Доктор Со имел строгий и тяжёлый взгляд. Его короткие волосы вились, падая на лоб, а белый халат придавал немаленькой фигуре ещё большей грузности. В отличие от присущего его образу настроения, мужчина вошёл быстро и даже как-то нервно: словно горсть иголок впивалась в его пятки, пока он пересекал палату.

— Господин Чон, что вы тут делаете? — брови врача нахмурились, когда он заприметил незваного гостя в «покоях» Джису. — Я же назначил вам постельный режим.

— Ох, да? Тогда уже ухожу, — Чонгук неловко поднялся с койки. — Простите, доктор.

Но прежде, чем он дошёл до двери, та с грохотом распахнулась, впуская в помещение взвинченную медсестру. Чонгук уже видел её раньше: кажется, это именно она поставила ему какой-то говённый укол, после которого он не мог сползти с кровати целых шесть часов. Наверное, девушка рассчитывала, что детектив поспит, но что Чон точно знал, так это то, что, пережив такие события, последнее, что он сможет сделать — это спокойно уснуть.

— Доктор Со, можно вас на минутку? — тихо проблеяла медсестра.

Мужчина кивнул, последовав за ней в конец палаты. Они с минуту о чём-то перешёптывались, пока Со не поднял свои тёмные глаза и не посмотрел прямо на Джису.

— Снимите, пожалуйста, рубашку, госпожа Ким. Нужно осмотреть ваши ожоги и сделать перевязку.

Когда дверь за медсестрой закрылась, Чонгук всё так же тихо стоял, прислонившись к стене. Внутри него поселилось маленькое беспокойное чувство, которое готово было взорваться в любую секунду. Джису чувствовала то же самое. Казалось, что некая недосказанность, проявившаяся в складке на лбу и чётких отточенных движениях, повисла на языке доктора. Словно он должен был что-то сказать, но никак не мог заставить себя это сделать. Джису его понимала. Работая долгое время в ФБР, она частенько сталкивалась с тем, что приходилось оповещать людей о чём-либо нехорошем. Плохие вести уже давно стали для неё рутиной, и, если доктор хотел сказать именно это — она была готова.

Последний узел, завязанный на её рубашке, показался слишком сильным, из-за чего Су непроизвольно зашипела от боли.

— Извините, — поспешно выпалил мужчина.

Со сделал пару заметок в медицинской карте Джису: спросил о её самочувствии, проверил температуру и прописал какие-то обезболивающие. Агент почти что его не слушала — она смотрела в бегающие глаза Чонгука, которые полностью отражали её опасения. Что-то явно было не так.

И только на выходе из палаты мужчина в халате сказал следующее:

— Мы сделали всё, что было в наших силах, но, к сожалению, он умер. Пожалуйста, примите мои соболезнования.

— Умер? Кто? — Джису в непонимании уставилась в чужую спину.

— Читтапон Личайяпорнкул.

Дверь противно скрипнула, белый силуэт постепенно развеялся перед глазами. Читтапон был мёртв.

***

Неделю спустя

К сожалению, они не смогли устроить достойные похороны. Во-первых, Тэн находился в Корее незаконно, а, во-вторых, Джису с Чонгуком не знали никого, кто мог бы оплатить хотя бы прощальную комнату. Они не были с покойным бандитом друзьями, но Су всё равно чувствовала вину, ведь обещала тому укрытие и алиби, а на деле преспокойно отдала в руки Смерти. От этого девушке было плохо до систематичной рвоты и чёрных пятен перед глазами. Она больше не могла есть, спать и что-либо делать. Её спина постепенно заживала, сотрясение мозга было незначительным, а начальство трезвонило по пять раз на дню — абсолютно всё взывало её вернуться в строй. Джису не могла, не тогда, когда мысль о вине в чужой смерти затягивала на её шее свою удушающую петлю. И не тогда, когда вместо остатков еды из организма начала выходить желчь.

Ким не выдержала: купила место на кладбище за свои кровные деньги и устроила тихие похороны наедине с завывающим ветром и жалким букетом белых цветов. Она не сказала об этом никому: Джису думала, нет, надеялась, что так сможет искупить свои грехи. В противном случае, она сама была готова отдаться в руки «Леди правосудия».

