19:57

Скрываясь между гор, солнце выжигало, словно лазером, переливающиеся блики на озёрной глади. И хоть оно уходило в дальние дали, прощаясь до утра, тепло оставалось, грея босые ступни, зарывающиеся в приятно покалывающую траву. Что-то спокойное и умиротворённое крылось в мгновении, когда руки сжимали запечатанную упаковку сухариков, а лёгкие вдыхали какой-никакой, но всё же свежий воздух.

Дженни нужно было развеяться, и Лиса, причитающая подле о том, что, как для буднего дня, здесь было слишком людно, вероятно, шла с этим желанием в комплекте. Лидер её не звала, но та увязалась следом, точно телохранитель, тихо вышагивая в нескольких метрах от Дженни. Её забота и искренняя обеспокоенность была приятна настолько, что как бы Ким ни бесила следующая по пятам каланча, она физически не могла развернуться и прогнать младшую домой.

Дженни сожалела. Сожалела, что не завалила Лису в постель, чтобы довести дело до конца, и сожалела, что разрешила поцелую вообще случиться. Ведь любое решение — это два пути: к точке А и точке Б. И то, куда ты решишь направиться, повлияет на твоё будущее. Дженни застряла где-то между: среди зыбучих песков и убивающей жары, среди мрака, крошащего рассудок на мелкие частицы, и одиночества — она не ведала, как теперь выбраться обратно. Манобан тоже не помогала, продолжая делать вид, что всё в порядке, держа безопасную для обеих дистанцию.

Словно их тяга к друг другу — что-то само собой разумеющееся.

— Скоро им наскучит, и они уплывут, — толкнув задумавшуюся Дженни, напомнила Лиса.

И правда, ей стоило перестать медлить, ведь утки, с интересом поглядывающие на шуршащую упаковку, могли разбежаться в любой момент.

Потянув за края, девушка вдохнула хлебный аромат, закидывая несколько ржаных гренок в рот, большую часть которых медленно бросила в воду дерущимся за пищу птицам. Оранжевые клювы шустро погружались в играющее радугой озеро, выныривая обратно уже с размякшим хлебом внутри.

— Ты любишь птиц, Лиса? — перебирая в мыслях не одну сотню вопросов, Ким почему-то решилась озвучить именно этот.

Манобан закряхтела, принимая более удобное положение, а после потянулась за оставшимися в упаковке сухариками.

— Они забавные, — сказала она, касаясь дженниных пальцев в тесной пачке.

— Глупые, — резко достав руку, отвернулась старшая.

— Глупые и забавные, — подытожила Лиса.

И откуда она только нахваталась этих приёмчиков? Словно пересмотрела сопливых дорам, а теперь сообразила протестировать увиденные глупости на не ожидавшей такого подвоха Дженни.

— Как майны! — подскочила на месте Ким.

— Майны?

— Да. Ты же знаешь о них? В смысле, они же популярны в Таиланде, ведь так?

— С чего ты взяла? — избегая блуждающего взгляда старшей, буркнула Лиса.

— Где-то прочитала... Так, ты не знаешь?

— Нет.

«Грубиянка», — потупила глаза в озере Джен.

По крайней мере, она попробовала сменить атмосферу на более-менее нейтральную. Кто же знал, что Манобан такая упрямая и неразговорчивая во всём, что касается её родины и жизни до. В своё оправдание Руби могла сказать, что даже и не мыслила о чужих границах и тех вещах, что считались допустимыми между ней и Лисой.

На краю сознания она понимала, что они всё ещё чужды.

Опрометчиво было думать, сравнивать её с Пак Чжихё. Лиса — не она, и никогда ею не станет. Да, они во многом похожи: обе следовали за Дженни, обе выслушивали её в моменты временных кризисов, обе вкусно готовили и слушали хорошую музыку. Было лишь одно «но», что отличало их, разбрасывало по разным пунктам назначения — дженнины чувства. И если Чжихё была для неё чуть ли не родственной душой, то Лиса... Лалиса Манобан метила туда, куда доселе не ступала ни одна человеческая нога.

Если бы Дженни разрешила, то она имела бы полное право стать частью её жизни.

— Моя семья одержима птицами, — после гнетущего молчания проронила младшая. — Отец разводит их на ферме: от курей и фазанов до перепёлок и горлиц. Они — его гордость. И плевать, что дома трое детей и жена — птицы прежде всего! — она нервно облизала губы, продолжив: — Он любит власть, и птицы в клетках возмещают ему работу, которую он оставил, гарантируют стабильность в довольно нудной пенсии.

