"Чье имя появилось в этот раз?"

Сижу в мягком кресле за дубовым столом, как мой отец ещё десять лет назад. Помер старый ублюдок, но я жив и пользуюсь этим. Виски обжигает горло, табак - лёгкие. Морщинами на лице проступают грехи, что таит пустой дневник, лежащий рядом с открытой бутылкой алкоголя и старым портсигаром. Нью-Йорк убил во мне остатки человечности, а эти чистые листы стали причиной гибели множества посторонних людей. Не всегда мне знакомых. Не всегда виноватых.

- Имя? - произношу, убирая в сторону сигару. Этот монстр снова жаждет убивать, но в моем случае иногда лучше сдаться. Тем более, я обязан ему всем. "Старые долги нужно возвращать", - болезненно шепчет голос из подсознания каждый раз, когда мне хочется вернуться к нормальной жизни и стать нормальным человеком. Тогда я, подобно слепому, иду по его следам к каким-то призрачным целям, зная, что в результате в любом случае все потеряю. Главное: отсрочить день расплаты.

"Да-да, имя", - протянул голос, поторапливая меня.

- Алан Корс, - медленно прочел с пожелтевшей страницы дневника, уголки которого постепенно съедало время, впиваясь острыми клыками и превращая в мелкую крошку.

"Ох... Какие люди! А я ведь знал, что этот сукин сын предатель! Я тебе ещё тогда говорил... Теперь думай, как с ним разбираться будем".

Опускаю голову, скрывая эмоции от кого-то, кого и в комнате-то нет. Касаюсь страницы, вглядываюсь, ожидая, что дневник всё-таки изменит свое решение, но нет. Надпись так же внезапно исчезает, и я в гневе сталкиваю эту книгу, несущую лишь смерть, со стола.

Нельзя быть уверенным в том, что дневник не лжет, но однажды я убедился: люди, чьи имена невидимой кистью вырисовываются на поверхности пергамента, так или иначе, будут причиной моих бед.

Даже когда я приехал в Нью-Йорк, когда начал работать на старика-ремесленника Джона, когда попал в банду, а после возглавил ее, уничтожив соперников, все равно не смог забыть свою матушку Адель, нашу мрачную усадьбу и Говарда, по которому, несмотря ни на что, ужасно скучал. Три года назад, вопреки уговорам и убеждениям голоса, мне все же удалось принять важное решение: вернуться в Лондон. На тот момент данное действие казалось единственным верным.

За те семь лет, что я потратил на завоевание Нью-Йорка, мой родной город ничуть не изменился. Разве что, нищих стало в разы больше. Или мне так казалось просто потому, что я отвык от грязи и бедности.

Долгие прогулки по лондонским улочкам заводили меня либо к руинам "Анаита", либо к своему дому, который сейчас выглядел иначе и эмоции вызывал абсолютно другие. Но ни в одно из зданий так и не осмелился войти. Слишком много боли впитали в себя эти стены и арки, очень много того, что стоило бы забыть, похоронено под слоями пыли... И старые раны было страшно бередить, ведь велик риск снова сломаться, а после не найти прежних сил, чтобы вернуться к жизни. Поэтому я проходил мимо. Старался не оборачиваться и не вспоминать, сетуя на непослушные ноги, которые раз за разом водили меня кругами, вынуждая снова и снова удерживать себя от ошибки.

А воспоминания все равно умудрялись врываться в мозг, причиняя невыносимую боль. Я шел на городское кладбище, чтобы встретиться со своими страхами лицом к лицу. Мне хотелось знать, где похоронена Эвелин, хотя и вероятность найти ее имя на надгробии сводилась к десятым, если не сотым... Скорее всего, эта девочка, потрясающая, невероятно добрая, так и останется лишь неразборчивым образом в моей голове. И никто о ней никогда не вспомнит, не заплачет... Кроме меня.

Проходил мимо каменных плит. Одинаковых по виду, но разных по содержанию. Выискивая знакомое имя или хотя бы дату. Никогда не любил кладбище, но сейчас просто был не в силах остановиться, будто от результатов поиска могло что-то зависеть, будто если не отыщу, то потеряю ее снова... И в этот раз уже навсегда.