Мёртвые не разговаривали, они не могли ответить на заданные им вопросы, как и не могли прощать. Агент это знала, но всё равно продолжала приходить на могилу тайца каждый день ближе к полудню. Она смотрела на серую дешёвую плиту, на всё ещё свежую землю и соседние могилы, она представляла между ними себя, убитую на очередном задании. Джису знала, что ей прогнозирована учесть ненамного лучше той, что постигла Тэна. Кроме того, девушка уверена, что память о ней будет такой же тусклой и безликой, как и у всех окружающих могил. Безымянное кладбище — вот, что светило такой, как она: одна из сотни ям, ничем не отличающаяся от остальных. Забытье.

В очередной из таких дней она пришла на кладбище раньше обычного, по пути замечая парня, стоящего прямо над местом, где был захоронен таец. Джису подумала, что, возможно, это очередной чудик, какие обычно гуляют по таким местам и читают надписи на надгробьях. Ким даже слышала, что существуют кладбища-музеи, но данное слабо подходило под это определение.

— Извините, — она осторожно обратилась к неизвестному, — вы стоите над могилой моего… знакомого.

Парень тут же посмотрел на Су. В его взгляде блеснул неподдельный интерес.

— Вы знали Читтапона?

— Да. А вы?.. — Джису заметно напряглась.

Она и подумать не могла, что найдётся человек, вспомнивший о Тэне после его смерти.

— Он мой друг, — твёрдо произнёс тот.

Какое-то время он переминался с ноги на ногу, а затем добавил:

— Простите, но откуда вы знаете Читтапона и кем ему приходитесь? Дело в том, что мы с ним, видите ли, были очень близкими друзьями, и я знаю про всех его «знакомых». Кроме вас.

— Могу задать тот же вопрос. Если бы вы и правда были так близки, как рассказываете, то занялись бы его похоронами самостоятельно. Я права? — Джису показательно присела на корточки, чтобы поправить засохший букет.

— Я узнал о его смерти сегодня утром. В последнее время мы были не в ладах, и я не знал, где его искать, так что… Да, вы в чём-то правы. Разрешите представиться, Чон Юно.

— Ким Джису, приятно познакомиться.

«Наверное, он из мафии», — завертелось в голове.

Это лишь предположение, но, если оно окажется верным, Джису не знала, что ей делать. Куда бежать. Этот человек уже знал её имя. Ким почувствовала себя полной идиоткой.

— Так как он умер, Ким Джису? Я правильно понимаю, что это вы позаботились об… Этом? — Юно обвёл рукой могилу.

— Несчастный случай, который настиг его, пока он занимался благим делом.

— Благотворительность? — прыснул в кулак парень. — Мы хоть и расстались не на самой приятной ноте, но Читтапон и благие дела? Вы мне врёте.

Юно нагло продолжал осматривать Джису. Агенту казалось, что этот человек хотел отпечатать её облик у себя в памяти, чтобы потом перенести на бумагу. Было очевидно, что он в чём-то её подозревал. Сейчас главной задачей Ким было подтолкнуть его на ложный след, поэтому она выбрала самый опасный вариант из всех имеющихся.

— Вру? Я слышала, что он долгое время занимался чем-то незаконным и что, когда босс вышвырнул его из конторки, Читтапон заинтересовался обратной стороной медали. Знаете, Юно, что-то вроде мести. Он связался с теми, кто творит правосудие, и поплатился за это жизнью, — Джису театрально шмыгнула носом. — Жалко только, что те люди так и остались безнаказанными.

Поджав губы, Ким смахнула рукой невидимые слезинки.

— Простите, мне надо идти. Поговорите с ним за меня.

Стук её каблуков звучно отбился от проложенной плитки, позади прогремел вопрос:

— Так кем вы ему приходились? — в голосе парня прозвучало беспокойство.

— Мы спали, — не оборачиваясь, кинула Су.

— Но вы же… Вы же… Женщина?

— Похоже, Читтапон пересмотрел свои приоритеты. Наверное, устал от вездесущего контроля и приказов, — брюнетка позволила себе мельком взглянуть на растерянного мафиози. — Всего доброго, Юно.

Разжигать в мафиози ненависть к женщинам не входило в планы Джису, только если этими женщинами не являлись «Леди правосудия».

***

— Мелкая сука! — до одури сжатый кулак врезался в стену, проделывая в той внушительную дыру.

Мужчина стиснул зубы — резкая боль стрельнула вверх по запястью.

К счастью, на сотворённый шум никто не прибежал, был слышен лишь обеспокоенный вдох секретарши, сидевшей прямо за пострадавшей стенкой.

