Я лежала на холодном полу, а сбоку от меня шевелился кто-то огромный, кто-то, кто оглушающе хрипел или храпел. Медленно отодвинувшись, пытаясь не задеть, я села и уставилась на чёрную свинью: она спала, от неё источалась вонь, от которой ужасно захотелось кашлять, что я и сделала, не удержавшись. Свинья замолчала. Подняла голову и неторопливо, словно со скрипом, лёжа развернулась в мою сторону: её морда была усыпана маленькими глазами, а изо рта вываливался синюшный язык. Она попыталась встать, но её ноги ломались под собственным весом, отчего та начала визжать и хрипеть одновременно и, когда она внезапно замертво грохнулась на пол, растеклась бесформенной чёрной жижей, которая постепенно добиралась до меня...

Мы проснулись ближе к утру, но было ещё темно. Где-то в доме орала кошка. Почему она орала, я не понимала, и меня бы это в принципе не сильно волновало, если бы не волновало бы Димку. Он поднялся с кровати — в сумерках его очертания походили на призрака, — и, прошептав «пойдём проверим», направился к выходу из комнаты. Я тоже нехотя встала, взяла фонарик и проследовала за ним.

Кошку мы обнаружили за печкой: видимо, привыкла, что печка обычно отапливается, и думала пригреться там. Но нас поразило то, что вместе с блохастой рядом лежал маленький котёнок, которого она вылизывала и вылизывала, но тот не шевелился. Абсолютно.

Я хотела взять его на руки, но кошка огрызнулась на меня так, что мне уже стало пофиг на котёнка: не хочет, не будем его спасать. Сама виновата, мы с благими намерениями, а она кидается. Осуждающе глянув на меня, отошедшую в сторону, за дело взялся Димка: он поднёс руку к кошке, она спокойно понюхала её и подставилась, чтобы тот погладил. Вот какая, а! Избирательная.

Видимо, доверившись Димке, она отпрянула от котёнка, и он взял маленький комочек. Я посвятила на них фонариком, и Димка начал щуриться. Лицо его после удара носом о бочку выглядело ужасно: нос распух, на глаза расплылись синяки. Я выключила фонарик. Комочек этот оказался ещё живым: он стал тихо кряхтеть, на что его мать снова начала истошно орать.

— Боже, скоро и я начну так орать, если она не заткнётся, — разнылась я.

— Тсс, подожди, — шикнул на меня Димка, проводя по котёнку пальцами, немного растирая его. — Походу, он больной или что, — вгляделся в него, будто так поймёт, что с ним, и я снова посветила. — Вот она и испереживалась.

— И что нам теперь делать? — вырубив фонарик, я отложила его на стол, упёрла руки в боки и недовольно посмотрела на кошку. Та всё ещё жалобно орала, но уже тише, видя, что за ней наблюдают.

— Не знаю, он кряхтит... — говорил Димка немного в нос. — Может, забиты лёгкие чем-нибудь, или ещё что...

— Да тут же ни одной ветеринарки не найдётся на ближайшие сотню километров! А если и найдётся, то по коровам всяким, там, или свиньям.

И тут меня словно ударило по голове. Этой ночью мне снилась свинья, причём, чёрная и в итоге дохлая. Меня передёрнуло от воспоминания, но моментально появилось желание заглянуть в сонник.

— Вообще, есть тут одна бабка. Она и местным людям помогает, но кошатница та ещё. Не знаю, кошек у неё дома миллион просто. Я в детстве частенько неподалёку от её жуткого дома гулял, пока отец меня не... Короче, пока он мне не запретил туда нос свой совать. Вообще, слышал, она и животных лечит.

— Вот мы ещё к каким-то жутким бабкам не ходили, — я села на стул.

— А что прикажешь делать? — он посмотрел на меня, словно я враг народа номер один.

— Ох... — мне стало неловко. — А далеко она живёт? Я только слепую одну видела, что недалеко от вас.

— А, не, то баба Клава, — сказал он ласково, видимо, потому что в руках держал маленького ребёночка кошки, — она не видит уже много лет, и я иногда помогаю ей по хозяйству... Та в другой стороне живёт, дальше по реке если идти, — снова обратился ко мне и кивнул в сторону.

