз ты бывал в клубах в принципе? — спрашиваю я, пытаясь сдержать улыбку. Саша хмурится. Ответ очевиден.

— Я. Никуда. Не пойду, — заявляет он твердо, желая сохранить свою клубную девственность.

Пф. Тоже мне трагедия века. Не пойдешь, так не пойдешь. Я не заставляю.

— Лады, — пожимаю я плечами, — сгоняем с Танюхой вдвоем.

От этого заявления у Дитриха, как понимаю, происходит инсульт жопы версия два ноль.

— Ты... Нет... Ты не можешь... Не можешь пойти! — выдает Саша еле ворочающимся языком. Вот эта тяга к деспотии, что иногда вылезает из Дитриха против его же воли, с одной стороны, заводит, а с другой — забавляет. Бля, я вообще не тот чел, на которого возможно надавить. Я делаю что хочу, хожу куда хочу, и любая попытка изменить мой вседозволенный образ жизни — пердеж в лужу и не более.

— Это с хуя ли ж я не могу? — уточняю я невинно. — Уж не хочешь ли ты попытаться запретить мне идти? — протягиваю я, наигранно хмурясь. Вообще-то, Дитрих за время наших отношений уже дважды в запале пытался запретить мне что-то делать. Бывают у него сдвиги по фазе. Он понимает, что это ненормально, так что быстро затухает и потом еще неделю ходит как побитая собака. Извиняется раз двести, хотя я-то не обижаюсь. У меня все просто: запрещать мне что-то бесполезно. Не хочешь, чтобы я куда-то шел, предложи достойную альтернативу. Например, свою сладкую задницу. За позицию сверху я легко откажусь и от гей-клубов, и от сомнительных концертов, и от встречи с девушкой, с которой у меня был первый секс, что приехала в город на каникулы и решила поностальгировать. Встреча, кстати, получилась весьма неловкой, потому что она, как и предвещал Дитрих, реально пыталась меня закадрить. Кто бы мог подумать? Ну, кто, кроме параноика-Саши? Я вот вообще не ожидал!

— Ты ж мне час назад про парня своего рассказывала, — напоминаю я ей, когда она подсаживается ко мне как-то очень уж близко и тянет ручку к моему колену. Не для тебя мое колено цвело. Не тронь.

— Ну и что? Ты же пришел не про мужиков моих слушать, — смеется она. Да нет, почему же. Весьма любопытная тема. Все лучше, чем терпеть твой неловкий флирт.

— Я пришел, чтобы узнать, все ли у тебя хорошо. А не ебаться. У меня для этого пара есть.

Надо было видеть ее глаза. Она прям по-серьезке удивилась. Не могу понять, на что она рассчитывала: на то, что я два года чах тут по ней и ждал ее звоночка как манны небесной, или настолько по ней до сих пор гоню, что даже при наличии партнера обязательно не упущу возможности перепиха? Ебанись самомнение. Раньше она такой не была!

Вечером того же дня приходится признаваться Дитриху, что его ворчания действительно имели основания. Странно, но Саша после моего рассказа вместо того, чтобы разозлиться, лишь вздыхает с облегчением. Видать, так обрадовался тому, что оказался прав, что решает не выедать мне мозги классическим: «я же говорил!». Или же он понял одну простую истину: неважно, что там задумал мой собеседник. Важны мои собственные намерения. И если я хочу выпить кофе с бывшей и узнать, как ее дела, я не считаю это ни предательством, ни изменой. Для меня это дружеские посиделки, на которые я имею гражданское право. Мысль о том, что из-за одной встречи с бывшей я тут же ринусь в ее объятья, весьма оскорбительна.

Батя мне если что-то и запрещал, то всегда по минимуму. Говорил, я сам должен получать опыт и набивать шишки. Конечно, исключением являлись совсем уж подозрительные предприятия с возможным летальным исходом. Так что запреты — не мой конек. А вот Дитрих в этом говне эксперт. Первое время, мне кажется, ему было не очень комфортно в моем семействе именно потому, что ему никто ничего не запрещал и никак не ограничивал. А без ограничений он не знал, куда деваться и куда приткнуться. К счастью, время лечит, и сейчас Саша мыслит куда свободнее. Но вот это его редкое «не пущу», «не позволю», «только через мой труп» — слова, вложенные в его уста воспитанием двух, прости господи, великовозрастных дегенератов с высшим образованием.

— Тогда и мне придется идти, — вздыхает Дитрих горестно.

— Если не хочешь, оставайся дома и отдыхай. Никто нас в клубешнике с Таней не съест! — заверяю я Сашу, прекрасно зная, что это нихуя его не убедит.

Дитрих выдыхает болезненней прежнего, а я случайно вспоминаю про питерского маньяка, который клеил в клубе девушек, приводил их домой, расчленял и ел.

— Нет, я пойду, — умирающим голосом сообщает мне Саша. Ну и правильно. Нечего дома штаны протирать! Лето заканчивается. Надо ловить каждый теплый день, как последний!

...И вот наше бравое трио у гей-клуба.

Сперва, я надеялся разузнать его местоположение у бати, но Дитрих заверяет меня, что это пиздец, как неловко. Сказать бы, что термин «неловко» отсутствует в семейном лексиконе Майских, но Саша выдает вполне себе неплохую альтернативу.

— Давай попросим Борю и его молодого человека составить нам компанию? По-моему, он что-то упоминал об этом клубе раньше.

М-м-м, двойное свидание?! Само собой, я сразу соглашаюсь! Мы после студзимы пересекались с Борей всего ничего и каждый раз в спешке и без возможности несколько часов расслабленно потянуть ляжки и поболтать по душам. А еще я с месяц назад доебался до парня Бори в ВК, потому что Главный как-то упоминал, что его мужик работает официантом. А я ведь тоже настроился на работу и не нашел ничего лучше, чем написать чуваку с опытом. На собеседовании, как мне кажется, я все равно вел себя, как валенок сибирский, но вроде прокатило. Фишка в том, что у Гриши — парня Бори — в соцсетях вместо фотографии стоковая картинка с пинтереста. На ней татуированные руки с дымящейся сигаретой между пальцев. Ни лица. Ни возраста. Ни комплекции. Ни хуя. Но по общению пацан четкий. По крайней мере, не кинул меня в игнор и не послал на хуй, а реально помог советом. Вживую с ним встретиться точно не помешает!

В тот же вечер я доебываюсь до Бори, и он расписывает мне, как найти в нашем городе такую таинственную зверушку, как гей-клуб.

— Я не уверен, — качает Дитрих головой, смотря на потертую подбитую вывеску с неоновой мигающей надписью «Пятый угол». Гей-клуб называется иначе, потому эта вывеска вводит нас с Сашей и Таней в замешательство. Пятый угол — это как пятая нога или пятое колесо?

«Все правильно. Стучите в дверь, не стесняйтесь. Вы там, где надо!» — раздается голосовое сообщение из моего телефона. Голос Бори веселый. На заднем плане — басы клубной музыки. Дитрих шумно сглатывает и нервно поправляет ворот белой рубашки с коротким рукавом. Да, этот придурок надел в клуб рубашку. Более того, раскритиковал мой вид, заявив, что я в таком наряде не пройду какой-то мифический дресс-код. Так меня этим заебал, что я звоню бате, чтобы узнать у него все нюансы похода в столь злачное заведение. Батя заверяет, что дресс-кода никакого нет, так что драные джинсы, кеды и футболка-оверсайз с надписью: «Александр Накидонский — великий Алководец Александр» — это вершина стиля и красоты. Дитриху я купил футболку в таком же формате, но с подписью: «Депрессаша — Саша сегодня депрессует». Дитриху она походу не понравилась. По крайней мере, в клуб ее надевать он отказался. Обидненько! Это же практически парная одежда!

Еще Саша три дня выносил мне мозг на тему того, что я далеко не алкоголик. Форточку приходилось держать открытой и днем, и ночью, иначе бы он точно задушнил меня насмерть. Совсем шутки понимать разучился?! Зато Танюхе футболка зашла.