Рассматривая надгробия, я настолько увлекся, что не заметил, как сбил немолодого мужчину, хотя правильнее будет сказать - старика. Поля черной шляпы отбрасывали тень на лицо, из-за чего мне никак не удавалось уловить его взгляд. Давно смеркалось, а потому этот иссохший морщинистый старикашка вселял только большее беспокойство.

- Прошу прощения, сэр, - я приподнял цилиндр в знак уважения и выдавил улыбку.

- Не стоит, - холодно ответил он, но уходить не спешил. Стоял напротив и изучал. Пускай я и не видел его глаз, но точно знал, что взгляд устремлён на меня. По спине пробежал холодок, и появилось странное предчувствие опасности.

- Простите, я немного тороплюсь, - чтобы разрядить обстановку, мне пришлось заговорить первым. Нервно потирая руки, я все ждал, когда же он наконец даст пройти дальше.

- Билл Сайкс... - внезапно воскликнул незнакомец, и мое сердце будто рухнуло вниз. - Прекратите извиняться. Не думаю, что все настолько плохо, - и правый уголок его губ немного приподнялся. Возможно, это была улыбка, но мне показалось более похожим на хищный оскал.

- Мы знакомы?

- Я знал вашего отца, Билл. Собственно, его могилу я сегодня и навещал...

Мой отец умер... Странное чувство. Никак не мог разобраться: уместна радость или грусть? С одной стороны, Говард Сайкс был той ещё мерзостью, волком в овечьей шкуре. С другой же, он, так или иначе, был моим отцом и многим пожертвовал ради меня. А главное, скрыл от всех ту самую ужасную правду о своем сыне... Нет, о чудовище, живущем внутри меня. И потому я чувствовал вину.

"Этот ублюдок мертв... - вдруг присоединился голос к нашей беседе. - Не стану врать, что мне очень жаль. Надеюсь, отсутствие языка скрасило его последние годы, - раздался смех, но я слышал в этом смехе печаль, горе от невосполнимой утраты. - Говард заслужил того, что с ним произошло. И мне не о чем жалеть".

Ложь.

- Я не знал, что отец умер... - мой собеседник изменился в лице. Оскал исчез, на смену пришла растерянность. - А что с матушкой? С Адель? Вы не осведомлены? - страх узнать правду сковал грудь, и, казалось, что сердце вовсе не бьётся.

- Ваша матушка покинула Лондон год назад. Сразу после смерти Говарда. К сожалению, не могу сказать, где она сейчас, но будьте уверены: с Адель все в порядке. Уж я об этом позаботился, - самоуверенно ответил незнакомец.

Почему-то мне хотелось в это верить, поэтому дальнейшие расспросы о матери продолжать не намеревался.

- Благодарю вас, сэр. Я могу узнать ваше имя?

- Не стоит, мсье Сайкс... Это ни к чему хорошему не приведет, - он опустил голову и сунул руку в карман.

"Что-то с этим стариком не так... Сейчас достанет нож из пальто и прирежет к чертям. За тебя я не сильно волнуюсь, но самому умирать не хочется".

Мой датчик измерения опасности зашкаливал, поэтому, услышав мнение голоса, я сразу же приготовился защищаться. Но... Мужчина вытащил из кармана небольшую старую книжечку, которая, казалось, от малейшего касания может рассыпаться на части. И я шумно выдохнул, что привлекло внимание незнакомца, но тот вежливо промолчал.

- Вот, Билл, эта вещь принадлежала твоему отцу. И, думаю, теперь сможет повиноваться только тебе. Я пытался приручить этот дневник, но ничего не вышло, а недавно в нем появилась новая запись. Ты должен взглянуть, - старик протянул мне книжечку. Еле-еле касаясь страниц, чтобы не нарушить шаткую целостность, я открыл ее... И не увидел ничего. Старые страницы, покрытые высохшими пятнами неизвестных мне жидкостей, были пусты. Ни единого предложения или хотя бы буквы. Ничего.

- Вы что, издеваетесь? - злобно прошипел я, листая подарок собеседника и не находя в нем ни намека на ценность.