Я хлопнула ладонями по коленкам:

— Ну пойдём, что теперь, — поднялась. — Спасать так спать, — пожала плечами. — Ты, скотинка, мне теперь должна будешь, — пригрозила кошке. — И только попробуй ещё раз зашипеть после спасения твоего детёныша.

В ответ кошка, конечно же, зашипела.

Перед выходом я накинула на себя бабушкину курточку, чтобы уже не подниматься наверх, а Димке дала надеть старый дедушкин пиджак, всегда висевший в прихожей как знак памяти. Котёнка мы обернули в кухонное полотенце, обулись и вышли из дома под сопровождение кошкиного нытья.

Мы пошли какими-то окольными путями, точнее, вёл Димка, а я семенила за ним. Не знала, что где-то тут проживала некая бабка, хоть бы ведьмой не оказалась, а то это было бы уже слишком.

Слева от нас журчала река, справа возвышался лес, на небе осталась одна яркая звезда, потому что уже вовсю начинало светать, отчего и на душе становилось чуть спокойнее.

— А откуда ты узнал про эту бабку вообще? — поинтересовалась я.

— Да когда лазил по всяким домам, — Димка говорил тихо, оглядываясь по сторонам, — так сказать, исследовал новые территории. Нам сюда, — кивнул на тропинку в лес, и мы завернули на неё.

— Думал, дом заброшенный? — Димка торопился, и я еле поспевала за ним.

— На вид именно таким и кажется, — усмехнулся он, слегка притормозив, и, дождавшись меня, снова пошёл, продолжая: — Точнее, немного обветшалым. Да и бабке уже, говорят, сто лет в обед.

Тропинка вновь привела к речке, и мы шагали совсем рядом с ней. Она журчала снова этими теннисными шариками, погружая в какой-то гипноз, и словно как и тогда, когда я пошла к Димке возвращать кофту и дома пытались меня предупредить о какой-то беде, она тоже шептала мне, чтобы мы никуда не шли, или мне всё это казалось, но ведь Димка почему-то видит странности и слышит плач лошадей?

— А кто говорит?

По пути я достала сонник и искала информацию насчёт свиней, периодически поглядывая на Димку.

— Отец как-то обмолвился, когда узнал, что я там гулял, — он немного напрягся, нахмурив брови, и добавил: — Точнее, я узнал из его ругани. «Обмолвился» — мягко сказано.

Он впервые мне рассказывал про то, что происходит у них с отцом, и я не хотела упускать момент, чтобы узнать чуть больше.

— И часто он?.. — найдя нужное в толковании, немного отвлеклась.

— С каждым годом всё хуже, — резко ответил Димка. — Он всегда много пил. Бить начал только пару лет назад, — пожал плечами и мельком заглянул в свёрток, — до этого только ругал, потом стал швырять в меня предметами, и в какой-то момент всё изменилось.

— Ужасно, — расстроилась я и, прочитав короткое значение «Чёрная свинья — плохие новости, враг», положила сонник обратно.

— Да, — согласился Димка. — Не знаю, наверное, он не выберется из этой ямы. Ты права, — посмотрел на меня, снова ненадолго притормозив, — мне не стоит лезть туда вместе с ним. Его яма — явно могила, а я жить хочу.

— Фух, успокоил, — сделала вид, что вытираю лоб от пота.

— Мы пришли, — Димка остановился, и я, чуть не врезавшись в него, перевела взгляд на дом, стоящий перед нами. — Ну что, пойдём напрашиваться в гости?

Дом выглядел немного запущенно, но в целом всяко лучше, чем Димкин: перед нами, за металлическим забором со шпилями, располагалась большая территория с какими-то вольерами и сараями, само здание двухэтажное, из старого, слегка облупившегося кирпича, ставни с деревянными узорами, на которых были изображены русалки и кони с рыбьими хвостами, а по кругу участок обнимал лес, словно дорогую жену.

Мы по очереди, передавая котёнка между прутьями, перелезли через закрытую кованную калитку. Сад пустовал, в нём не росло никаких цветов или овощей, только трава и несколько кустов сирени. На крыльце сидела одинокая кошка и умывалась, облизывая лапу и вытирая ею морду. Увидев нас, она забежала внутрь дома через маленькое отверстие, проделанное в двери. Стоило нам подойти ближе, как тут же эта дверь распахнулась и на пороге показалась хозяйка.