— Ой, хочешь, и тебе куплю? Помню, там была СквирТаня! — с восторгом делюсь я с подругой Дитриха, за что получаю шутливый подзатыльник со стороны Саши и дикий гогот со стороны Тани.

Взяв яйки в кулак, стучу в железную дверь. Она почти тут же распахивается, и меня смеривают строгими взглядами два южанина с густыми короткими бородами. Я тоже как-то пытался отрастить бороду и понял, что, во-первых, борода у меня выходит плешивая и редкая, во-вторых, я с порослью на лице выгляжу как папино уебище. Вот бате легкая небритость (да и нелегкая небритость тоже) идет пиздец. Он прям мужик с большой буквы М. Ему бы еще клетчатую рубашку и топор в руки и можно отправлять на кастинг на роль нового Росомахи. Батя говорит, что с возрастом и я приобрету такую густую поросль на лице. Типа сейчас еще мелкий и все у меня впереди. Очень на это надеюсь!

У нас спрашивают паспорта (благо Боря нас о проверке документов предупредил, так что мы во всеоружии), а затем пропускают внутрь. Мы протискиваемся в узкий коридор, от которого вниз уходит длинная лестница, упирающаяся в стеклянную дверь. Преодолеваем ее и оказываемся в полуподвальном помещении с низкими потолками. По левую от меня сторону — гардероб, по правую — туалет. Впереди еще одна дверь, за которой нас ждет небольшой бар и развилка. Боря нас предупреждал, что в клубе имеется два зала: ретро и обычный. Чтобы попасть в первый, надо пройти к дальней двери с соответствующей надписью. Но мы еще накануне проголосовали за обычное музыкальное сопровождение, потому направляем стопы к двери по правую от меня сторону. Я порываюсь было сперва прикупить что-нибудь в баре (Я что, зря натягивал на себя футболку Александра Накидонского?!), но Дитрих настаивает, что сначала нам необходимо найти Борю и его парня. При этом Саша то и дело оглядывается по сторонам. Видать, ждет, когда из темного угла на нас выбежит торговец наркотиками и тут же совершенно бесплатно возьмется втюхивать нам кокаин или мефедрон! Не, чел, это так не работает. Я, конечно, не эксперт (и рад этому), но чуйка подсказывает, что подобные процессы чуть сложнее.

Мы заходим в основной зал, и нас со всех сторон обволакивает знакомая мне песня.

...Told you not to worry

...Я говорила тебе, что не нужно беспокоиться...

Я в клубах до этого бывал всего пару раз и далеко не трезвый, потому до того я даже не замечал, насколько это охуенный экспириенс. Я не просто слышу музыку, я ее, мать вашу, чувствую кожей, вдыхаю вместе с воздухом, резонирую с ней! Ощущение — кайф!

...But maybe that's a lie

...Но, может, я соврала.

Меня мгновенно начинает качать. На руках высыпают мурашки. Музыка вибрирует под подошвами кед, гудит у диафрагмы, заставляет волосы на загривке вставать дыбом. Кто вообще придумал, якобы клубы для знакомств и пьяных танцев?! Нет! В первую очередь они должны быть для того, чтобы чувствовать каждую ноту, каждый гитарный аккорд, каждый удар палочки по барабанной установке! Это ощущение настолько охуительное и так стремительно наполняет меня, что не запечатлеть этот момент я просто не могу. Зал клуба почти пуст, так как приехали мы к открытию. На танцполе ни души. По темному помещению ползают разноцветные зайчики. Диджей в дальнем углу пританцовывает, явно пребывая в своей атмосфере. Все вибрирует и жужжит от битов. И я невольно тянусь к Дитриху, касаюсь кончиками пальцев его запястья, прося разрешение взять его за руку. Всего на секунду. Саша вздрагивает, и волшебный момент покрывается мелкими трещинками. Такое бывает. Ничего. Думаю, сегодняшний вечер будет полон ситуаций, которые затем я захочу пережить заново, подобрав в плеере нужный трек и закрыв глаза.

Саша максимально напряжен, будто готов, если что, отбиваться от армии зомби, потому мои душевные порывы даже не замечает. Или делает вид, что не замечает. Оказывается, такое простое действие, как «держаться за руки», дается ему с большим трудом. Каждый раз как первый. Конечно, не в счет прикосновения, которые мы переживаем наедине друг с другом. Здесь все в полном порядке. Но лишь на горизонте нарисовывается хоть один малознакомый человек, и Дитрих мгновенно закрывается от всего мира. И что хуже, в эту секунду он закрывается и от меня... Будучи взвинченным, на прикосновение моей руки он начинает реагировать так же резко, как почти год назад, когда Сальчиков сломал его очки, а я попытался за руку отвести его к такси. Расстраивает ли меня это? Возможно. Самую малость. Но я понимаю, что Саша ведет себя так неосознанно. Уверен, эта проблема такая же решаемая, как и остальные. Мне просто следует набраться терпения и не напирать.

Вообще-то, никогда не считал клубы моим местом силы. Мне казалось, что в них слишком громко, слишком насыщенно, переизбыточно. Беседы здесь превращаются в односторонние диалоги, так как тебя просто никто не слышит, а музыка сливается в какофонию звуков, в которой не так-то просто распознать знакомый трек. И, возможно, так оно и есть. Но прямо сейчас клуб почти пуст. Музыка льется из динамиков больших колонок и распространяется по небольшому залу, не натыкаясь на повсеместные попытки окружающих людей перекричать трек. И это совершенно другие ощущения!

...I tried not to upset you

...Я пыталась не разочаровать тебя,

...Let you rescue me the day I met you...

...Позволить тебе спасти меня в день нашей встречи...

Невольно оглядываюсь на дерганого Дитриха, что как раз нервно поправляет очки. Интересно, кто кого в результате спас? Конечно, сперва в голову лезут мысли о том, что именно я вытащил Дитриха из его токсичного окружения и избавил от назревающего нервного срыва. Но оглядываясь назад, понимаю, что и сам жил не то чтобы в шоколаде. Говорил о том, будто плыву по течению жизни, а сейчас оцениваю себя со стороны — да нет, плыл, как говно в проруби. Непонятно, чего хотел, непонятно, от кого, и вообще... А в последнее время у меня начало появляться все больше хотелок. Хочу хорошую работу и побольше деньжат, чтобы куда-нибудь съездить с Сашей. А еще нам бы не помешала хата побольше, а для этого тоже необходимо бабло. Прикиньте, о каких взрослых вещах задумываюсь! Сам в шоке. Взрослею, хули. Причем понимаю, что если бы Дитриха не было рядом, мне вообще в хуй ни вперлись ни работа, ни квартира. Я б с батькой и до самой старости мог прожить по кайфу и ни разу бы не смутился. Но теперь у меня типа... своя семья, о которой следует заботиться.

Дитрих, будто подтверждая необходимость заботы о нем, вздрагивает, когда какая-то парочка слева от нас неожиданно начинает дико гоготать. Чтобы успокоить его, вновь пытаюсь взять Сашу за руку. Он было дергается, чтобы отнять ладонь, но в последний момент ужасающим усилием воли останавливает себя. Говорю же, все решаемо. Это сейчас с тактильностью на глазах у других людей у Дитриха большая беда. Даже перед нашими общими друзьями он лезет ко мне обниматься только пьяный. А трезвый сидит, как гвоздей наглотался и, кажется, даже не дышит. Но я его растормошу. И целовать меня будет первым, и обнимать, и за руку брать. Мы никуда не торопимся.

Почти сразу нахожу Борю взглядом. Он занял один из дальних угловых столов. Отличное расположение. Там чуть тише, а значит, все же удастся поболтать! В руках у Главного бокал явно чего-то алкогольного. Но в глаза мне бросается не это, а его непривычно расслабленный вид. Если Дитрих выглядит постоянно дерганым, нервным, недовольным всем миром, Боря производит впечатление исключительно собранного, серьезного, всегда сосредоточенного на деле человека. Он спокоен, в отличие от Саши, но посторонний предмет имеется и в его заднице. Просто у Дитриха неврастеническая лыжа, которая без перерыва вибрирует, а у Бори классический стальной болт, диаметром сантиметров в двадцать. И видеть его без этого болта даже как-то странно.

