Им по пять лет. Кто-то скажет — возраст невинности. Дракен скажет — возраст, когда катана впервые ложится в ладонь. В ней больше не лёгкость и безопасность деревянного меча. Смертоносность тонкого клинка ощущается сполна, оттягивая вниз детскую руку. Но в глазах Манджиро — только восхищение. Да и сам он горд тем, что их сочли достойными принять отцовские дары. Вверили безопасность и свою, и лучшего друга, который может считаться братом. Металл сверкает и искрится, ударяясь о такой же в сжатых ладонях напротив. Их движения пока ещё немного бестолковы, суетны. Осторожны чрезмерно, но опасны, стоит разойтись, размять неуверенность. Учитель внимателен, но и он не вездесущ. Дракен грозится убить Манджиро за отрезанную косичку. Тот же злится, стоит Дракену победить его в бою, приставив к горлу смертельную прохладу лезвия, пытается ударить исподтишка вместо честного сражения.

Им по десять. Бок о бок растут и крепчают они, делят радости и обиды, шалости и наказания. Прячутся в укромных уголках просторных палат и утаскивают с родительского стола угощение гостям. Смеются взахлёб, смотря, как важный старик путается в длинных полах церемониальных одеяний и получают нагоняи за неуважение традиций. Оттачивают удары, то и дело смахивая с кожи друг друга пару кровавых капель, когда не успелось увернуться вовремя. Ссорятся — до разодранных и покусанных рук, выдранных волос, разбитых губ и носов, до слёз и воплей, что больше никогда не хочешь видеть. Мирятся — со взглядами исподлобья, под тычками родителей навстречу друг другу, сквозь сжатые зубы, а через час — с обещаниями никогда больше не расставаться и всеми-всеми тайнами, что случились за неделю, пока не разговаривали.

Им по пятнадцать. Уже мужчины. Каждый знает своё место. Место Дракена — за спиной Манджиро. Помогать, подсказывать, подставить плечо, если друг оступится или устанет. Место Манджиро — впереди своего войска. Отец его почил, оставив сыну правление кланом и врагов — как тех, что рассыпаны по стране, спрятаны в горах и лесах, натачивают свои катаны в ожидании битв, так и мятежников, что не признали верховенство, что стремятся изнутри раздробить с трудом скованную слаженность и боевую мощь. На пороге смерти призвал он Манджиро и высказал свою волю. Склонив светловолосую голову, внимал сын каждому слову, льющемуся из уст прощающегося с миром родителя. Смотрит Дракен как расправляется грудь Манджиро, до того сгорбленная над смертным ложем, как руки его сжимаются, наливаются силой, как поднимается он и глаза его горят, будто не проводил он отца в последний путь, будто узнал важный секрет. Замечает, что лежащий не дышит уже, хочет посочувствовать другу. Но тот кладет руку ему на плечо, устремляет взгляд сквозь, в неведомое Дракену.

— Отоо-сама завещал мне великое дело, Дракен. Будешь ли ты рядом, чтобы осуществить его?

— Буду, Манджиро. Мои долг и честь — верой и правдой служить твоей семье.

— Мы должны объединить кланы, Дракен. По всей Японии. Чего бы ни стоило нам это. Только так наша страна станет сильной, — губы Манджиро продолжают говорить, но взор уже там, в будущем.

Сквозь пелену времени момент кажется смазанным, ненастоящим. Но Дракен всё ещё чувствует пальцы на своём плече. Тепло, исходящее от Манджиро. Движение воздуха от его речи.

И тут же переносится в гущу битвы. Сразу узнаёт друга. Его ни с кем не спутать — сколько боёв они провели вместе, в скольких сражениях рука об руку побеждали. Глаз подмечает каждый шаг, каждое, неуловимое для других, движение. Манджиро и в самом деле стал непобедим — в честной битве одолеть его никому не суждено. Только вот судьба не спрашивает — готов ли ты к бою. Всё равно ей на твои планы. Ей важно лишь одно — как долго ты задержишься на этом свете, как долго будешь топтать землю.

Взмахи катаны легки. Словно в танце кружится Манджиро, а не прорубает свой путь сквозь толпы неприятельской армии. Скрыто под маской лицо, но Дракен чует — как и каждый из богов смерти, пришедший на поле боя — азарт, жажду не победы, но — восторга, у́дали, славы.

Дракен вздыхает — боль бьётся под его рёбрами, рассекает их столь же остро и беспощадно, что и оружие. Совладать с нею — всё равно, что остановить лавину голыми руками. Он позволяет тоске по будущему растопиться по телу, призывает её образ вместо того, что встанет перед глазами через несколько мгновений и легонько притаптывает камень на пути изменника, намеревающегося стянуть с Манджиро шлем. Ослабляет завязки на пластинах, что защищают шею. Пальцы его колет неизбежность, невозможность прикоснуться к нему иначе — ободряюще, обнадеживающе.

И хочется закрыть глаза, когда слетает с головы рогатая маска, рассыпаются причудливо по земле листки металла, размётываются по ветру золотистые волосы и пронзает взгляд понимание и предчувствие. Но нельзя. Нельзя упустить ни мига.

Дракен прикасается к груди друга, пускает по пальцам холод, дожидается, пока клинок рассечёт глотку от ключицы до уха и отправляет душу своего названного брата за новый предел, не дав ему взглянуть на того, кто не позволил обрести в этом бою ещё одну победу.

— Прости, Манджиро, в другой раз.