— Доброе утро, дети. Что вас сюда привело? — спросила она гордым тоном, без возмущения, хотя надо было бы, ведь мы без разрешения вторглись на её территорию с утра пораньше, но кричать на всю округу, чтобы нас пустили, не хотелось ни мне, ни Димке.

Бабка меня в принципе поразила: она выглядела очень красивой, по молодости наверняка отбоя не было от мужчин; чёрные глаза обрамляли седые ресницы, такие же седые, как и волнистые густые волосы, ниспадающие на плечи; серое платье доходило до самого пола, а на руках красовались красные браслеты.

— Она с годами не изменилась, — шепнул мне Димка. Ну всё, она точно ведьма! — Мы принесли котёнка. Он, кажется, болеет, — громко сказал тот, не двигаясь дальше, а я остановилась рядом, боясь сделать лишнее движение. Димка развернул свёрток и показал шерстяной комочек хозяйке дома, на что она ответила, смерив нас обоих взглядом и остановившись на мне:

— Пусть она заходит. Отдай котёнка ей, а сам убирайся, — и приоткрыла дверь.

Я сглотнула. «Плохие новости» и «враг» никак не выходили у меня из головы.

— Но почему? — возмутился Димка.

— Или она заходит, или вы уносите труп маленького существа, обрекая душу на грех, — подытожила женщина — ну не поворачивался язык называть её бабкой.

Димка стушевался, замялся, посмотрел на меня и тихо сказал:

— Не хочу, чтобы ты туда шла.

Я посмотрела на женщину, которая разглядывала свои длинные ногти, потом на свёрток, снова на женщину и затем на Димку. Что-то во мне вопило, чтобы я бежала отсюда, что ничего хорошего здесь меня не ждёт, но другая часть меня твердила, что я на правильном пути. Не зря мы встретились с Димкой, не зря блохастая оказалась беременной и родила этот маленький комочек, не зря Димка притащил нас сюда, и отступать теперь казалось мне неправильно. Я не послушала тогда дома́, и помогла Димке. Не стоило слушать и реку, которая весь путь нашёптывала мне свои — не мои — страхи. Если мы уйдём, то и правда не спасём котёнка, а я ведь до недавнего времени любила кошек. Не спасём его и себя. Дело не в каком-то грехе, дело в том, что мы просто не продвинемся дальше. Димка видит видения, я вижу их, но если не перестанем топтаться на месте и делать вид, что ничего не происходит, то так там и останемся

И никакой сонник нам не поможет.

Выхватив свёрток, я сказала:

— Не бойся. Ты иди, — кивнула, — я обратно сама доберусь, не броди тут один. Зайди ко мне домой и жди меня там, хорошо?

Он посмотрел на меня с прищуром, глубоко вздохнул и сказал:

— К тебе не пойду, вдруг бабушка вернётся, а там незнакомый тип. Зайду домой, проверю отца... А потом на речку, буду ждать тебя там. — На мой кивок, он снова потрепал свои волосы — видимо, он так делал, когда волновался — и уточнил, с подозрением покосившись на хозяйку дома: — Ты уверена?

Закатив на секунду глаза, я направилась в её сторону, поднялась по лестнице и зашла в дом, перед этим оглянувшись и подмигнув обеспокоенному другу.

Я стянула с ног кеды и ступила босыми ногами на ковёр — красный, как и браслеты женщины. Наверное, рубиновые. Наверх вела лестница, по которой поднималась пара кошек, по периметру прихожей располагались четыре закрытых комнаты, рядом со мной стоял огромный платяной шкаф.

За мной скрипуче закрылась дверь, женщина обошла меня и поманила рукой за собой. В прихожую не попадало солнце, поэтому она освещалась несколькими керосиновыми лампами, стоящими на двух тумбочках и трюмо, но когда хозяйка дома отворила одну из дверей и впустила внутрь, мы оказались в довольно уютной и светлой комнате, пропахшей благовониями. Напротив меня находился буфет и круглый стол, с двух сторон — огромные двухметровые окна с видом на внутренний дворик, за которым располагался лес, а справа стояла длинная софа, покрытая — ну, конечно же — красным пледом, и на ней спал огромный мохнатый серый кот.