На Главном самая обыкновенная белая футболка, которая в голубом клубном свете будто бы светится. Волосы в кои-то веки торчат во все стороны, а не тщательно уложены, как у несостоявшейся фотомодели. А на лице играет легкая улыбка, которая становится шире, лишь Боря замечает наше трио.

Мы здороваемся, представляем Таню Боре и размещаемся на мягких диванчиках. Я уже во второй раз за последние десять минут подрываюсь было сходить за выпивкой, но на этот раз меня останавливает Главный.

— Скажите, чего вы хотите, я напишу Грише, и он придет сразу с напитками.

— А он где-то рядом? — не совсем понимаю я алгоритма действий и чередой вопросов стараюсь прояснить ситуацию.

— Он здесь подрабатывает. Но сегодня у него договоренности с барменом-сменщиком, так что он уже скоро освободится. Гриша посидит с нами часов до четырех утра и вновь уйдет работать, — поясняет Боря. Я хмурюсь, так как вопросов становится только больше.

— Погоди, а разве Гриша не официантом работает в Джонни Ву? — брякаю я не подумав. Боря не удивляется, я ж у него в свое время контакты Гришки и брал, зато Дитрих поворачивает на меня полное недоумения ебало. Я уже недавно упоминал, что знаком с Гришей, но в тот раз у меня получилось соскочить с темы. Сейчас, судя по серьезному взгляду Дитриха, избежать разговора не получится. Блин... я надеялся посвятить Дитриха в свои планы чуть позже. А, впрочем, пофиг. Работа — это ведь хорошо! Не станет же Саша злиться на меня за то, что я хочу слегка облегчить наше с ним финансовое положение.

— Ага, — тем временем кивает Боря, не замечая, как на меня зыркает Дитрих. — В Джонни Ву официантом, здесь — барменом, еще курьером и грузчиком, — спокойно выдает Главный. У меня от выданного списка глаза на лоб лезут.

— Четыре работы? — охуеваю я.

— Четыре работы и учеба на очке, — поправляет меня Боря.

— И парень, которому явно необходимо уделять внимание, — продолжаю я перечень. — Он что, сверхчеловек?

Главный лишь плечами ведет.

— Я предлагал ему отказаться хотя бы от одной работы, но он говорит, что такой ритм жизни вошел у него в привычку.

Ебать, привычка хуярить по сто часов в неделю? Пахнет говном. Надо ведь и отдыху время находить. И не абы какому, а качественному! Например, семь часов валяться в кровати и потом еще три ебаться — на мой вкус охуенно качественный релакс.

Мы бегло изучаем меню и диктуем Боре наши пожелания. Главный, перечислив Грише в мессенджере все наши хотелки, заговаривает со слегка смущенной Танюхой, а Дитрих, урвав момент, обращается ко мне.

— С Григорием-то ты когда успел познакомиться? — поражается он. Блин, мог бы уже и привыкнуть, что мне не составляет труда задружиться с кем угодно.

— Ну... мне кое-что было от него надо, — признаюсь я тихо. — Я собирался рассказать тебе чуть позже, — бормочу я. Под прицелом взгляда льдисто-голубых глаз Дитриха я неожиданно робею, и мне уже не кажется, что моя идея с работой так уж хороша. Хотя когда меня это останавливало?

— Он работает в рестике в центре города. Я узнавал, как вообще обычно проходит работа официантов, какие подводные камни, как понять надежность работодателя. Такие вот штуки, — отвечаю я тихо.

— Зачем?

— Дурацкий вопрос, Саш. Хочу на работу устроиться. Точнее, уже, можно сказать, почти устроился. Хотел сюрприз тебе сделать. В понедельник должны позвонить и уточнить детали.

Дитрих мрачнеет. Ой-ёй. Что не так? Обидишься на то, что я не сказал тебе о своих планах раньше? Или заведешь шарманку про учебу, работу с которой лучше не сочетать, так как успеваемость может резко снизиться?

Но Саша вместо этого неожиданно выдает:

— Я не хочу, чтобы ты тратил лучшие годы своей жизни на работу.

Чего, блядь?

Александр

— Полетели из пизды тефтели, — выдыхает Саня далеко не в шутливой форме. Его обычно не обремененное печалью лицо хмурится. Я было открываю рот, чтобы пояснить свой, возможно, неверно истолкованный пассаж, но Майский резко отворачивается от меня к Боре:

— А где здесь можно покурить? — интересуется он. Боря кивает на дальнюю прозрачную дверь, за которой, как я понимаю, располагается тесная курилка. Майский поднимается и вместе с ним поднимается было Таня, но Саня неожиданно резким жестом показывает ей вернуться на место.

— Ты извини, но у нас внезапно назрел не терпящий отлагательств разговор личного характера, — кидает он и без дополнительных объяснений шагает к курилке. Таня смотрит на меня охуевшими пешками, а Боря — сочувственно.

— Ты идешь? — Саня останавливается посреди пустого танцпола и поворачивается ко мне. Вид пиздец серьезный. Ох, ебать... Ох, ебать!

— Вы давайте только... без драк, — бормочет Главный себе под нос. Да не будем мы драться из-за такой фигни. Или будем? Я и без того напряжен настолько, что ощущение, будто все части моего тела разом потеряли всякую гибкость. Но после реплики Бори становится совсем худо. Я не иду, плетусь за Майским, лихорадочно перебирая в голове, что же такого сказал и неужели это что-то настолько ужасно. По мне, так наоборот. Я же прекрасно понимаю, что если бы Саня не переехал ко мне, если бы не начал со мной встречаться, сейчас бы он продолжал жить с отцом и в ус не дуть. Я хочу, чтобы взаимоотношения со мной не отняли у него возможность оставаться таким же расслабленным. В нашей паре достаточно и одного вечно заебанного невротика. Я не хочу, чтобы Саня ступал на эту же скользкую дорожку. Будь расхлябанным, немножко ленивым и ни о чем не парящимся человеком. Таким, каким был в начале наших взаимоотношений. Не хочу я усложнять тебе жизнь и превращать тебя в ломовую лошадь, которая мечтает только об одном: сдохнуть.

Курилкой оказывается небольшое плохо проветриваемое помещение. Звуки музыки здесь частично глушатся стенами и дверью. Так как мы приехали рано и в клуб еще пришло не очень много людей, в курилке пусто. Отличное место для выяснения отношений.

Майский закуривает сигарету. Вторую предлагает мне, но я отказываюсь. Молчим. Саня будто бы размышляет, с чего следует начать. Я предпочитаю классическую панику с легкими нотками «вот сейчас он меня точно бросит». Эти нотки уже не такие громкие, как раньше, но все равно периодически проскальзывают. Хотя, казалось бы, за такой небольшой промежуток времени мы успели через многое пройти вместе, многое пережить, обсудить, и наши отношения идут вперед семимильными шагами. А все равно страшно, что в один ужасный день я проснусь, а Майский стоит у двери с собранной сумкой в руках:

— Все, — говорит он отрешенно. В глаза не смотрит. Голос стальной. — Ухожу. Заебался.

Я каждый раз эту сомнительную фантазию переживаю так остро, будто это происходит на самом деле. Где-то глубоко внутри в районе груди моментально разрастается черная дыра, которая перестает поглощать остатки моего хорошего настроения, лишь когда Саня возвращает меня в жизнь, в которой он остается рядом со мной. А если он уйдет... я не знаю, как это переживу. Я не знаю, переживу ли.

— Объясни-ка, че за хуйню ты втемяшил себе в башку на этот раз, — сделав пару долгих затяжек, выдает Майский. — Что значит «не хочу, чтобы ты тратил лучшие годы своей жизни на работу»? Звучит пиздецки ебануто, так что, если не сложно, мне бы пояснительную бригаду, — просит он со смешком. Я, нервно облизнув губы, выдаю Майскому свои мысли насчет того, чем бы Саня занимался, если бы не переехал ко мне. Подсказка: отдыхал и жил в свое удовольствие, а не батрачил официантом!

