Начиная месяца с пятого, живот становится всё заметнее. А внимания от Рана - всё больше. Если прежде моё с ним общение ограничивалось совместными приемами пищи и сексом, то теперь он чуть что - находит меня и то укладывает голову на бёдра, уставившись взглядом в надувающееся пузо, то наглаживает его и тихонько целует, потираясь чуть колючей от щетины щекой. И бесконечно разговаривает с малышом. Мне странно - я и сама что-то рассказываю маленькому созданию внутри, но когда я это делаю, то обычно описываю мир вокруг или читаю вслух книги. Ран же постоянно делится какой-то информацией об оружии, о том, как можно нанести вред человеку, чтобы со стороны выглядело, будто всё в порядке, и - внезапно - рецептами сырных шариков со всевозможными начинками. У меня возникает ощущение... нормальности? Человек, говорят, привыкает ко всему, но я и не думала, что так быстро можно свыкнуться с вынужденной изоляцией ото всех людей, кроме одного, повёрнутого на голову. Ладно, двух - посчитаю эмбрион за человека, раз уж и я, и Ран общаемся с ним так, словно он нас слышит. Доктор не в счёт - он приезжает раз в месяц. Ран убедил его и теперь все анализы и обследования проводятся здесь. Знать бы, где это здесь.

Искать лазейки наружу стало моей внутренней игрой. Я отмечаю, где расположены камеры, сколько шагов от одной до следующей, есть ли места, где деревья находятся совсем рядом с высокой каменной оградой, проверяю наличие слепых зон. Последнее, правда, пару раз чуть не вышло боком - Ран, теряя меня из виду в те моменты, когда решает взглянуть на мониторы слежения (даже несмотря на браслет, по которому точно можно понять, что я нахожусь на территории его поместья), приходит в бешенство. Он не может нанести мне серьёзный вред, но на запястьях ещё долго потом красуются тёмные пятна, а в укромных уголках сада появляются новые глаза "большого брата".

За неимением интернета я прочла кучу книг, самых разных - от детских сказок до руководства обращения с катаной. Ран разрешил пользоваться находящейся в доме библиотекой и я, с мыслью о том, что могу найти нечто, способное помочь мне сбежать, перерыла все полки. Глупо, конечно, но вдруг я обнаружу секретные планы подземных ходов? Маловероятно - здание достаточно современное, и я порой понимаю, что всего лишь пытаюсь создать иллюзию того, что могу вырваться отсюда. И всё же этот поиск развлекает меня и подпитывает никак не желающие засохнуть семена надежды.  В библиотеке тоже стоят вездесущие стеклянные зрачки, наблюдающие за каждым моим шагом, но вряд ли поиск книги может показаться слишком подозрительным, если лениво перебирать издание за изданием, листая неторопливо страницы. Во всяком случае, Ран ни разу не обратил внимания на то, какие книги я выбираю. Он заслушался однажды, пока я читала вслух на тот момент уже шестимесячному обитателю моего живота хокку. Они, похоже, нравятся ему больше всего - их особый ритм заставляет его крутиться активнее, то и дело заезжать по моему животу.

- Больно? - спрашивает как-то Ран, когда я морщусь от очередного пинка по внутренностям. В подобные моменты он кажется таким человечным. Мне приходится напоминать себе о том, что он со мной сделал, чтобы остаться в правильном понимании реальности. Я и так ощущаю себя сейчас слишком хорошо. Возможно, это гормоны, но у меня куча сил, я нахожусь постоянно на свежем воздухе, ем вкусную еду, занимаюсь то растяжкой, то какими-нибудь упражнениями для беременных (Ран привёз книгу по моей просьбе), у меня много секса - я перестала сдерживать себя, сама порой инициирую близость, творю всё, что вздумается и регулярно ловлю оргазмы, ухаживаю за цветами в саду... В общем, моя жизнь сейчас может кому-то показаться сказкой. С той лишь оговоркой, что во всём остальном я не свободна.
- Неприятно, - Ран касается живота, его тут же бьёт по ладони тот, кто находится внутри, чем приводит в неописуемый восторг. Я задумываюсь: а что будет после родов? Отпустит ли меня Ран? Или заставит остаться с ним, выкармливая ребёнка? Я понимаю, что сбежать из больницы гораздо проще, чем отсюда, но надо выбрать правильный момент - если уйти слишком рано, то могут возникнуть проблемы с невосстановившимся организмом, а новый визит в медучреждение грозит походом в полицию - в больнице сразу поймут, чем вызвано моё состояние и будут спрашивать, где ребёнок. У меня нет ни малейшего желания оставлять его себе. Я... Я не могу сказать, что чувствую что-то сильное, о чём говорят многие беременные и матери. Надеюсь, и после родов ничего не поменяется. Сейчас я испытываю, скорее, интерес - мне любопытно, что там, внутри меня, как это крошечное создание ощущает мир вокруг, что происходит в его маленькой голове, каким он будет, когда появится на свет. И мне абсолютно плевать, что с ним будет после.