Я поднял разъяренный взгляд, но рядом уже никого не было. Старик исчез. Голос насмехался, а я просто всю ночь блуждал по кладбищу, утратив надежду найти могилки близких мне людей. Незнакомец будто под землю провалился, не оставив ни следа, ни имени, ни возможности с ним связаться.

Злоба и отчаяние смешались воедино, поэтому, глядя на морскую гладь уже с корабля, плывущего к берегам Америки, я ужасно желал выбросить чертов дневник за борт. Чтобы последняя вещь, связывающая меня с отцом, пошла ко дну и больше никогда не попадалась на глаза. Удивительно, этот старый пень и после смерти умудряется портить мне жизнь. Ублюдок. Ненавижу.

Но что-то останавливало. Я достал чернила, намереваясь немного запачкать пустые листы, но заметил нечто неладное: на каждой странице, прямо посередине медленно проявлялась надпись. Сначала это было похоже на несколько капель чернил, чудным образом хватающихся друг за друга и вырисовывающих странный узор, но после красивые тонкие линии сложились в два слова: "Джеймс Арлинг".

"Зачем ты написал имя своего помощника на этой бумажке?" - вот голос наконец очнулся и снова взялся за свое любимое дело...

- Не писал... Оно само как-то появилось... - оправдывался, хотя происходящее и казалось нелепостью.

"Опиум?"

- Что, черт? - разозлился я. - Если бы мы были под опиумом, ты бы, думаю, об этом знал.

Буквы так же медленно исчезли, и я потер глаза, чтобы удостовериться в том, что мне не померещилось, и надпись не является на самом деле очередным миражом, порожденным моим больным мозгом. Только имени больше не было, поэтому, сославшись на усталость и переживания, я, предварительно повысив уровень алкоголя в крови, лег спать. Эта процедура повторялась каждый вечер вплоть до самого приезда к берегам страны, что за несколько лет успела стать мне родной.

И только это имя "Джеймс Арлинг"... Имя моего лучшего друга и товарища ежедневно появлялось на страницах дневника, а после ни на миг не выходило из головы. Голос исчез на длительный период, из-за чего я смог почувствовать свободу, и в то же время приходилось в одиночестве мириться со своими кошмарами.

Мне не удалось от них избавиться даже здесь, на знакомых улочках Нью-Йорка. Особенно, когда до меня донеслась весть, что за тот месяц, пока я был в отъезде, в банде случился раскол. Мой близкий друг, товарищ и соратник, человек, с которым я пережил множество бед, прошел весь этот тернистый путь завоевания Лондона, воспользовавшись случаем, переманил на свою сторону лучших моих людей. Как и во всех мафиозных группировках этого города, у нас существовала четкая иерархия. Вытащив нужные карты из домика, возможно было обрушить всю систему. За высшими потянутся низшие, и во главе стола сядет другой король. Джеймс это прекрасно знал. Он сделал то, чего нельзя было ожидать и от злейшего врага... Тогда я впервые познал предательство. Но главное, наконец понял, какую роль играет дневник с пустыми страницами: предупреждает об опасности.

Конечно, Джеймс Арлинг заплатил сполна. До сих пор помню, как вытаскивал его глазные яблоки, ведь именно этому лживому взгляду я так доверял. А после вырезал сердце, раскромсав на части, как он в свое время поступил с моим. Власть вернулась, контроль усилился, страх предо мной возрос, но что-то сломалось. Наверное, вера в людей затрещала по швам.

И вот. Три года убийств. Руки не раз испачканы в крови соперников, захватчиков, хитрецов, их детей, внуков, жён... В итоге я снова вынужден смотреть на имя близкого мне человека. Алан Корс. Настоящее имя: Алан Арлинг - сын Джеймса. Мальчишка, которого я почти что вырастил, мог бы назвать своим наследником... Очередной предатель, вонзивший нож прямо в спину, между лопаток, дробя позвоночник, отбирая силы двигаться дальше.

Алан всегда был далек от наших с Джейсоном дел. Жил с матерью, искренне верил в то, что его отец умер на войне - таковой была договоренность Арлинга и Мэри, заключённая по той причине, что Джеймс хотел оградить сына от себя, дабы ни один факт из его насыщенной биографии не повлиял на жизнь ребенка.

