Бабка храпела, словно древний паровоз, и дед никак не мог уснуть, ворочаясь на кровати. Только стоило с трудом задремать, как очередной паровозный гудок безжалостно развеял узы сна. Старик вскочил с постели и босиком направился на кухню.

- Чо не спишь, полуночник? Спать мне мешаешь! - недовольно заворчала супруга и, перевернувшись на другой бок, спряталась под одеялом.
- Поспишь тут, как же! - огрызнулся дед и, почесав поясницу, решительно распахнул холодильник. Глаза недовольно сузились, с губ непроизвольно сорвалась нецензурная тирада. Початая бутылка водки исчезла. Со злой ухмылкой Иваныч покинул место своего фиаско и, прихватив со стола пачку папирос, пошлёпал на улицу.
Лёгкий ветерок взъерошил седую шевелюру. Сверчки давали совместный ночной концерт с лягушками из пруда. Полная луна притаилась среди небольших туч. Прислушавшись к звукам в доме, дед успокоился от равномерного храпа из спальни. Теперь можно и тайничок распотрошить. Встав на четвереньки, старик, словно партизан, полез в незаметный лабиринт поленницы.

***

Когда время близилось к обеду, Марфа Петровна услышала, как на дворе с грохотом развалилась поленница.

- Явился - не запылился. Опять нахрюкался, скотина! Ну, погоди, старый пень, сейчас опохмелю, - схватив с печки чугунную сковородку, она выскочила на улицу.

Дед сидел на завалинке и был белее мела. Глаза смотрели в одну точку, руки тряслись, седые волосы стояли дыбом, а зубы крепко сжимали папиросу.

- Что? Допился до белочки, хрен моржовый?! - хозяйка задумчиво замерла, разглядывая супруга. А когда дед понурил голову, она ласково похлопала его по спине, сковородка для такого дела подходила лучше всего.

Иваныч подскочил, словно ужаленный от нежностей Марфы, шок как рукой сняло.

- Не пил я! - осипшим голосом крикнул он и, вырвав из рук жены чугунное оружие ближнего боя, зашвырнул его в кусты крапивы. За что тут же получил затрещину.

- Очумел, старый? А ну, доставай. Я блины печь собралась, а он сковородками разбрасывается! - бабка упёрла кулаки в бока и сердито нахмурила брови.

- Так не на моей же спине, она чай не казённая!

- Ты мне зубы не заговаривай, доставай сковородку, алкаш.

- Да погодь ты, дай успокоюсь немного, - дед снова уселся на завалинку и попытался подкурить папиросу. Но руки дрожали и, сломав несколько спичек, Иваныч протянул коробок супруге. - Подсоби, Марфушка.

- Что случилось-то, Вась? - поинтересовалась озадаченная хозяйка, не унюхавшая никакого перегара. Чиркнула спичкой по коробку и поднесла пламя к папиросе.

Дед глубоко затянулся, вдыхая горький никотиновый дым и закашлялся. Марфа легонько похлопала его по спине.

- Бросал бы ты курить, Вась.

- Не поверишь, до сих пор от страха колбасит. Чуть в штаны не наложил, - Иваныч покачал головой и прикрыл мозолистой ладонью глаза.

- Пить меньше надо, тогда и кошмары не будут сниться, - проворчала Марфа Петровна и погладила седую голову мужа.

- Да говорю же, что не пил. Ты же бутылку из холодильника спрятала, - дед негодующе уставился на супругу. - Пришлось лезть за заначкой.

Петровна только тяжело вздохнула, дед был не исправим.

- Короче, разместился я в укромном местечке, только собрался причаститься...

- Не богохульствуй, пьяница! - от лёгкой затрещины Иваныч непроизвольно выплюнул папиросу и чертыхнулся от досады.

- Лучше бы налила стопарик для снятия стресса, чем тумаками потчевать, - нахохлился дед, скрестив руки на груди.

- Рассказывай свою байку, а то сама сковородку достану и сниму твой стресс старым проверенным способом.

- Так вот, только свинтил крышку и приложился к горлышку бутылки, Барбос у Коляныча вдруг заскулил, словно ему яйца прищемили, и замолк тут же. А потом слышу за поленницей кто-то идёт. Ветка хрустнула, зашуршало что-то. Выглянул я из своего закутка и обомлел. Холодом повеяло, по спине мороз, в июле-то месяце! У нашего колодца стоит кто-то, наверное, ростом выше дома, в длинном плаще, лица не видно из-под капюшона.

- Да ну, скажешь тоже, с дом! Чего сразу не с колокольню-то? - недоверчиво воскликнула Петровна.

- Тьфу, балаболка. Говорю, как есть. Высоченный и худой, словно жердь. Плащ на нём, как на вешалке висел.

- Может, это баскетболист какой, они все длинные, как оглобли. В Москве видела раз, век не забуду.

- Ага, поиграть к нам на огород приехал, - дед ухмыльнулся, но, вспомнив ночного визитёра, быстро перекрестился. - Нет, Марфа, не спортсмен это был. Когда он повернулся в мою сторону, из-под капюшона словно два раскалённых угля вспыхнули, и бутылка у меня в руках тут же лопнула. Такое ощущение, будто сама тьма мне в душу заглянула. Да, ещё запах от него, дурманящий какой-то.

- Бомж, к гадалке не ходи. От них воняет, хоть стой, хоть падай, - вынесла свой вердикт женщина

- Да ёпэрэсэтэ! Какой к лешему бомж? Что, я, бродягу с нечистой силой перепутаю? - дед от досады вскочил и вскинул вверх руки.

- Ладно, ладно, угомонись. А дальше-то чего?

Дед почесал затылок и развёл руки в стороны:

- В глазах потемнело, в горле пересохло. А когда проморгался, никого на огороде уже не было. Да только я почему-то ни рукой, ни ногой пошевелить не мог, застыл, как памятник, и вот только сейчас кое-как очухался. Эх, такой продукт псу под хвост из-за этого ирода. Марфуш, налей, а!

- Ладно, пошли, налью стаканчик. Но смотри, узнаю, что брешешь, закодирую и маму к нам жить позову, - пригрозила Петровна и пошла в дом.

В этот момент распахнулась калитка и на участок зашёл Коляныч. Сосед был хмурый и явно уже опохмелившийся. Только одевался видать впопыхах, так как был в одной резиновой галоше, в телогрейке на голое тело и цветастых семейных трусах.

- Всем салют! Иваныч, помощь нужна.

- Ты куда такой нарядный собрался? - с крыльца поинтересовалась Марфа Петровна.

- Погодь, язва! Что случилось, дружище?

- Барбос мой, того, окочурился, - печально поведал Коляныч и смахнул грязной ладонью слезы. - Похоронить бы надо. Ну и помянуть, само собой.

- Вот тебе Марфа и баскетболист, - пробормотал дед и достал из смятой пачки папиросу.