Ран же, напротив, рассказывает малышу постоянно, как его ждут, как он будет с ним заниматься стрельбой и боевыми искусствами, как он познакомит его со своей "семьёй" - судя по тому, что он рассказывает, он состоит в какой-то криминальной организации. И я, слушая, понимаю, что меня, в общем-то, нет в этих планах. Ран полностью сосредоточен на будущем ребёнка. Моё имя или упоминание никак не проскальзывает в их совместной деятельности.  Он не спрашивает, что я думаю о времени после рождения. Он или не сомневается, что я останусь и буду делать всё, что ему вздумается приказать, или... Собирается избавиться от меня, когда я стану не нужна. В конце концов, вырастить даже грудного малыша можно на смесях. Впрочем, я не сомневаюсь, что Ран заставит меня кормить грудью, пока это возможно, а потом...

Все эти мысли посещают меня уже в конце восьмого месяца. Остался ещё один. Мой живот кажется мне самой огромным, но когда я смотрю в зеркало, я вижу, что он не такой уж и большой. Центр тяжести сместился и теперь я хожу, немного переваливаясь с ноги на ногу. Размышляя о своей ситуации, я прихожу к выводу, что надо бежать, пока я буду в больнице - потом это вряд ли станет возможным. Продумывать, как это сделать сейчас нет смысла - я не знаю, где именно буду находиться, что и кто меня там будет окружать. Но я, тем не менее, стараясь вести себя нормально. Показываю Рану страницу из книги о беременности, что он мне привёз, со списком вещей, которые потребуются малышу и матери в первые дни и дополняю его новой одеждой для себя. Очень быстро всё это появляется в моей комнате. И хотя осталось ещё недели три, у меня уже наготове сумка с необходимыми вещами.

- Волнуешься? - Ран целует мой живот.
- Немного, - конечно, но не по тому поводу, о котором думаешь ты, Ран, - ладно. Я сильно волнуюсь.
- Не переживай, всё будет хорошо. Малыш будет самым красивым и здоровым, - он уже спустился ниже и его язык между складок и пальцы внутри усиливают моё желание.
- Как ты хочешь сегодня, сладкая?
- Хочу сверху, лицом к зеркалу, - я смогу откинуться назад, чтобы живот не мешал. Если сесть лицом к Рану, он будет задевать его, а мне это неприятно.
Язык внутри меня ускоряется, его движения дразнят мой вход, я ласкаю руками свою грудь, чувствуя как начинает сокращаться влагалище, запускаю руку в волосы Рана, чуть надавливаю. Он, принимая сигнал, меняет язык на пальцы и присасывается к клитору. Меня хватает совсем ненадолго.
- Ох, вкусная, какая же ты вкусная. Слышишь, малыш, - он прикасается губами к животу, - твоя мамочка самая сладкая и самая вкусная девочка во всём мире. Так ведь, карамелька?
Ран усаживается на кровать, опирается на её спинку. Я забираюсь на него и насаживаюсь, откинувшись на его грудь. Двигаюсь, чувствую, как он скользит по стенкам моей вагины, его ладони, сжимающие мою грудь, губы на своей шее. Смотрю в зеркало напротив: как его член входит и выходит, как подскакивают вверх-вниз мои груди, его яйца, как его руки накрывают меня, одна - клитор, вторая - живот. Какие мы оба раскрасневшиеся, взмокшие. Ран ловит мой взгляд в зеркале и не отрывается от него. Притормаживает движения, делает их длинными и более глубокими, чувственными.
- Нравится? - шепчет он, продолжая всё так же смотреть в отражение моих глаз. Я киваю, не прерывая контакта.
- Тебе нравится, как я тебя трахаю, сладкая? - я снова киваю.
- Скажи. Скажи это вслух.
- Мне нравится, как ты меня трахаешь, - я произношу слова на автомате, хотя мне сейчас действительно хорошо.
- Скажи моё имя.
- Мне нравится, как ты меня трахаешь, Ран, - чёрт бы его побрал, мой оргазм уже так близко, а он пристал с какими-то глупыми признаниями.
- Не верю, - он останавливается, я извиваюсь на нём, опускаю руку вниз, к клитору, но Ран перехватывает её, второй рукой удерживая мои бёдра.
- Ран, пожалуйста, - под его хваткой двигаться становится невозможно, я словно наркоманка, которой ввели иглу в вену, но не надавили на поршень.
- Дааа? - Он гладит мои ноги, едва-едва касаясь половых губ, выцеловывает шею.

Я не хочу просить его! Сжимаю мышцы влагалища и чуть двигаюсь, так, чтобы его член надавил куда нужно. Сдавливаю его собой, ощущая как разрядка вновь становится ближе. Он, похоже, не ожидал этого:
- Суууучка! - его член явно разделяет моё стремление кончить побыстрее, подрагивая внутри, - Ну уж нет! Я сам постараюсь.
Ран вталкивается, поглаживая клитор и довольно рычит от моих ритмичных сокращений, сам тоже достаточно быстро изливаясь в меня.

Через пару недель, когда до родов остаётся всего-ничего, в доме появляется оборудование, подозрительно напоминающее то, что стоит в родильных палатах: акушерская кушетка с поднимающейся спинкой, кардиограф, ещё куча всяких штук. В один из дней Ран отправляет меня погулять по саду. К моему возвращению в потолок над кушеткой оказывается вмонтированным крюк со специальным полотном, а ещё - две акушерки.

Я понимаю, что о родах в больнице можно забыть.