Чем дальше мы шагали от дома, тем плотней становилась темнота и громче трещание ночных насекомых. Я шла за незнакомкой, изучая ее одежду — джинсы и черную кожаную куртку, — ее решительную походку и прямую спину. Черные, блестящие, как шелк, волосы стекали по ее плечам...

— Судя по всему, эта мелодия что-то значит для тебя? — поинтересовалась незнакомка.

— Вы от него?

— Смотря кого понимать под ним.

— От Феликса?

Она остановилась и повернулась ко мне. Высокий лоб, смуглая кожа, глаза, щедро подведенные черным: Нефертити, восставшая из мертвых. Только вот это удивительное лицо ничего не выражало. Типичный «poker face» — лицо игрока в покер, которое ничего не выражает, чтобы никто не догадается, что у него за карты. Я поймала себя на мысли, что Феликс тоже часто смотрел именно так.

— Я зову его по-другому, но сейчас это неважно. Да, меня заставил приехать он.

Я сцепила влажные, заледеневшие пальцы и приготовилась ловить каждое ее слово.

— Меня заставил приехать он, но он об этом приезде ничего не знает.

— Как это?

Нефертити помолчала, глядя на меня с каким-то сомнением. Как на карту, которая не имела никакой ценности, но была последней в колоде.

— Мне нужна твоя помощь, Лика.

Звук моего имени, которое она знала заранее, заставил меня вздрогнуть.

— Да, все что угодно, — охрипла я.

— Ему осталось три года.

Я моргнула, отказываясь верить тому, что услышала.

— Что значит «три года»?

— Три года, а потом тело сложат в ящик. Так понятней?

Я никогда не падала в обмороки. В обычные обмороки, когда сознание никуда не выпрыгивает, а просто меркнет. Но на этот раз это был именно он: я осела на землю и хлопнулась затылком об землю. Когда я пришла в себя, незнакомка сидела рядом на корточках и растирала мои виски теплыми ладонями.

— Уже лучше?

Я поднялась, схватившись за протянутую руку.

— Лучше бы тебе подсобраться, — проворчала Нефертити. — Я же не сказала «он мертв». Я сказала: «осталось три года». Это хорошая новость вообще-то.

— Я так понимаю, есть и плохая? — сказала я, не в силах скрыть сарказм.

— Он болен. Наследственное заболевание. С этой болезнью вполне можно жить еще три года, может, чуть больше — бесценное время: тысяча дней рядом с ним! Но есть и плохая новость, как ты уже предположила: он хочет покончить со всем этим.

— О нет, — мои пальцы конвульсивно сжались.

— А у меня чертовски плохо получается переубедить его.

— И вы надеетесь, что у меня получится? — дошло до меня. — Поэтому вы приехали?

— Именно так, — кивнула она.

— Я бы хотела переодеться и захватить дома кое-какие вещи, если, конечно, на это есть время, — без колебаний сказала я. Но она остановила меня жестом:

— Послушай... Есть еще кое-что. Он не обрадуется, когда увидит тебя, а то и... вовсе будет зол как дьявол.

Настоящую злость я видела на его лице только однажды, когда он разговаривал по телефону с Изабеллой тем утром по дороге из Киева, и увидеть эту злость снова не очень-то хотелось...

— А с чего вы вдруг решили, что уговорить его смогу именно я?

— Он иногда вспоминает прошлое — прошлое того, кем он когда-то был. А в этих воспоминаниях есть ты и занимаешь в них очень большую часть.

— Он может прислушаться ко мне, потому что подсознательно доверяет мне?

— Как-то так.

А его девушка? — горько улыбнулась я. — Разве она не может уговорить его?

— А он сказал, что у него есть девушка? — вскинула брови Нефертити.

— Кажется, да, — неуверенно начала я.

— «Кажется» или «да»?

— Он сказал только, что не может остаться. Потому что иначе сделает больно той, что ему дорога...

Дио улыбнулась каким-то своим мыслям, потом перевела на меня полный света и мягкости взгляд.

— Неужели ты не поняла?

— Что именно?

— Что он имел в виду тебя.

Я непонимающе уставилась на нее.

— Он не хотел сделать больно тебе, — повторила она. — Когда-то он был одним большим сгустком проблем и с тех пор... считает, что девушкам, вроде тебя, стоит держаться от него подальше...

Ноги, пожалуйста, держите меня...

— Думаете, он и правда имел в виду меня?

— Кого же еще. Он ни с кем не встречается. Ему больше некого ранить своим отсутствием...

— У него нет девушки? — задержала дыхание я.