— Ну почему же сразу «батрачил»? — смеется Майский.

— Сань, ты не понимаешь. Это сложная работа. Со стороны она может показаться простой, но по факту... Весь день на ногах, к вечеру будет отваливаться и спина, и жопа! И при этом надо с людьми контактировать. И хер знает, на какого неадеквата посчастливится нарваться! — всплескиваю я руками.

— А тебе-то откуда знать такие подробности, — щурит Саня глаза.

— Откуда-откуда. Вообще-то, это очевидные факты... — фыркаю я, но заметив, что Майский все еще смотрит на меня с подозрением, нехотя продолжаю: — Я тоже рассматривал такой вариант подработки.

— Я правильно понимаю: ты батрачить можешь, а я — нет? — вскидывает Саня брови, подчеркивая свое недоумение.

Так я создан для работы. Я буквально больше ни на что не способен. Мне нечего тебе дать, кроме как... Хоть в чем-то я хочу быть полезным.

— Дело не в «могу» или «не могу», — из меня вырывается стон бессилия, потому что я чувствую, что у меня не выходит правильно объяснить свою позицию. Я, блин, не против того, чтобы Майский работал! Ни в коем случае! Просто... — Я хочу, чтобы ты делал то, к чему лежит твоя душа, а не то, что делать вынужден, чтобы заработать денег и оплатить коммуналку.

Теперь-то он должен понять.

— Все с чего-то начинают, — парирует Саня. — И обычно первые денежки зарабатываются не на работе мечты. К тому же, думаю, будет слишком просто, если я тут же займусь тем, чем хочу. Я ведь на данный момент даже не до конца понимаю, с какой деятельностью хочу связать свою жизнь. Будет ли это профессия, напрямую вытекающая из моего образования. А может нечто, связанное с музыкой. Или вдруг я фантастический менеджер по продажам, а?! Мне необходим разносторонний опыт, чтобы разобраться в себе и своих желаниях. Так что...

— Да, но... Ты ведь можешь начать работать чуть позже... — бормочу я себе под нос. Майский продолжает смотреть на меня, как на ебанашку. Он докуривает сигарету и отправляет окурок в большую пепельницу-бочку в середине комнаты, при этом не отрывая от меня взгляда:

— Знаю, прозвучит сейчас как шок-контент, но я тоже не в восторге от того, что ты тянешь нас обоих. Лето на дворе, а ты постоянно торчишь дома и либо ведешь занятия, либо готовишься к ним. Я же в это время хуй околачиваю. Думаешь, мне не стремно? Мне ведь тоже не нравится, что тебе приходится упахиваться, чтобы вечером нам было что пожрать. Да, мне подкидывает деньги батя. Так и он работает как вол. Выходит, я один охуительно устроился. Все вокруг меня хуярят по семь дней в неделю, а я только и могу, что жопу чесать да сериальчики посматривать. Соглашусь, если бы мы не начали встречаться, я бы сейчас валялся на диване, ковырялся в жопе и кайфовал, потому что кроме как за себя, я бы ответственность больше ни за кого не нес. Тогда я бы мог себе позволить еще немного поебать вола перед взрослой жизнью. Но упс, у меня появились отношения. И да, сепарация от родителя требует денег. Хреново ли это? Нет. Это логично. Стою ли я здесь несчастный из-за того, что вместо валяния на диване собираюсь работать — нет, меня работа не пугает. Диван — это все еще кайф. Но и зарабатывать деньги на благо семьи я тоже считаю весьма приятным времяпрепровождением. Я, Саш, вообще-то, обладаю охуенным талантом кайфовать от жизни в любых обстоятельствах. Это как ты не умеешь кайфовать вообще ни от чего, только наоборот!

— Умею я кайфовать, — тихо парирую я, смущенный донельзя. Прямо сейчас Майский неожиданно кажется пиздец каким взрослым. Откуда что появилось и как я успел это проглядеть? Или это присутствовало в нем изначально, а я на фоне яркого майского распиздяйства данных черт характера попросту не замечал?

— Да ладно. Это когда же? — смеется Саня.

— Ну... Когда мы трахаемся.

Саня дарит мне долгий молчаливый взгляд, а затем начинает ржать, как конь. Аж задыхается.

— Господи, ну придурок, — стонет он, держась за живот. Придурком меня обзывает, напоминаю, пацан с надписью «Александр Накидонский» на груди. — А помимо? Все остальное время мира настолько отвратительно? То есть ты чувствуешь себя хорошо, только когда в заднице? Буквально? — Майский от собственной шутки сгибается пополам. От смеха у него на глазах наворачиваются слезы. Я вроде злюсь, но нервный смешок вырывается и из меня.

— Моя миссия в этом мире — заставить тебя жить свою лучшую жизнь, — заявляет Майский отсмеявшись. — И я знаю, что для этого придется много работать во всех смыслах. Не такой уж я и ненадежный партнер, Саш. И лентяй только когда могу себе это позволить. Да, я не люблю лишних телодвижений. Но все телодвижения в твою сторону очевидно оправданы, а значит... — Майский разводит руками. — Надо работать.

Из меня рвется вялое «но», которое Майский прерывает легким поцелуем в губы.

— Не еби мозги ни себе, ни мне. Впереди миллиард рабочих дней, но прямо сейчас мы пришли отдыхать! Так давай оторвемся по полной!

Саня укладывает руки мне на плечи, встает совсем близко, упирается лбом в мой лоб и всматривается мне в глаза.

— Окей? — спрашивает он. От него пахнет сигаретами и моей туалетной водой. А я просто с ума схожу, когда от Майского разит мной за километр.

— Да. Ладно, — мямлю я себе под нос, невольно опуская руки на его бедра. Майский почти прижимается ко мне всем телом. Кончик его носа слегка касается моего.

— Вижу, как ты продолжаешь надумывать всякую хрень, — сощурившись, заявляет он.

Вообще-то... прямо сейчас я представляю, как вжимаю тебя в стену и запускаю руки в твои дурацкие драные джинсы. А, впрочем... мы ведь совсем одни, так что же меня останавливает?

И я впиваюсь в губы Майского в намерении реализовать все, что до того нарисовала моя бурная грязная фантазия. Но до штанов Сани, увы, добраться не успеваю. Дверь в курилку резко распахивается, и я невольно шарахаюсь от Майского. Две девушки и парень, не обратив на нас никакого внимания, заходят внутрь и прикуривают. Злюсь на себя, ведь уж где-где, а в гей-клубе нас с Майским судить никто не возьмется. А внутри все равно цветет и пахнет дурацкий страх. В такие моменты я себя ненавижу. Сраный трус.

— Раз мы все обговорили, пойдем-ка выбирать Танюхе девчонку, — невольно облизнув припухшую нижнюю губу, заявляет Майский. Словно чувствуя резкую перемену моего настроения, он берет меня за руку и волочит за собой в главный зал. Ощущение его ладони всегда вызывает у меня противоречивые эмоции. Мне, безусловно, приятно, но при этом я тут же хочу отдернуть руку. Этот раз не исключение, но я терплю. Когда-нибудь я этот чертов страх преодолею, и тогда, Саня, только держись...

Саня

Возвращаемся мы очень вовремя. Высокий парень как раз выставляет на наш стол целую коллекцию из разноплановых коктейлей.

