Гарри постоял у двери. Некоторое время колебался, но все-таки со скрипом открыл ее.

Кабинет с выцветшими обоями. Люстра мрачными корнями тянулась с потолка, еле-еле освещая темное помещение. Некогда богатое убранство еще довоенных времен, потрескивание огня в камине. Как о таком шедевре брынковянского зодчества не ведают туристы? В темном углу на кресле развалилась наставница.

- Скажите, а о вашем приюте, кто-нибудь... э, знает? - Гарри переступил с ноги на ногу, пытаясь подыскать нужное слово.

- В сердце Карпат? – улыбнулась неприятного вида тучная женщина, с перевязанной ногой. Она будто старая свеча, разжирела от количества расплавленного воска, закоптела чернотой-грязью в тех местах, до которых трудно добраться, но все еще горит, светит копной огненно-рыжих волос и макияжем. – Вам не о чем беспокоиться. Заверяю Вас, у нас очень сильные покровители. Вы садитесь-садитесь, - она махнула рукой на маленькое кресло напротив.

- Знаете, - сказала толстуха, взгромождая на свои жирные ляхи магнитофон. – Я так люблю эту песню, хранит нас Господь, Отче наш.

Заиграла музыка, привнося резкий резонанс в атмосферу, царившую в залах этого проклятого особняка.

Dominique, nique, nique

S'en allait tout simplement,

Routier, pauvre et chantant

En tous chemins, en tous lieux,

Il ne parle que du Bon Dieu,

Il ne parle que du Bon Dieu

- Доминика ника ника, Сан але ту симплемо. Ротьер повре шанто, - завыла она. – Правда же блядский язык? Все проститутки, прости Господи, знают французский.

- Кхм, - улыбнулся Гарри, пытаясь скрыть свое раздражение. – Моя бабка во время войны уехала из Франции.

Толстуха замолчала, потом, рассмеявшись, добавила:

- Значит у меня для вас плохие новости. Так, вы хотели бы ознакомиться с подопечными?

- Да, пожалуй, - Гарри подтянул галстук, который купила любимая Люси. С женой они прожили вот уже лет двадцать пять вместе. Но потом та авария. Невероятная, нежная женщина.

Перед его глазами предстал альбом с фотографиями. Люди, лица которых не выдавали никаких эмоций, смотрели на него выцветшими глазами.

- А откуда у вас так много...

- Слишком много вопросов, - напомнила женщина с явным румынским акцентом, расплываясь в улыбке, обнажая гнилые зубы. – Все что вам надо знать: сколько будет стоить опека.

Легкая тошнота подступила к горлу Гарри от одного только ее вида.

- Но я имею право задавать вопросы, - нагло гаркнула женщина. – Зачем вы тут?

Гарри проглотил слюну. Он дотронулся дрожащей рукой до усов и мрачно произнес:

- М-м-моя жена умерла... А сын, он, понимаете? Он тогда не справился с управлением... э-э... Это сложно...

- Все ясно, - ответила женщина. – Ищите любви отпрыска, но не находится? Хотите понимания.

- Э, не совсем.

- Наоборот? Ненавидите щенка? – она снова перебила его и залилась свистящим смехом.

Гарри кивнул, чувствуя, что еще немного и даст волю чувствам снова опустил глаза к фотографиям, стараясь больше не смотреть в сторону толстухи.

За окном тем временем собирался дождь, из-за ветра забились ставни старого здания, гром заставил содрогнуться массивные колонны, и эхо хлопками заходило по залу. Гарри постарался не обращать на это внимания.

Карпаты не обманули его ожиданий. Что-то, сошедшее со страниц романа Брема Стокера, виделось в этих массивах, с одной стороны пугающее своей языческой древностью, с другой сердцу милое.

Надоедливая песня началась заново.

- Если не можете определиться, - встряла женщина, закуривая сигарету, по ее лицу была видна нетерпеливость, вероятно, перевязанная нога давала о себе знать. – Я вам помогу с выбором.

Она с безразличием выдернула альбом из рук клиента и начала листать, ища нужного кандидата.

- Вот, - сказала она и ткнула покрасневшим от воспаления пальцем в фотографию. – Подойдет.

Гарри с интересом взглянул на снимок и, сам того не замечая, облизнул губы, что не утаилось от собеседницы.

- А! Я же вижу, я же знаю, что вам нужно, - горделиво произнесла она.

- Раду Йонеску, шатен, семнадцать лет, карие глаза, рост сто семьдесят пять сантиметров, вес шестьдесят килограмм, размер полового члена пятнадцать сантиметров, размер стоп сорок два, талия... онейроидный синдром, эскапизм, легкая форма шизофрении, - Гарри торопливо прочитал вслух и поднял глаза на женщину.

- Ну как? – усмехнулась женщина, выдувая желтые, в свете тусклых ламп, клубы дыма.

- А он не буйный?

- Мы его даже не вяжем! – встрепенулась толстуха, будто ее в чем-то обвиняют. – Милый, добрый паренек, он думает, что сам эльф, а все остальные - создания ада, Богородицей клянусь, - рассмеялась она. - Милый малыш. Его мать была еще той блядью небось, насосалась хуев, да издохла как последняя скотина. Сколько шлюхиных детей сюда приводят, знали бы вы. У вас нет таких? А он хороший мальчик, меня мамкой своей зовет, а повариху, эту проститутку, сестрицей.

- Я вас не понимаю, - признался Гарри, протирая платком капли пота, которые проступили на лбу. Ее английский был минимален. – Тогда почему он? Если он называет... - Гарри резко замолчал, поймав на себе ненавистный и очень подозрительный взгляд толстухи, которая сощурила один глаз. Струйки дыма от сигареты никотиновой лозой проникали сквозь рыжие кудри. По крыше забарабанил дождь.

«Горгона», - подумалось Гарри, от чего он даже рассмеялся про себя.

- А, - произнес он, понимая, к чему она клонит.

- Так вы будете оформлять опеку?

Мужчина смотрел на лицо юноши, пытаясь его полюбить как своего сына.

- Да.

Толстуха, не поднимаясь, небрежно бросила на стол папку с документами и подкинула ручку, потом откинулась на спинку своего кресла, тяжело вздыхая.

- Единственное. Только, не отнимайте у него игрушку. Клоуна, - сказала она, подмигнув.