— По крайней мере, на момент моего отъезда он был ничей. Идем, нужно поспешить. И давай на «ты».

***

За оградой Дио направилась к спортивному красному

«Мерседесу», припаркованному в тусклом свете фонаря. Цвет машины заставил меня вздрогнуть.

— Дио? — позвала я, застыв на месте. Она обернулась.

— Как-то я села в машину к незнакомым людям и чуть не поплатилась за это жизнью. Я верю всему, что ты сказала, и сейчас больше всего на свете хочу, чтобы ты отвезла меня к нему, но...

— Тебе нужны какие-то доказательства, что я та, за кого себя выдаю, — спокойно закончила она.

— Да. Мне важно знать, что мы с тобой заодно. Ты называешь себя его сестрой, но кому, как не мне, знать, что кровное родство между вами невозможно. И потом, как мне убедиться, что ты не его ревнивая подружка, которая приехала отомстить мне?

— А что, есть за что мстить? — прищурилась Дио, лукаво улыбаясь.

Есть за что. За мои глаза, которые не могли насмотреться на него. За легкие, которые не могли надышаться им. За руки, которые не хотели отпускать его...

— Я что-то не то сморозила, — пробормотала я.

— Я догадывалась, — рассмеялась Дио.

— О чем?

— Могу сказать только одно: тебе будет куда легче уговорить его, чем кому-либо еще на этой планете.

Она положила телефон на крышу машины и прижала палец к губам, приказывая мне молчать. А секундой позже я услышала его голос. Разговор по громкой связи! Дио хотела поговорить с ним, чтобы я все услышала!

— Привет, Крис, — ответила она, довольно поглядывая на мое горящее лицо. — Не занят?

Сердцу стало тесно в груди — теперь я узнала его новое имя. Имя, которым его называют самые близкие люди.

Крис.

— Что бы ты там ни говорил, я не собираюсь сдаваться, — решительно, почти грубо, начала Дио.

Он ответил что-то короткое на том самом незнакомом языке, на котором когда-то говорил с Изабеллой.

— Ты не мог бы говорить по-русски? — попросила она его.

— Зачем? — спросил Феликс после долгой паузы. — Ты же терпеть не можешь русский.

— Да просто так. Я в русском ресторане и не очень хочу выделяться.

— Дио не хочет выделяться, что-то новенькое — фыркнул он.

— Да я сама скромность вообще-то, болван, — хихикнула она.

У меня перехватило дыхание. Как бы я хотела, чтобы он вот так вот, непринужденно и легко, мог говорить со мной.

— Так вот, я не сдамся, не жди. У этой истории должен быть другой конец.

— Дио, вчера мы достаточно...

— Да знаю, знаю. Просто когда вижу, как мой любимый брат собирается сделать самую большую глупость в своей жизни, я не могу молча смотреть на это.

— Это не глупость, а взвешенное решение, черт бы его побрал, — послышалось наконец. — И уж точно самое лучшее с начала этого прыжка...

Дио странно улыбнулась, словно говоря «прибереги эти сказочки для кого-то другого», и подмигнула мне.

— Я хочу заехать к тебе завтра. Можно?

— С одним условием, — отозвался Феликс, — Ты спокойно позволишь сделать мне то, что я должен сделать.

— Да бога ради, — серьезно сказала Дио, но в ее глазах прыгали горячие и дерзкие огоньки. — До завтра.

Он тоже попрощался с ней: я услышала мягкое бархатное слово, сказанное так, как говорятся только слова прощания, и отключился. Дио спрятала телефон. Я молча открыла дверцу и села в машину.

Она действительно его сестра, не кровная, но гораздо более настоящая, чем я. Она любит его и в самом деле хочет помочь. Я только что слышала все своими ушами. Лучших доказательств их духовного родства и не требовалось.

— Сомнений больше нет? Ты со мной? — спросила она, заводя мотор.

— Хоть на край света.

Дио ждала, пока мимо по узкой улочке проползет машина каких-то запоздавших на вечеринку подростков, и как только та предоставила ей место для маневра, резко вывернула руль и выжала педаль газа. Она водила машину так же уверенно, как Феликс. «Первое совпадение», — подумала я.

— Что это за язык, на котором вы говорите? — спросила я, расправляя пальцами одеревеневшие от лака локоны.

— Э-э... Один из диалектов итальянского, — увильнула она. — Ну как, например... сицилийский.

И первое несоответствие. А Феликс сказал мне, что это латынь.

— Когда он намерен сделать... то, что задумал? — спросила я.