— Гриша?! — предполагаю я. Парень оборачивается на меня, и мои шаблоны рвутся в мясо. Так как фотографий у парня в ВК не имелось, я успел выстроить у себя в голове его образ, опираясь на его ответы и Борю. Боря серьезный и спокойный парень, прирождённый лидер, знающий себе цену. Гриша мне в беседе тоже показался спокойным, открытым к общению человеком, потому воображение мне нарисовало их с Борей в качестве парочки будущих бизнесменов, одетых с иголочки, с уложенными прическами и голливудскими улыбками. Но Гриша не сильно тянет на придуманного мной персонажа хотя бы потому, что, кроме лица, остальные открытые участки его тела — это сплошная, ёб вашу мать, татуха. Точнее, миллиард татух, которые сливаются в единый ковер. С шеи татуировки уходят под футболку на плечи, выглядывают из-под коротких рукавов и змеятся до самых костяшек пальцев. Не меньше, чем татухи, меня впечатляют плечи Гриши. Чувак ниже меня сантиметров на пять, зато шире раза в полтора. Ебать, помимо четырех работ и учебы ты еще и в качалку ходить умудряешься? Или тебя так подтянула работа грузчиком? Или это гены? Признавайся, собака!

— А, Майский! Привет, — Гриша жмет мне руку, потом протягивает ее Дитриху. Саша пялится на Гришу с еще большим охуеванием, чем даже я. Не, ну правда, такой весь из себя правильный, серьезный Боря, типичный нормис гейского разлива, встречается с чуваком, от нормисности максимально отдаленном. Бля, я хочу знать, как они познакомились и замутили! Вангую, история — бомба!

Мы усаживаемся за стол. Дитрих будто плюхается на кактус и держится очень скованно. Таня то и дело стреляет глазками в сторону танцпола. Гриша усаживается рядом с Борей и по-хозяйски кладет руку Главному на бедро. Но это не выглядит как откровенная показуха. Скорее такая тактильность на людях для них обычное дело. Еще Гриша выставляет вперед левую ногу. Сперва я думаю, что он таким образом пытается подчеркнуть свою альфачность (Хотя куда уж еще? Серьезно, мы с Дитрихом на его фоне — пацаны в обоссаных штанишках. А ведь Гриша, как я понял, старше нас на год-два, не больше!), но затем замечаю, что парень едва заметно морщится.

— А с коленом че? — брякаю я бездумно. Гриша вскидывает на меня зеленющие (может, линзы) глаза в легком ступоре. Боря мнется, будто я затронул какую-то весьма личную тему.

— Болит, — тем не менее отвечает мне Гриша. — На погоду реагирует, собака. Походу, сегодня будет дождь, — улыбается он.

— Ебанить! Коленный прогноз погоды! — присвистываю я.

— Как же ты работаешь официантом, курьером, да еще и грузчиком с больным коленом, — неожиданно влезает в разговор Дитрих.

Гриша беспечно пожимает плечами.

— Как-то, — отвечает он коротко.

— А на хуй столько работ? — вновь лезу я.

— Деньги, — Гриша предпочитает лаконичные ответы, и у меня начинает складываться впечатление, будто наши с Сашей вопросы — это бейсбольные мячи, которые мы кидаем парню в голову, но каждый из которых Гриша легко отбивает короткими «да», «нет», «не знаю».

Мы задаем еще пару вопросов, но после моего: «А как вы начали мутить?» — мне отвечают очередным сухим: «Долгая история», и я осознаю (да, возможно, очень запоздало), что так близко эта парочка подпускать нас к себе пока не готова. Ну и хер с вами, золотые рыбки. Нам ведь есть чем заняться. Танюха уже приплясывает на месте, но на танцпол не идет, так как народу там три с половиной калеки. Надо бы поддержать подругу!

— Пошли танцевать! — предлагаю я всем за столом, отпивая виски с колой и понимая, что Гриша вискаря для нас не пожалел. На мое предложение реагирует одна лишь Танюха, а мне большего и не надо. Пока Саша, Гриша и Боря мнут сиськи, мы уже вылетаем с подружаей Дитриха на танцпол и полностью отдаемся диким ритмам.

Александр

Григорий выглядит как рецидивист нового поколения. Ничего не говорите. Знаю, что сейчас с татуировками ходит каждый второй, но мне родители с детства вдалбливали, что это украшение исключительно зеков. От такого воспитания так легко не отбрехаться. А учитывая, как обтекаемо парень Бориса отвечает на наши с Саней вопросы, у меня не остается сомнений, что тип он мутный. С его подозрительным видом не стыкуется лишь направленный на Борю взгляд. Впечатление, что лишь Главный попадет в поле зрения Григория, и весь мир вокруг исчезает. Я легко распознаю эту любовную лихорадку, потому что сам такой же. Только эпицентр моего мира прямо сейчас не сидит рядом, а дрыгается на танцполе. Выглядит... странно. Майский не самый грациозный малый. Танцует он ужасно, но наблюдать за ним при этом приятно. То ли дело в его абсолютно счастливом виде, то ли в легкости. Смотришь на Саню и видишь, что человека комплексы абсолютно не беспокоят. Он живет, как ему хочется, говорит, что хочется, и танцует, как хочется. И чужое мнение его волнует в последнюю очередь. Мне бы так.

— Это вам, — передо мной неожиданно ставят бокал с алкоголем. Девушка, судя по форме, работница бара.

— Я ничего не заказывал, — отказываюсь я принять напиток.

— Вас угощают, — заявляет девушка и кивает на компанию, сидящую в трех столиках от нас. Я тут же встречаюсь взглядом с субтильным парнем, отдаленно напоминающим мне Элайджа Вуда (благодаря Сане я теперь знаю тьму актеров). У незнакомца как минимум такие же большие голубые глаза. Парень смущенно мне улыбается. Я в ответ хмурюсь. Понятия не имею, что следует делать в таких обстоятельствах. Подойти и отдать коктейль? Или выпить, но дать понять, что подкат не засчитан?

— Охуеть, — тем временем выдает Боря.

— Ебануться, — поддакивает ему Гриша.

— В чем дело? — на всякий случай пугаюсь я и тут же берусь себя накручивать. Так, каким сценарием конца света мы будем трепать мои нервы сегодня? Возгорание проводки? Утечка газа? Поножовщина?

— Сколько сюда таскаюсь, никогда меня никто не угощал, — присвистывает Боря.

— Аналогично, — кивает Гриша.

Я шумно сглатываю.

— Круто быть красавчиком, а? — продолжает глумиться Главный.

— Обычный я, — бормочу себе под нос, сам периодически поглядывая на Саню. Все ли с ним в порядке? Дрыганья Майского явно дают эффект, потому что танцпол неожиданно начинает заполняться народом.

— Ты тоже красавчик, — не слышу, а скорее читаю это по губам Григория в адрес Бори. Главный только отмахивается. Я же вновь возвращаю свое внимание к коктейлю. Кто-нибудь скажет мне, что мне делать с таким подарочком? Вселенная, услышав мои мучительные стенания, тут же отправляет мне на помощь Майского, который материализуется рядом со мной, хватает со стола первое, что попадается под руку (тот самый дареный коктейль), залпом опрокидывает в себя половину содержимого стакана и только затем счастливо восклицает:

— Чего расселись? Погнали танцевать!

Майский вспотел. Волосы его растрепались, на щеках появился румянец. Лоб блестит от пота. И он неожиданно кажется охуеть каким счастливым. Если у Сани есть возможность оторваться по полной программе, он своего не упустит. Молодец.

Заметив отсутствие Тани, я тут же рефлекторно нахожу ее взглядом и понимаю, что она танцует не в горьком одиночестве. Рядом с ней девушка с выбритыми висками и тонной железа в ушах. Наблюдаю, как Таня то и дело наклоняется к новой знакомой, чтобы расслышать, что та пытается сказать. Чувствую неожиданное удовлетворение от увиденного. Хотелось бы мне, чтобы у Тани как можно скорее появился кто-то настолько же важный, насколько мне важен Майский.

— У нас тут дилемма, — тем временем выдает Боря. — Дитриха угостили коктейлем, и он, походу, не знает, что с ним делать. Ты, правда, наполовину эту проблему уже разрешил, — смеется он.

— Угостили? Кто? — выдает Майский удивленно. Да какая разница, кто?!

Но Гриша кивает на столик с компанией:

— Вон видишь хоббита местного разлива? — говорит он. И Майский видит. Видит и, ебать мою жизнь, неожиданно прется к нему!