Брюнет растёр покрасневшие костяшки, а затем мельком посмотрел в окно. Вид ночного Сеула распалял в нём желание найти глупую девчонку и поставить на место (и что, что его статус едва ли дотягивал до её). Мужчина больше не мог терпеть её халатность, ребячество и полное отрешение от семьи. Этой девчонке передали корону, усадили на трон и позволили раздавать приказы, а она поступила, как самая настоящая трусиха. Сколько ещё Мама Леоне будет прятаться за спиной своего папочки? Брюнет не спорил, что старик был прекрасным предводителем клана, но его спонтанное решение покинуть игру поразило даже членов его семьи — именно так Папу Леоне сменила Мама. Пожилой мужчина просто взял и перекинул свои обязанности на собственную дочь, которая, по скромному мнению любого неравнодушного члена мафии, была тем ещё подарком судьбы.

— Господин, к вам просится Чон Юно, — в динамике раздался мелодичный голос секретарши.

— Впусти его.

Мужчина нехотя присел за своё место.

— Что такое, Юно? Нашёл беглеца? — он лениво откинулся на спинку мягкого кресла.

Прежде, чем дать свой ответ, Чон склонился в уважительном поклоне, натыкаясь глазами на скромную настольную табличку, на которой было выгравировано золотыми буквами короткое и лаконичное «Никхун». Поверить только — человек с таким, казалось, простым именем, обладал не абы какой властью.

— Он мёртв, мой господин. Что прикажете делать?

Никхун задумчиво уставился вперёд. Ему стоило догадаться, что кто-то вроде Читтапона и дня не продержится на воле. Это было ясно, как дважды два — простая математика.

— Забыть о его существовании и двигаться дальше. Крысы не достойны, чтобы о них вспоминали, Юно, — мужчина забарабанил пальцами по столу.

Он знал, каким был покойный: ветер в голове, длинный язык и неумение удержать член в штанах. Никхун до сих пор удивлялся, почему клан вообще принял этого ободранца в свои ряды. Возможно, у того были связи, но даже это не оправдывало необдуманного решения Папы.

Другое дело Юно. Высокий, сильный, честный и умелый парень — такие нужны были ему в Корее позарез. Он не особо в курсе, как там было у его предшественников, но когда он, Никхун, стал лидером корейского филиала мафии Леоне — в их рядах воцарился порядок. Потеря такого человека, как Читтапон, не должна была сказаться на их боевом духе.

— Если это всё, то ты знаешь, где выход.

***

После того, как Дженни не послушала Лису (это было даже смешно) и всё же пошла выполнять свой план, прошла неделя. В течение этого времени они не проронили в сторону друг друга ни единого слова. Дженни старательно делала вид, что младшей не существует, а та, в свою очередь, умело ей подражала.

Между ними всегда существовала неопределённость, переступить которую было почти что невозможно. Но они никогда и не пытались, по крайней мере, Руби так точно. Ей было комфортно придерживаться дистанции, и это касалось не только Лисы, но и всех остальных обитателей планеты Земля. Возможно, и были среди них исключения, но такие люди, если уже не мертвы, то находятся под угрозой неминуемой смерти. Близкие Дженни Ким так или иначе начинали удобрять землю раньше положенного. А Манобан… Она всё только портила. Своими подколами и длинным носом девушка добивалась разве только нервного срыва Руби Джейн, но никак не её расположения. Но даже так её персона всё ещё интриговала, и старшая не могла себе позволить упустить возможность узнать больше о Манобан. Ким вроде бы чувствовала, что у той под подушкой хранится секрет покруче, чем у любой из них пятерых. Наверное, именно поэтому она вытащила Лису с собой на прогулку. И да: они всё ещё не разговаривали в процессе.

Дженни чувствовала обиду, исходящую от младшей. Если бы она на неё сейчас посмотрела, то наверняка бы увидела трогательно дрожащую нижнюю губу и слёзы в глазах. Лиса была таким невыносимым ребёнком. Кроме того, ей нужно было посетить «Leather and Velvet», коробки из которого сами себя не унесут. Да, только из-за этого Лиса вышагивала рядом с ней по скромной сеульской улочке, сжимая в руке фруктовый лёд. Иных причин не было.

Цзыюй говорила, что Дженни-онни остынет, что не разговаривать с кем-то такое продолжительное время для неё в порядке вещей. Лиса ей не верила. Она не хотела быть с Ким лучшими подружками или типа того, но хотя бы иметь хорошие отношения, чтобы в следующий раз (если такой будет) та придерживалась её стороны. Для Манобан важно, чтобы шатенка учитывала её мнение и (желательно) его разделяла. Она не считала, что решения девушки импульсивно-спонтанные, но да: если бы они были на одной волне, было бы куда проще. Проще ужиться, в первую очередь. Лиса понимала, что не в праве устраивать переворот в банде, но её учили всё подстраивать под себя, а этого из неё не вырезать даже самым острым ножом.