— Ты должна быть рада, что у твоего старика есть хобби, и он не слоняется без дела по дому, доставая людей, — сжав лисино бедро, подбадривающе произнесла Дженни.

— Это не хобби, — перехватив руку, серьёзно сказала Манобан. — Он относится к ним, как к людям: добр, пока они полезны, а когда наскучат, знает, что всегда может избавиться, растоптать... Знаешь, я сейчас думаю о том, чтобы поцеловать тебя прямо возле этого стрёмного озера.

Руби изумлённо моргнула. Она и не заметила, как задержала дыхание, слушая частичку лисиного откровения, а их сплетённые пальцы легли поверх голых коленок младшей.

— Они мне надоели, — сощурившись на копошащихся уток, хмыкнула Ким. — Хочу фуа-гра (прим. Специальным образом приготовленная печень откормленного гуся или утки).

Оглядевшись по сторонам, Манобан встала с земли; она провела ладонями по шортам, стряхнув прилипшую траву, а затем помогла Дженни подняться тоже.

— Я бы пристрелила одну для тебя, но, боюсь, эти совсем не вкусные.

— Тогда отведи меня в ресторан, а я представлю, что ты собственноручно расправилась со вкусной. Ради меня, — Руби закусила губу, наклоняясь, дабы застегнуть сандалии.

— Отведу, — скосив взгляд на трепыхавшийся на ветру сарафан, ответила Лиса.

Она так сильно хотела её поцеловать.

***

Парень вломился без предупреждения: когда тебя едва не убили ножом для масла, невольно не задумываешься о манерах.

— Так вот как теперь будет? — отставив высушенный фужер в сторону, возмутился Никхун. — Стоило задержаться дольше нужного в участке, как меня больше ни во что не ставят. Приходите ко мне по очереди, как к Санте, и всё просите и просите... Спасибо, что хоть на коленки не залезаете, — мужчина горько прыснул, откупоривая новую бутылку спиртного.

— Мой господин...

— Только давай без жалости, Чон Юно. Фараоны перевернули тут всё, что только можно. Представляешь, они забрали все документы для дальнейшего изучения. Цирк уродов.

Подчинённый безмолвно подошёл к столу, наливая в пустующий фужер шампанское.

— Отказываюсь это комментировать, — выплюнул Никхун, имея в виду то ли свой нетипичный выбор в алкоголе, то ли недавний обыск кабинета.

Его настроение всяко не располагало к серьёзной беседе, которую всё никак не решался завести Юно. Оттягивать он тоже не мог, поэтому, сделав два шага назад, выпалил:

— Я был сегодня в штабе «Леди правосудия», мой господин, — сказанное ничуть не удивило босса. — Они отрезали мне палец, — менее уверенно добавил он.

Никхун откинулся на спинку кресла. Какое-то время мафиози покачивался в объятьях дорогой мебели, цедя сквозь зубы менее дорогое шампанское. Кровавый обрубок на руке Юно, замотанный в белую марлю, наверное, должен был его обеспокоить: ответственность за своих людей и прочее, но мужчина излучал сплошное равнодушие, как и пустые, некогда заполненные кипой документов, полки.

— Назови хотя бы один адекватный аргумент, который заставил тебя заявиться к Леди без моего ведома. Давай, удиви меня, Чон Юно.

— Я... — взгляд босса не сулил ничего хорошего. — Я посчитал, что их нужно проучить, мой господин.

— Ты посчитал? На каком основании?

— Они убили Читтапона.

— Кусок идиота, — разочарованное цоканье Никхуна отбилось от стекла у его губ, оглушая потупившего взгляд Юно. — Не думал, что задница этого предателя была настолько незаменимой, что ты пошёл в одиночку на стаю ПМС-ных девчонок. И что теперь? Ты пришёл поплакаться папочке, что тебя отметелили бабы? Прости, дорогой, но с этим дерьмом ты должен разобраться сам.

— Не понимаю, почему вы не хотите их сдать? Эти Леди, как собаке пятая нога, а вычислить их адрес — дело семи секунд, не говоря уже про очевидные промахи во взломе государственных систем!