Саня

План дальнейших действий рождается моментально. Я чуть ли не лопаюсь от важности, когда узнаю, что Дитриха кто-то пытается склеить. Нет, вы только подумайте, и часа не прошло, а его уже заприметили! А потому что красавчик охуеть! За какие такие достижения мне досталось это сокровище, хер его знает, но запариваться над этим вопросом не стану. С удовольствием заграбастаю себе все, что так щедро предоставляет вселенная, и глазом не моргну.

Говорят, когда человек счастлив, он хочет, чтобы и люди вокруг были такими же счастливыми. Не скажу за всех, но я точно такой. И лишь я вижу пацана, что попытался подбить клинья к Дитриху, сердце пропускает удар. Вот оно! Я шагаю в сторону поца раньше, чем кто-то соображает, что я делаю, и пытается остановить.

— Привет! — возникаю я рядом с голубоглазым парнем. Блин, он ниже меня минимум на голову. Такой маленький и худенький. Офигеть.

Вся компания, с которой он сидит за широким столом, устремляет на меня напряженные взгляды.

— Спасибо за коктейль!

Парень недовольно морщится. Мое появление его явно пугает, но он все же находит в себе храбрость поднять на меня глаза.

— Он был не для тебя, — цедит он сквозь зубы, пока я присматриваюсь к нему. Норм или не норм? Ну как минимум симпатичный. Про адекватность так сразу не скажешь, да и хуй с ним, я же не под венец его тащу.

— Знаю. Ты его купил для моего парня, — киваю я. В устремленных на меня взглядах начинает мелькать паника.

— А... Э-э-э... — парень теряется. Видно, что ему и неловко, и вроде как напряжно, что я топчусь перед ним.

— Да не ссы, я не собираюсь с тобой разбираться, — отмахиваюсь я поспешно. — Раз клеишь моего парня, выходит, ты свободен? — задаю я вопрос. Пацан все еще смотрит на меня с непониманием, но при этом явно выдыхает с облегчением. Не дождавшись его ответа, нахожу в телефоне фотку Егора. Чувак после того, как узнал о моем полугействе и познакомился с Дитрихом, страшно расклеился. Минимум раз в три дня он приходит ко мне в личку, чтобы рассказать, какая он одинокая, никому не нужная душа. Короче, заеб, пиздец. Надо бы ему мужика подыскать. И чем скорее, тем лучше!

— А как тебе он? Норм? — спрашиваю я, показывая Егорову фотку. — Это мой друг. Он свободен, как вода в унитазе, — заявляю я.

Пацан смотрит на меня со скепсисом, потом переводит взгляд на фото, явно удивляется (Кого ты там думал увидеть? Квазимодо?) и выдает:

— Да ну вроде ниче такой...

— Ну-ка покажи, — влезает в наш разговор другой пацан за столом. Через секунду мой телефон проходит круг почета. Все оценивают Егора по достоинству. Ну а хули нет? Он классный. Только вот одинокий. Не знаю, почему у него отношения не вяжутся.

— Познакомить? — предлагаю я с улыбкой.

— А он здесь?

— Не-а. Ну так я ему сейчас звякну, — пожимаю я плечами.

— Хуя ты простой, — выдыхает кто-то слева от меня. — Как три рубля.

— Че это три? — смеюсь я. — Как один рубль, — заявляю я с гордостью. — Слушайте, а погнали за наш стол? У нас бармен этого клуба, он вискаря в коктейлях не жалеет! — рекламирую я нашу феерическую компанию, кивая в сторону бледного, застывшего как мраморное изваяние Дитриха, остающегося абсолютно невозмутимым Гриши и с большим любопытством наблюдающего за нами Бори. Мои новые знакомые тихо перешептываются, пожимают плечами и, наконец, соглашаются переехать к нам. Видели бы вы глаза Дитриха, когда я привожу за наш стол ораву новых приятелей. Чтобы всем поместиться, мы сдвигаем несколько столов. Таня, прибежавшая сделать пару глотков своего горячительного, лупит на нас глаза и после короткого пояснения Дитриха, процеженного сквозь плотно сжатые зубы, заливается хохотом. Представив всех всем (а заодно и сам узнав имена новых знакомых), я не забываю позвонить Егору.

— А? Че? — слышится сонное.

— ПРИЕЗЖАЙ! — ору я в трубку.

— Куда? Ты че, Майский, ебнулся? Час ночи. Я сплю.

— Не ври. Не спишь. Ты же со мной как-то разговариваешь.

— Так ты меня разбудил!

— Поднимай жопу и подъезжай к клубу.

— С хуя ли вдруг?

— Ночь особенная, Егор. Чутье у меня, понимаешь?!

— Какое еще на хер чутье? Ты пьяный?

— Не пьяный я, а восприимчивый. Космос мне говорит, что сегодня, возможно, ты найдешь свою любовь! — протягиваю я, подмигивая своему новому знакомому по имени Женя. Забавно, что глаз он положил на Дитриха, но именно Саша теперь испепеляет бедолагу ревнивым взглядом, будто бы подкатывал он ко мне. Во хохма.

— А космос, случаем, не поделился, на хер мне тебя лучше послать или в задницу? — рычит окончательно проснувшийся Егор.

— Не. Но можем вместе у него спросить. Правда для этого тебе придется приехать в клуб... — наигранно вздыхаю я.

Пока наша шумная компания преодолевает барьеры неловкости с помощью алкоголя и шуток про говно (к счастью, в компании не я один оказываюсь тем еще балагуром), а Егор, проклиная всех и вся, стремительно двигается к нам на такси (надеюсь, не в пижаме), Танюха отрывается как в последний раз. Я периодически поглядываю на нее, чтобы проверить, все ли нормально. А то как-то очень бодро она накидывается коктейлями. Впрочем, она много двигается, так что, думаю, быстро трезвеет. Ее новая знакомая не выпускает Танюху из цепкого взгляда, даже когда та возвращается к нам. К нашему столу незнакомка не подходит, предпочитая следить за нами на расстоянии и терпеливо ожидать, когда Таня вернется на танцпол.

Егор прикатывает минут через сорок. В клубе к этому времени уже не протолкнуться. К счастью, мы заняли одно из лучших мест. Я усаживаю сонного друга за стол, сую ему в руки стакан с вискарем, смешанным с колой, и с ходу представляю ему Женю. До того, как Егор просекает, что я занимаюсь откровенным сводничеством, я уже убегаю на танцпол. Я успеваю краем уха услышать, что за отдельную плату диджей может поставить полюбившийся тебе трек. И я точно знаю, чего желает моя душенька. Похер, что мой выбор не очень подходит для танцев. Я хочу услышать эту песню здесь и сейчас!

— СмоГЁшь? — допытываюсь я до клубного диджея.

— Говно вопрос. Три сотки, — отвечает он. Три сотки — не так уж и много. Правда, это буквально все мои деньги. Несмотря на жалкое финансовое положение, не сомневаюсь ни секунды. На что денег жалеть нельзя, так это на музыку! И на Дитриха! И на батю! Вот три столпа, на которых держится мое душевное равновесие.

Первые ноты безумно любимого трека, и я готов визжать от восторга.

...Останемся здесь

...В невыносимо полной пустоте

...Одни среди стен

...Где нет ни книг, ни стереосистем.

Обожаемый мною голос врывается в реальность и мгновенно окрашивает ее в яркие цвета. Я стою посреди шумного танцпола. Люди вокруг оглядываются на диджея, не совсем понимая, с чего это ему вдруг приспичило включить нечто подобное. Я не обращаю на них внимания. Мои губы шевелятся сами собой. Я пою вместе с исполнителем, сквозь толпу танцующих вглядываясь в фигуру Дитриха в другой части клуба. Несмотря на то, что он практически в центре нашей неожиданно выросшей компании, и жизнь вокруг него кипит, сам он кажется слегка потерянным и раздраженным. Рука то и дело тянется поправить очки. От каждого случайного касания он едва заметно морщится. Дитрих кажется мне одиноким среди всех этих людей. И я знаю почему. Потому что рядом нет меня.