Магазин был привычно наполнен тишиной: где-то из колонок слабо доносилась джазовая музыка, насвистывал под нос охранник и тихо хлюпала шваброй уборщица. Уже знакомый Лисе продавец-консультант, заприметив двоих посетительниц, приветливо улыбнулся, спрашивая, что их интересует.

— Заказ на имя Ким Дженни, правильно?.. — русая неловко дёрнула старшую за рукав чёрной джинсовой куртки.

— Мы пока осмотримся, — проигнорировав её слова, вежливо ответила продавцу Дженни.

— Конечно.

Стоило мужчине исчезнуть в глубине магазина, Лиса повторила своё действие, удержав Ким уже за плечо.

— Хочу примерить те восхитительные сапожки из кожи крокодила.

Дёрнувшись вперёд, Ким удалось вырваться из крепкой хватки, дабы переключить всё своё внимание на не такую уж и красивую обувь. Шатенка не хотела говорить.

— Зачем мы сюда пришли? Я думала, тебе нужна помощь, чтобы донести коробки. Это была ложь? — упорство Манобан не знало границ.

— Рози, что думаешь, эти сапожки будут сочетаться с моим серым клатчем? — Джен сделала вид, что включила видеосвязь.

Ну нет, этот дешёвый театр одного актёра нужно было срочно закрывать на антракт.

— Дженни, — крепко обхватив чужое запястье, спокойно и в то же время властно сказала Лалиса.

Ким медленно закрыла глаза, мысленно начиная обратный отчёт от десяти. Прикосновение жгло кожу и навевало непотребные воспоминания. Только не сейчас. Лиса совсем не похожа на… Неё. Лишь Чжихё умела вытягивать из Ким истинные эмоции и докапываться до правды, Лиса была не такой. Она не должна была. Не имела права.

К горлу подступила тошнота. Кажется, завтрак хотел поприветствовать этот мир и идеально пропылесосенный ковёр «Leather and Velvet».

— Дженни, — повторила Лиса, а затем старшая медленно начала оседать на пол. — Боже, Дженни, ты в порядке? — испугавшись такой реакции, она схватила девушку за лицо, начиная несильно хлопать по щекам.

— Всё нор… Всё нормально, — высвободив руку из клешней тайки, еле слышно пробормотала она. — Принеси. Принеси мне воды, Лиса.

Быстро сообразив, Манобан убежала к стоящему у входа кулеру, после чего, усадив Ким под кондиционер, всучила той в руки наполненный до краёв стакан. Она уже видела лидера в подобном состоянии тогда, в банке, и боялась, что её внезапное падение на ковре магазина напрямую связано с тем инцидентом.

— Судя по всему, помощи от персонала тут не дождёшься, — пропыхтела под нос младшая. — А если бы меня тут не было? Что бы ты делала? Умирала? Мы больше сюда не придём, — это уже было адресовано Дженни.

— Боже… — мягко рассмеявшись, покачала головой та.

Посидев ещё какое-то время под ледяным воздухом кондиционера, Руби переместилась на диван, что у самых примерочных. Она долго осматривала висящее рядом платье, а затем серьёзно посмотрела на Манобан:

— Примерь его.

— Зачем? — Лиса с нескрываемым скепсисом в голосе посмотрела на чёрное кожаное платье. — Хочешь пригласить меня на свидание в публичный дом?

— Что? Нет, — старшая закатила глаза. — В следующую среду состоится презентация новой машины марки Hyundai. Хочу посмотреть на собственное представление из первого ряда.

— Ты всё-таки это сделала? — посерьёзнев, мрачно спросила русая.

Она не была уверена до конца в действиях Ким, но да, теперь она знала, что та пропустила её просьбу мимо ушей. Впрочем, ничего удивительного.

— Сделала, но никто не узнает, что это была я. Можешь не волноваться. Я передала некоторую информацию из чемодана знакомой журналистке, остальное остаётся за ней.

— С чего ты взяла, что я волнуюсь? — Лиса робко сжала в руках платье.

— Потому что я не слепая, да и это нормально, когда ты переживаешь за участников своей банды.

На губах Манобан расцвела улыбка: она больше не чужая, Дженни считала её своей.