Видимо, не удалось.

Утром следующего дня я отправился прямиком к усадьбе Мэри и Алана. Женщины дома не было, ведь свободное время она проводила в церкви. А парнишка, открыв старую деревянную дверь, мило улыбнулся и пригласил войти.

В их доме всегда было темно, что сначала казалось пугающим, но стоило провести здесь всего пару-тройку часов, и атмосфера тепла, уюта, безопасности накрывала с головой. Запах молока, меда с пряными нотками, сладость с капелькой горечи - действовали расслабляюще и долго-долго не выпускали случайного гостя из своих сетей.

- Мистер Сайкс, я очень рад вас видеть! - радостно воскликнул Алан. Его реакция на мой приход казалась такой неподдельной, естественной, что на миг я усомнился в честности дневника. Всего на миг. - Присаживайтесь, пожалуйста, - указал на удобное кресло, накрытое пледом. - Хотите чай? Может, молока? Или воды?

- Нет, мой мальчик, - по привычке ответил я, усмехнувшись, и тут же вернул прежнюю беспристрастность, - благодарю. Присядь, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

"Начнем с того, что я сопляк, который должен был убить тебя ещё при первой встрече, но так и не смог набраться смелости".

Корс изменился в лице и, сжав руки в кулаки, уместился в кресле напротив меня. Голос, будто назло, именно сейчас очнулся и насмехался, а я даже не имел возможности ответить.

- Итак, Алан, я все знаю, - блеф. - Не нужно оправдываться и переводить стрелки, ведь информация проверена и перепроверена несколько раз. Единственное, что мне необходимо знать: почему?

- Почему? - брюнет поднял взгляд, в котором больше не было ни намека на радость или нежность. Только злоба. Глаза казались черными и пустыми, а на руках от напряжения проступила паутина вен, что делало весь этот образ более пугающим. Вот оно - истинное лицо Алана Корса. Не этого человека я любил...

- Да, ответь. За что ты так? Чем я заслужил предательство? Все ведь было ради...

- Что? Ещё скажите, что массовые убийства, жестокость и насилие - это ради меня, - Алан вскочил с кресла и ходил из стороны в сторону, готовый вцепиться мне в глотку, но сдерживающий себя почему-то. - Нет. Вас об этом никто не просил. Знаете что? А ведь я знаю, что Джеймс был моим отцом, и знаю, кто его убил. Так что довольно притворяться невинной овечкой. Пора признать: вы не король, а такой же кусок дерьма... Который я намерен...

- Заткнись, - терпение исчерпано.

"Сейчас или никогда! Ну же! Убей его!"

- Знаешь что, мальчик... - я привстал и пригрозил ему пальцем.

- Что? - безразлично ответил Алан, глядя на меня, и сердце больно сжалось, когда пришло осознание...

- Прощай, Алан К... Арлинг, - я обнял его, пока парень стоял неподвижно, как статуя, не успевая соединять мотивы и действия в голове.

А потом мы с голосом навеки покинули эту усадьбу. Ведь завтра Мэри будет содрогаться в плаче, кричать, что все это ложь, что ее маленький мальчик не мог умереть... Она станет падать на каменную кладку у его окровавленного тела, умоляя бога, коему женщина ежедневно молилась, фанатично разглядывая икону, о помощи... Но в Лондоне теперь иной Бог. И иная религия.

Мэри никогда меня не возненавидит. И не потому, что ничего не поймет... Она просто не умеет этого делать. Поэтому, скорее всего, просто исчезнет, даже не попытавшись взглянуть в мои глаза, чтоб убедиться, с чувством разочарования, терзающим грудь... Но мне больше нет никакого дела.

"Хватит ныть, идиот, с крысами только так и поступают".

К сожалению, каждый, кто становится мне близким, рано или поздно оказывается крысой. И, может, не будь в моих руках этого дневника, все могло обернуться иначе? Надоело терять, но дороги обратно нет, ведь все самое важное уже потеряно. А остатки величия надобно спасти.

"И чье имя появилось в этот раз?" - шептал голос, одурманенный то ли алкоголем, то ли ощущением крови на руках.

- Оливер Твист.