И я пою со всей мощью моих голосовых связок, надеясь перекричать колонки и обратить внимание Дитриха на себя и песню, которую я включил для него. Ведь каждый раз, когда я слышу ее строки, я думаю исключительно о нем. Он поймет это, как только повнимательнее прислушается к тексту.

...Остановить бег

...И, наконец, прижать тебя к себе.

...Вдали от чаек

...Звучим, но не качает.

Качает еще как! Не свожу глаз с Саши, ожидая, когда же он повернется ко мне. Его голубые глаза натыкаются на меня уже через секунду. Будто услышав песню, он сразу понимает, кому принадлежит выбор музыкальной композиции.

«...Будь спокоен, у нас будет двойня», — не упускаю я возможности слегка изменить текст песни под нашу личную историю счастья.

...И в счастье, и в горе

...Огромный дом для папы у моря.

Я жестом зову Дитриха присоединиться ко мне на танцполе. Сперва он привычно хмурится, даже качает головой, мол, «не сдвину жопу даже на миллиметр», но песня продолжается, а я, лыбясь во все свои тридцать два зуба, пою:

...Ну че ты несёшь, какая вторая тёлка?

...Чё ты несёшь, какая вторая тёлка?

...Чё ты несёшь, какая вторая тёлка?

...Теперь вторая тёлка — моя первая тёлка!

На этих словах я указываю на Сашу, и он весьма комично закатывает глаза. А потом все же отрывает свою дивную пятую точку от дивана и с деланным недовольством плетется ко мне.

...Снова дом у моря, себя дай в мониторе.

...Синты в миноре

...I'm so sorry, вернусь нескоро!

— Где ты только находишь эти песни, — выдыхает мне Дитрих на ухо, оказываясь совсем близко. Я даже немного удивлен его внезапной смелости. Хотя на танцполе толкучка, потому слишком далеко друг от друга стоять не получится, даже если очень захочется. Люди вокруг постоянно задевают меня локтями, волосами, складками одежды. В данном случае это плюс, потому что Дитрих вынужден стоять ко мне совсем близко.

Знаю, песня не подходит для медляка, но я все же обвиваю руками шею Саши, а он, скорее рефлекторно, нежели осознанно, в ответ обнимает меня за талию и прижимает вплотную к себе.

— Секрет фирмы, — смеюсь я, начиная медленно покачиваться на одном месте. — Охуенная песня, скажи?

Саша, как обычно, изображает шутливое недовольство. Это означает, что песня ему нравится, но признаться в этом он стесняется.

...В невыносимо полной пустоте...

Пронзительный голос заполняет клуб и все потаенные уголки моей души. Люди вокруг меня совсем не беспокоят. Я сфокусирован исключительно на Дитрихе с этой его морщинкой на лбу, слишком сильно сжатой челюстью и таким взглядом, который Саша не адресует никому, кроме меня.

...Одни среди стен...

Одни посреди клуба, забитого людьми до отказа. Одни в густонаселенном городе. Одни в целом чертовом мире. Наедине друг с другом.

...Где нет ни книг, ни стереосистем...

И ни единого чужого человека.

...Остановить бег...

— Поцелуй меня, — прошу я, хоть и понимаю, что просьба моя может быть не исполнена.

...И, наконец, прижать тебя к себе...

И Дитрих прижимает. Сковав меня в сильных объятьях, он с легкой нерешительностью наклоняется и, как я и прошу, целует меня.

Александр

Откуда только люди черпают силы? Четвертый час утра. Я натурально при смерти. За возможность лечь в постель и заснуть я практически готов убивать. Саня уже час изображает из себя сваху. Самое страшное, вполне успешно. По крайней мере, охуевший Егор и не менее охуевший Евгений внемлют его тирадам, периодически окидывая друг друга оценивающими взглядами. Друг Евгения обсуждает с Григорием тачки. Боря травит какие-то байки двум девушкам из этой же компании. Таня уже не обнимается, а откровенно лобызается с новой знакомой. Меня это почему-то возмущает, и я лишь невероятным усилием воли не ломлюсь к ней и не отдираю от нее какую-то шаболду.

Ёб вашу мать, я сейчас рассуждаю точно, как мои родители в отношении моих потенциальных друзей! С чего я взял, что девчонка — шаболда? Хотя не уверен, что ее можно назвать девчонкой. Она явно старше нас с Таней годиков на семь. Красивая. Дерзкая. И лапает Таню настолько нагло, что я в шаге от того, чтобы пойти с ней ругаться! Эй, руки убери!

Ну вот опять... Кошмар. В какое чудовище я превращаюсь? Нет-нет-нет, это надо прекращать. Хорошо, что Саня рядом. Уж он, если что, не постесняется ткнуть меня носом в мое говно.

— Классный он у тебя, — бросает парень из компании. Он сидит справа от меня в женских кожаных легинсах. Сверху накинута полупрозрачная черная блузка с блестками. Я смотрю на его накрашенное лицо и чувствую себя странно. Будто бы во мне борются два человека или даже скорее два воспитания. «Это от лукавого!» — звучит в голове голос матери. «Мерзость», — поддакивает ей голос отца. «Ой, бля, ну накрашен, и че? Не поебать ли?» — вклинивается голос Сани, и мне как-то сразу легчает. Оказывается, осуждение других людей забирает много сил. Те, кто постоянно критикует окружающих, видимо, умеют впитывать энергию Солнца. Саня, тот, что успел поселиться у меня в голове, тут же приносит в мою душу мир и покой. И парень в женской одежде больше не отталкивает меня. Вообще-то, ему даже идет. Всего-то и надо было, что задаться вопросом, хули меня вообще должно ебать, во что он одет и чем предпочитает мазать лицо.

— Ага, да, — с заминкой, но реагирую я, уже в тысячный раз за сегодня поправляя очки.

— А познакомились где? Здесь? По-моему, я вас в клубе раньше не видел, — замечает новый знакомый. Черт, он представлялся, но я забыл его имя.

Я на автомате отвечаю на вопросы собеседника, краем глаза то и дело поглядывая на Таню, и вздрагиваю, когда вижу, как она под ручку с новой знакомой уверенно шагает к выходу.

Так.

Так!

Куда, БЛЯДЬ?!

— Саня! — выдыхаю я, кивая на Таню.

— Ебать, — выдает он, сразу понимая посыл моего вопля. Мы переглядываемся, а затем оба, не сговариваясь, вскакиваем со своих мест и несемся за моей подругой. Нагоняем ее уже на улице.

— Ты куда?! — мой голос звучит до противного высоко. Таня пьяна, но не настолько, чтобы не контролировать своих действий.

— Спокуха, — заявляет она, широко лыбясь. — Я в гости.

— Никуда ты... не поедешь посреди ночи с малознакомым человеком! — шиплю я. Незнакомка что-то фыркает о мужиках и их тяге все контролировать. Но мой пол сейчас вообще не имеет значения. Как и тяга к контролю. Я не пущу свою подругу черт знает с кем черт знает куда!

— Зану-у-у-у-уда, — пьяно тянет Таня. — Сань, ну ты-то ему скажи, — просит она. Я уже настраиваюсь спорить с Майским до кровавых соплей, когда он неожиданно выдает:

— Сорян, но в этом вопросе я солидарен с Дитрихом. Я же не знаю, кто это. Вдруг она тебе ноги отпилит, — беспечно рассуждает он. Девушка с выбритыми висками вскидывает брови. Таня хихикает, но как-то нервно.

— Обменяйтесь телефонами и разъезжайтесь, — требую я.

— Ты еще будешь говорить, что мне делать? — ощетинивается незнакомка.

— А че, Нин, ты сама у нас большой любитель отпускать друзей ебаться с левыми персонами? — слышим мы женский голос. С нами равняется блондинка с волосами до самой задницы. Нина, выходит, — это спутница Тани.