— Почему вы не пустили Димку? — сказала я, встав посередине комнаты.

Женщина подошла к буфету, достала оттуда какой-то коробоче́к и пригласила взглядом, указав на софу. В ногах правды нет, и я села на краешек, чтобы не спугнуть кота.

Ну или чтобы он меня не спугнул.

— Димку? — она подошла и посмотрела на меня сверху вниз. — Я не доверяю мужчинам, — пожала плечами.

— Но он ещё мальчик.

— Душа у него уже взрослая, — женщина покачала головой и постучала ногтями по коробо́чку — шкатулке. — Как тебя зовут?

В голове крутилась мысль, говорить ли правду, но слова часто вылетали быстрее, чем я успевала подумать:

— Соня.

— О, красивое имя. Говорящее. — Кот что-то промурчал, перевернулся на другой бок, и она села рядом, положив шкатулку на колени. — Любишь спать? — слегка наклонила голову. Чёрные глаза, прямо как у Димки, смотрели будто внутрь меня.

— Не очень, — я немного отодвинулась. — А вас как зовут?

— Александра, — улыбнулась она и, кивнув на свёрток в моих руках, сказала: — Ну что ж, Соня. Давай посмотрим, кто там у нас.

Я раскрыла котёнка, который почти не подавал признаков жизни. Александра отложила в сторону шкатулку, взяла маленький шерстяной комочек и начала разглядывать, приговаривая, какой же он хороший, ути-пути.

В комнате вдруг потемнело, а по окну затарабанил дождь. Осталось надеяться, что Димка сильно не промокнет, и хорошо, что дала ему дедушкин пиджак. С буфета вдруг что-то упало на пол, и я дёрнулась, но этим «что-то» оказалась очередная кошка — полосатая и гладкошёрстная.

— Откуда у вас столько кошек только? — задала вопрос даже не сколько Александре, сколько просто так — в воздух, — но та ответила, доставая из шкатулки увеличительное стекло и разглядывая котёнка:

— Вообще, я люблю больше собак. Раньше у меня их было много, но однажды мой сын их всех потравил. С тех пор больше не хочу их заводить, но одной жить весьма одиноко... — Теперь понятно, почему она не любит мужчин. Александра раскрыла маленькую пасть комочка и посмотрела туда сквозь лупу. — А ты любишь собак? — Достала пипетку и попыталась что-то выцепить изо рта бедняги, может, сгусток какой-то или что там могло ещё находиться... Тот кряхтел, сбивая меня с ответа на вопрос.

— Нет, не особо... Точнее, я их боюсь.

— Боишься? — она отложила в сторону все приблуды и, накрыв котёнка ладонью и опустив руки на колени, посмотрела на меня: — А ты знаешь, почему ты их боишься?

Мне всё же стало не по себе от её взгляда, и, поднявшись, я подошла к окну. Дождь стекал по местами разбитому наружному стеклу струйками.

— Не знаю... Возможно, они мне тоже, как и вам ваш сын, сделали когда-то что-то плохое, и теперь я не хочу с ними общаться. Точнее, видеть их не хочу.

Глядя на вольеры, я подумала, что для собак они не подходили: для них сделали бы будки или клетки. Эти продолговатые крытые сараи больше походили на загоны или свинарники...

Мне снилась чёрная свинья, и сейчас казалось, что я даже знаю её. Что я знакома с ней. Она — враг. Александра — враг?

Я почувствовала, как с её словами о том, какими же прелестными могут быть собаки и о своём горестном прошлом, до меня доносилось что-то ещё. Что-то, что вскружило голову — чужой шёпот, словно тень голоса Александры. Он говорил мне, что помнит меня, здоровался со мной, и это повторялось как на заезженной пластинке: раз за разом, раз за разом. Неужели Димка так же слышал голоса? Я медленно, чтобы не упасть от подступающей тошноты, развернулась к Александре, поглаживающей шерстяной комочек.

-... а потом он взял и убил их, понимаешь? Можно сказать, моих детей. Они же даже не были больны, как этот несчастный котёнок. Для него сейчас смерть — это спасение.

Подняв его перед собой, она лихо, в одно движение, свернула ему голову, и я в тот же момент отключилась.