— Не волнуйся, у тебя будет достаточно времени, чтобы успеть переубедить его...

— И что же я ему скажу? — вздохнула я.

— Только то, что почувствуешь нужным сказать, — ответила Дио. — Слова сами придут...

О нет, об этом лучше подумать заранее, потому что когда я увижу его, в голове не останется никаких других слов, кроме «я люблю тебя и умоляю, не оставляй меня...».

— Как ты нашла меня? — поинтересовалась я.

— Система слежения не обладает абсолютной точностью, плюс-минус десяток метров. Так что когда я приехала на эти ваши танцульки и увидела полсотни девочек, поняла, что мои дела плохи, — ответила она. — Я начала было бродить по толпе и выспрашивать, кто здесь Лика, но потом мне в голову пришла идея получше.

— Песня?

— Она самая. Она для Криса кое-что значит. И для тебя, видимо, тоже, — засмеялась она. — Я дала тому мальцу немного денег, чтобы он ее включил.

Как ловко меня только что поймали. Но что-то в ее словах не давало мне покоя. Что еще за...

— Система слежения?

— Ты ничего не знаешь, так? — спросила Дио.

— Тот самый маячок. Он все еще на мне, да? — наконец проговорила я.

— Не знаю, что ты подразумеваешь под «тем самым», но в остальном права: где-то на тебе есть передающее устройство. Иначе бы я тебя просто не нашла, — она постучала пальцем по дисплею телефона.

— Он что-то вшил мне в руку? — в шутку спросила я, надавливая пальцем на то место, где когда-то была ужасная рана, а сейчас осталась только едва заметная светлая полоска.

Дио взяла меня за руку, разглядывая ее со всех сторон.

— Нет, под кожей вряд ли, — ответила она так серьезно, как будто, о боги, это могло быть правдой. — Скорей всего, где-то на одежде.

— Все, что на мне сейчас, было куплено гораздо позже — уже после того, как он уехал.

— Давай дома я проверю твою руку. А ты что, не следила за ним, пока он зашивал рану? — спросила она. — Не выносишь вида крови?

— Вообще-то я была в отключке, — призналась я.

— Ты не похожа на человека, который боится такой ерунды. Ты производишь впечатление очень... сильной.

— Значит, оно обманчивое, — сказала я.

— И смелой, — закончила она.

Я растерянно замолчала.

— Фантастика какая-то, — вслух подумала я.

— У моего трекера свое мнение на этот счет, — и Дио показала мне дисплей телефона, на котором белая пульсирующая точка повторяла маршрут движения нашей машины.

***

Я открыла рывком дверь, нашарила на стене выключатель, бросила сумку на пол, подпрыгивая и спотыкаясь, стягивая одну за другой туфли. Я знала, что в спешке выгляжу комично, и если бы не причина этой спешки, то наверняка мы бы обе посмеялись. Минуту назад Дио сказала мне, что нам нужно позарез успеть на самолет, который вылетает из Киева утром.

— Вылетает куда?

— В Швейцарию, — ответила она, и я тут же вспомнила красный ромбик с белым крестиком на его номерном знаке! Герб Швейцарии!

— Там на кухне есть кофе, — предложила я, бегая по комнате и бросая в сумку вещи. — Кстати, на сколько дней, сколько вещей и денег...

— Возьми самое необходимое. Если что, пройдемся по магазинам, не проблема. О деньгах не думай, — сказала она и направилась на кухню.

Когда с сумкой было покончено, я побежала в душ смыть с себя лак и блестки. Если бы мне кто-то когда-то сказал, что однажды я отправлюсь за границу с человеком, которого знаю от силы двадцать минут, я бы просто отмахнулась от этого чокнутого...

Душ взорвался снопом горячих струй. Я села на пол душевой и только сейчас начала понимать истинный смысл всех сказанных слов: Феликс умирает. Тот, которого я люблю, — умирает... Я сделала напор сильнее, чтобы за стеной, на кухне, ничего не было слышно, и дала волю слезам...

Как только я вошла на кухню, Дио вручила мне чашку с кофе — точно так же, как это когда-то сделал Феликс, — и села рядом со мной.

— Ты в порядке? — спросила она, заглядывая мне в лицо. — Не знаю, как ты, а я до сих пор не могу поверить, что нашла тебя, и девяносто процентов, что мой брат расхочет прыгать с моста.

— Дио, я даже не знаю, что сказать ему, а ты уже даешь девяносто процентов, — пробормотала я. — Что, если у меня не получится?

А что, если получится? — возразилаона. — Думай о том, что будет, если получится, Лика! Думай только об этом!