— Как я куда-то собираюсь, так ты мне читаешь лекцию на четыре часа. А как сама, так слова тебе не скажи? — блондинка упирает руки в бока. Я замечаю, что стою точно в такой же позе. И только Саня между нами двоими, не желая тратить времени зря, прикуривает. Слово за слово, хуем по столу, и мы вызываем Тане такси. Пока едет машина, они с новой знакомой о чем-то шепчутся в паре метрах от нас. Блондинка стреляет сигарету у Сани. На улицу высыпает вся наша новая компания. Все разом решают, что пора разъезжаться по домам. Исключение: Гриша, которому еще предстоит поработать, и Боря, который останется со своим парнем до закрытия клуба. Я жму руки новым знакомым, Саня лезет обниматься, какие-то двадцать минут, и мы оказываемся вдвоем с Майским на абсолютно пустой улице. Четыре утра. В это время даже бродячие собаки предпочитают спать. Сквозь ночную желтизну облаков проступают полоски синеющего неба, намекающие на скорый рассвет. И при этом мне на макушку падает капля дождя. Коленный прогноз погоды Григория не наврал.

— А почему мы себе-то машину не вызвали? — заторможено спрашиваю я.

— А на хуя? — удивляется Майский. — Рядом же набережная. Я пока по пляжу не прогуляюсь, домой не поеду, — уверенно заявляет Саня.

— Но... дождь... — слабо сопротивляюсь я. — И нам давно пора спать.

Как минимум давно пора спать мне!

— И пока ты спишь... — тут же напевает Саня, шагая по узкой заасфальтированной дорожке вниз к Волге.

— Нет, даже не думай.

Но Майский уже запевает. Голос его слегка хрипит, потому что Саня пел почти всю ночь. Песней, первая строчка которой разлетается по ночному городу, он меня пытал две недели весной и одну — летом. Бывают у него жесткие музыкальные гиперфиксации, когда, зациклившись на одной песне, другие треки он вообще не воспринимает. Саня в такие периоды с утра и до ночи крутит одну-единственную мелодию. За завтраком, в душе, во время поездки. Да, большую часть времени он в наушниках, и потому меня это беспокоить не должно. Если бы Саня не пел... Но Майский поет! И как бы хорошо у него это ни получалось, когда ты по сотому разу слушаешь одно и то же, начинает тихонько ехать крыша.

Как бы это нечаянное воспоминание не превратилось в еще одну неделю заеденной пластинки!

Майский хватает меня за руку и тянет за собой в сторону набережной. С нашего местоположения до нее ходу минут десять вниз к реке.

... Мне шептал малыш:

..."Мы так молоды и бесстрашны".

Напевает Саня себе под нос, бодро шагая вперед. Вокруг ни души, а улицы все равно кажутся шумными, дышащими, пребывающими в постоянном движении. То ли дело кроется в птицах и иной животности, то ли благодаря легкому перебору алкоголя нам с Майским представляется возможность прикоснуться к самому духу нашего города, почувствовать родные веянья, неповторимый запах раскаленного асфальта, речной тины, шаурмы и невероятной свободы. От реки к нам тянет прохлада. Со стороны города в спину дует горячий ветер не успевших остыть кирпичных зданий. Фонари освещают нам путь сквозь сумрачную синеву.

На набережной я нахожу взглядом от силы пару человек где-то там, далеко-далеко. Но я все равно невольно дергаю рукой, пытаясь вырвать ее из крепкой хватки Майского. Обычно Саня спокойно отпускает меня, но не сейчас. Он неожиданно сжимает мою руку с такой силой, что мне даже слегка больно.

— Нет. Давай сегодня за руки, — просит он с улыбкой, а затем, без объяснений, продолжает едва слышно напевать заколебавшую меня песню:

...И совсем от рук

...Мы отбились. Или так кажется?

Не кажется. Идем по центру города, держась за руки. Ни хуя себе наглость. Как будто бы мы... Ну... Совершенно нормальные. Обычные. Легко вписывающиеся в общество, влюблённые друг в друга два человека. Странное чувство. Приятное. Но до слез обманчивое.

...Сделав новый круг,

...Через двор к тебе мне б отважиться.

Ты-то у меня отважный, Саня. А я трус, каких поискать. Неужели ты этого не замечаешь? А когда заметишь, что тогда? Разочарование? Расставание? И забвение?

Меня так злит эта мысль, что я сам начинаю сжимать руку Майского чуть сильнее, чем следует. Неужели я, блядь, настолько слабый? Это ведь не так! Мы столько всего пережили, преодолели, переварили. Не может наша история закончиться так глупо.

Прохладный песок приятно шелестит под голыми стопами. Теплая вода с легким всплеском то набегает на берег, пытаясь дотянуться до кончиков наших пальцев, то уходит обратно. Мы, разувшись, чтобы затем не вытряхивать песок из кроссовок, бредем вдоль берега, позволяя волнам иногда все же добираться до наших ног и мочить их до самых щиколоток.

...Под твоим окном

...Снег с дождями наполовину.

...Успел понять одно —

...Без тебя уже вряд ли выплыву.

Я вглядываюсь в черноту реки, и она кажется мне тем самым темным омутом моей бывшей жизни. Тогда я трепыхался в самом центре бездонных черных вод, захлебывался в неприятии себя и при этом почему-то считал, что окружающие должны испытывать ко мне то, чего не чувствовал к себе даже я сам. Кто тебя такого покалеченного полюбит?

Майский полюбил. И научил любить себя.

— Без тебя и правда бы не выплыл, — бормочу я, пытаясь смущающую откровенность спрятать за шутливой оберткой. То, что мы давно с Саней в отношениях, еще не значит, что порой мне не страшно или не стыдно делиться с ним своими истинными чувствами.

— Знаю, — фыркает Майский. — Но не потому, что у тебя не было на это сил. Ты просто не знал, в каком направлении плыть, — подмигивает он мне. — Где твердая земля под ногами, — он топчет песок. — Не благодари за карту. Обращайся еще!

Точнее и не скажешь.

...Подумать если ведь:

...Что ни делается — всё к лучшему.

Я мельком оглядываюсь по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, льну к Майскому. Касаюсь его губ с таким трепетом, будто целуемся мы впервые в жизни. На макушку падает еще одна капля дождя. И еще одна. И еще. Дождь застигает нас врасплох. С собой ни зонтов, ни сомнительной защиты в виде пакета. Впрочем, Майского, кажется, дождь совсем не заботит. Вцепившись в мой затылок, он вжимается в мои губы с куда большим энтузиазмом, чем до того я. Саня больше не поет, потому что мы целуемся, но в моей голове продолжает крутиться против воли зазубренная песня:

...Полночь в городе,

...Я «на проводе».

Я очень легко увлекаюсь процессом и сам не замечаю, как мои руки уже спускаются к заднице Майского. Он тут же отрывается от меня и со смехом выдает:

— То за руку взять меня на улице не можешь, то за жопу мацаешь. Ни хуя себе тебя штормит от одной грани до другой!

Я тут же отдергиваю руки и вновь оглядываюсь по сторонам. Никого. Хорошо. Ладно. Тянусь обратно к Майскому. С задом я, конечно, переборщил, но держаться за руки надо почаще.

Дождь усиливается.

— Поехали домой?

— Поехали, — соглашается Майский, позволяя сжать свою ладонь. — Вот согласись, не зря же в клуб сходили, — берется он рассуждать, пока мы с пляжа поднимаемся обратно на набережную. — Столько новых знакомых приобрели!

Ты приобрел.

— Наболтались на сто лет вперед!

Ты наболтался.

— И Танюха себе леди присмотрела. Надо бы еще в это место заглянуть!

Я с улыбкой закатываю глаза.

— Может, не надо?

— Тебе не понравилось? — удивляется Саня. — Ладно, в следующий раз не буду заставлять тебя, поеду один.

— Ну уж нет!

— Значит, вместе?

— Да Господи Боже... Саня, ты неисправим!

...Полночь в городе,

...Я «на проводе».

...Биографию стёрли вроде бы.

...Дозвониться вновь не получится,

...Заберите кто с этой улицы!

Упомянутые в спешле песни:8D Audio Pentatonix Billie Eilish Ilomilo (обязательно эту версию и слушать в наушниках :З)Zoloto - Сстанемся здесьNizkiz - Полночь