— Ты многое не понимаешь, Юно. Детская обида мешает тебе увидеть картину целиком. Леди безвредны, хотя, признаю, в последнее время они превзошли самих себя. В любом случае, оставь это полиции — пусть люди заработают себе на соджу. Наш настоящий враг хуже горькой редьки, а её власть — чужая заслуга. Пока наши люди смотрят ей в рот, не видать нам всем порядка и процветания.

— О чём вы, мой господин? — поумерив свой пыл, захлопал глазами Юно.

— Ты когда-нибудь встречался с Мамой? — ответом послужило отрицательное мотание головой. — Разумеется, нет... Я видел её: обычная соплячка с короной на башке. Она в бегах, Юно, тут, в Корее. Если ты всё ещё хочешь отомстить... — мужчина сделал продолжительную паузу, чтобы совершить большой глоток шампанского, — то придётся постараться и найти Маму Леоне. Помоги мне скинуть её с трона, и я обещаю, что Леди станут следующими, кто пойдёт на дно.

Чон Юно боязно приземлился на стул для посетителей. Мама Леоне. Эта девушка, кем бы она не являлась, была их верой, причиной, по которой многие не решались нарушать правила. А теперь его начальник, его господин Никхун, просил её уничтожить: это как сказать человеку церкви убить своего Бога — непростительный грех. Юно клялся, когда вступал в клан, когда под его кожей расползалось тату, что не предаст, что его веры и храбрости хватит для того, чтобы достойно работать на самую великую криминальную империю. В конце концов, из-за этого он потерял друга и похерил отношения с семьёй, разве имел он теперь право говорить своё «но»?

— Простите, но меня учили преданности, мой господин, — он кратко поклонился, наблюдая исподлобья за пьяным человеком в кресле.

— И где же она? А? — выдвинув левый ящик, Никхун горячечно провёл рукой по полупустому дну. — Где твоя преданность перед твоим господином? Где она, блять?! — наткнувшись на тяжёлую рукоятку, он извлёк наружу огнестрел.

Юно запоздало зажмурил веки, в то время как сдавленное клацанье грациозно растворилось в воздухе. Магазин был пуст.

— Чёрт! — выругавшись, таец кинул пистолет в многострадальную стену. — Убирайся! Убирайся, пока я не прибил тебя... — он начал сумасшедше бегать глазами по столу, — степлером!

Младшему ничего не оставалось, кроме как подорваться и унести ноги подальше от Никхуна, а может, и корейского филиала вообще: он не был уверен, что, протрезвев, мужчина не перехочет его убивать.

Он не хотел. Честное слово. Единственным человеком, идея о кончине которого вызывала у него маниакальный прилив энергии, была Мама Леоне. С союзниками или без — он был обязан обезглавить безобразное чудовище. И тогда, не став тратить время на лишнюю вежливость, сел бы на трон.

... Да, тиара смотрелась бы на нём просто невероятно.

***

Ручка холодильника поднялась вверх — и дверца чудесным образом разблокировалась; Джису заглянула внутрь, высматривая на полочке со стикером, на котором было выведено размашистое «Ким Йерим», что-то съестное. С вечной запарой на работе она едва успевала сменять хлопковые блузы — что уж говорить про содержимое холодильника. Соседка, в отличие от агента, всегда заботилась о том, чтобы было что пожевать после долгих пар, а ещё была падка на сладенькое, что тоже играло на руку Ким Джису.

Куриная сосиска, яйцо, несколько пожелтевших листов салата и краешек морковного торта к чаю — неплохой ужин.

За годы учёбы в академии ФБР Джису научилась воровать с общей кухни так, что не придерёшься. Поэтому, сожительство с одной забывчивой и не очень внимательной студенткой предоставляло возможность для проявления приобретённых некогда талантов на все сто. Кроме того, она всегда покупала больше, чем могла съесть: салат был тому явное подтверждение.

Почистив яйцо, Джису закинула его в рот.

Она всё думала о том, какой неприятностью закончилась их последняя встреча с Чонгуком. Как она использовала его в клубе и как после, в туалете... Казалось, это случилось два дня назад, но тот момент напрочь засел в черепушке, не желая уходить. И не в благодарности было дело, просто Чонгук, он... Он... Что-то такое было в детективе, что-то знакомое и привычное, что подводило к черте и побуждало спрыгнуть с обрыва вместе с ним.

Если Леди потянут его вниз, то Джису уйдёт следом. Она не забыла, не бросила, она тоже скучала. Как же этот дурачок обойдётся без помощи своей зрелой нуны?

— Ужинаешь? — с разбегу войдя на кухню, поинтересовалась Йерим.

Ну хоть у кого-то сегодня выдался неплохой день.

— Присоединишься? — собрав разбросанные крупицы совести, предложила Джису.

— Оппа водил меня в Subway, — любопытно заглянув в чужой ужин, гордо подметила она. — Это что, мой торт?

— Правда, что ли? И как прошло свидание с этим... — мастерски переведя тему, ощерилась агент.

Немного растерявшись, соседка не сразу поняла, что к чему, продолжая таращиться в свой криво отрезанный морковный торт.

— Ёнджэ, — моргнув, отмерла она. — Мы ели вегетарианские сэндвичи и гуляли в парке Намсан. Это только первое свидание, но я уже знаю, что оппа — моя судьба. Мы совместимы по всем гороскопам, представляешь?! А ещё он дикий собачник, как и я! Каждый раз, когда закрываю глаза, то чётко вижу: я, Ёнджэ и две мальтийские болонки, бегающие вокруг алтаря, пока мы произносим клятвы...

Джису взвела очи к потолку, стараясь как можно медленнее сосчитать до десяти. Что ж, лучше бы её отчитали за украденный торт.

— ... туфли лучше взять чёрные, чтобы они не сливались с внутренней отделкой гроба. И обязательно лёгкий макияж, чтобы внуки не испугались и все запомнили нас как заботливых стариков, угощающих соседей домашними грушами и кимчи.

На какое-то мгновение агент потеряла нить этого семейного альбома (знаете, такого, с идиотскими описаниями от руки и кучей разноцветных стикеров) и теперь молча доедала ужин, стараясь на все выжидательные взгляды отвечать твёрдым кивком.

Йерим мыслила наперёд (даже если это казалось чистым безумством), а Джису не была уверена в завтрашнем дне: её с трудом хватало на прямо сейчас — какое там уж «долго и счастливо». Но отчаянные времена требовали отчаянных действий, поэтому, прокашлявшись, девушка прервала сказ о хорошем священнике, что проводил обряд отпевания прабабушки Йерим. Тут соседка нахмурилась, думая о том, что утратит его контакт к тому времени, как земля позовёт её в свои покои; честное слово, лучше бы она подумала о том, что отец Исаак Намджун Ким, в силу возраста, отправится туда гораздо раньше.

— Слушай... Не хотела говорить, но мне не помешал бы твой совет.

— М? Насчёт похорон или...

— Насчёт отношений. С похоронами уж как-то справлюсь сама, — сделав глоток травяного чая, иронично вставила Су.

— Омо! Онни, ты говоришь про своего тайского красавчика, что ел рамён, сидя прямо на моём месте?! Вы всё ещё встречаетесь, да?

О мёртвых говорят либо хорошо, либо ничего, а Джису предпочла и вовсе воздержаться. Груз вины все ещё лежал на её плечах и становился лишь тяжелее по мере всплывания малейших воспоминаний о мафиози.

— Нет, с ним... С ним всё кончено.

— Новый парень? И когда ты только успева...

— Давай так, Йерим-а, — перебила студентку Джису. — Ты не комментируешь каждое моё слово и не задаёшь вопросов, а я, так уж и быть, не стану искать кого-то другого, чтобы излить душу этим паршивым вечером.

Младшая энергично затрясла головой, поудобнее устраиваясь на расшатанном табурете. Подробности чужих сердечных метаний интересовали её как никогда остро и волнующе. Затаив дыхание, она приготовилась к мини-путешествию по захватывающей любовной составляющей жизни её соседки.

***

21:14

Вкусный ужин, свечи, алкоголь — казалось, Дженни застряла, как Фил Коннорс, в Дне сурка, только вместо озадаченных физиономий окружающих она имела честь изо дня в день наблюдать лучезарную улыбку Манобан.

Но этому мыльному эпизоду не было места в её тёмном фэнтези. Лиса и её попытки сблизиться размягчали Дженни, словно печенье, опущенное в молоко.

Она ошибалась, в тайке не было твёрдости, опоры, в которой так нуждалась сама Ким. Она не только не смогла заменить ей Чжихё, но и Розэ, присутствие которой поддерживало лидера на всём пройденном пути. Сложно признавать, но для Лисы была отведена совершенно другая, никем ранее не сыгранная, роль. Дженни это понимала, но принять и перестать отталкивать дружелюбно настроенную Манобан не могла.

Каким ужасным должно быть зло, чтобы забраться под кожу и отравить отроду не любившее сердце?

— Заказывай всё, что хочешь. Я плачу, — передав Ким меню, напомнила Лиса.

Всю дорогу до ресторана она то и делала, что повторяла, что сегодня побудет её личным толстым кошельком. Честно говоря, младшая больше смахивала на тоненькую кредитку.

Выбрав любимые позиции в меню, лидер нескрываемо взирала на Лису, читающую длинные названия горячих блюд. Движения её уст, когда она нечленораздельно произносила вычурные слова, казались милыми, а выражение лица таким непринуждённым, что Дженни вдруг задумалась о том единственном, что мешало новой героине вступить в её жизнь.

Собственные беды с доверием вынуждали их кружиться по кругу, точно в кордебалете, где каждый лисин шаг вперёд отзывался пятью шагами Дженни назад. Старшая хорошо бегала, а тайка не спешила её догонять. Наверное, она думала, что однажды круг сузится — и Руби Джейн прибежит к ней сама.

С учётом нынешней ситуации, она была почти права. Дженни давала слабину, расклеивалась на мелкие составляющие, и собрать её обратно было вне компетенции Лалисы. Ведь это же она, девушка с высоким творческим подходом и низким процентом надёжности, крушила мироздание внутри Дженни Ким. На ней лежала ответственность и будущие последствия неконтролируемых действий. Каждое слово и жест в сторону Руби Джейн, каждый случайный взгляд, — всё это грозилось обрушиться на неё в конце финального эпизода их драмы. Лиса выбрала неправильное кино, чтобы геройствовать, и неправильного человека, чтобы любить.

«Именно ты станешь её погибелью», — вот что сказала Пак Розэ, прежде чем совершить грязный проступок, вонзив в тело Лисы охотничий нож.

Девушка не верила. Их с Дженни ждало перерождение, становление теми, кем они желали быть всю чёртову жизнь и несколько месяцев до появления на свет. Обычными людьми. Они хотели быть всего лишь обычными людьми. Серой массой в бесконечных улицах Сеула, едва видными огоньками, спешащими по своим земным делам. Забравшись так высоко, они молили снова оказаться внизу.

Но для начала стоило разобраться с незаконченными делами, а прямо сейчас дождаться их недешёвенького ужина.

— Мой папа тоже любил птиц, — расправив на коленях столовую салфетку, прошелестела Дженни. — Не так, как твой, но он обожал сезонную охоту и всегда брал меня с собой. Мне было шесть, я едва могла устоять на ногах от нетерпения, когда он учил меня перезаряжать ружьё, — она кротко улыбнулась.

То, с каким теплом в голосе Джен вспоминала отца, лишь подкрепляло её невинность в лисиных глазах. Дженни вроде бы опять было шесть: она смущённо пялилась под стол, кусая щёки, а её ноги в плетённых сандалиях ритмично постукивали по массивным напольным доскам. Немного погодя, она шумно вдохнула воздух, собираясь сказать что-то ещё, но в тот же момент возле них возникла официантка, выгружая заказанные напитки на стол.

— Если реклама не врёт, то этот ягодный морс должен освежить тебя на весь оставшийся день, — подвинув к Дженни стакан с красной жидкостью, что походила на растворившуюся в воде акварель, усмехнулась Лиса.

— Брехня, в этом ресторане из действительно стоящего только закуски и десертные вина: последние хороши лишь тем, что их привозят сюда из Северной Франции, — выпрямившись и нехотя взметнув кукольные ресницы вверх, проворчала Ким.

Младшая удовлетворённо закатила глаза. Такая Дженни нравилась ей больше: когда не отворачивалась, не замыкалась в себе, не опускала голову и не размышляла слишком много. Ведь кто знал, какие демоны теснились в шкатулке чужого разума; играли ли они в кости или же строили новые смертоносные планы.

— Мы можем уйти и перебиться бургером по дороге домой, — удостоившись дженниного внимания, заговорщически шепнула Лиса.

— Останемся, — вцепившись в предплечье младшей, настойчиво посмотрела лидер; её скула дёрнулась, и она сильнее сжала лисин рукав. — Я хочу кое-что рассказать. Думаю... Думаю, я могу тебе доверять.