«Люблю тебя» сказал он сегодня Скотту и чмокнул его на прощанье в щеку, когда навещал его в обеденный перерыв, по своему обыкновению. Сказал таким тоном, словно говорил это уже тысячу четыреста сорок восемь раз и понял что сморозил, только закрыв за собой дверь палаты.

В этот день ничего не предвещало беды. Ким просто сидел рядом с Мастерсоном, уткнувшись в свой телефон и ждал пока тот проснется. Он спал постоянно, словно пользовался возможностью отоспаться за все ночи проведенные без сна. Вот и сегодня, Скотт тоже спал, когда Кимбэлл пришёл и он не стал его будить. 
Сегодня он написал родителям, что в первые за все время, не приедет к ним на рождество. Да, Скотта выписывали через два дня, но это вовсе не означало, что тот полностью здоров и дееспособен и Ким не сможет, вот так сразу, утереть руки и свалить все на инвалида.

Кимбэлл разумеется,  не мог написать родителям, истинную причину своего отсутствия на семейном празднике, поэтому ему пришлось что-то неубедительно врать. Мать в его отмазки не поверила и бомбардировала вопросами и  упреками.  Ким нечасто появлялся в родном городе, но до сих пор рождество было священно.  Как только он разобрался с родителями на него посыпались вопросы от Криса, Джека и Джесс и каждому пришлось что-то объяснять с поправкой на возраст.

Ко всему этому, голова у него была забита тысячью вещами и вся это тысяча носила фамилию Мастерсон.  Он думал о том, что надо будет уйти по раньше с работы, потому как няня Тедди,  присматривающая за ним после обеда пока он в клинике и Тереза в школе, сегодня заболела и не сможет забрать малыша из группы. Еще ему нужно закупиться и забить холодильник. Снова. Скорость, с которой детишки уничтожали продукты, поражала его. А на сегодняшний вечер у него была запланирована большая стирка и серьёзный разговор с Диланом, по поводу плохо подделанной подписи отца под проваленным тестом по истории и звонком из школы, который Кимбэлл получил сегодняшним утром.

- Привет, ты давно здесь? Почему ты не разбудил меня? – проснувшийся Скотт прервал его размышления.

- Всё в порядке! Отдыхай, а мне пора, - проговорил Ким, всё еще погруженный в свои планы, подымаясь и засовывая телефон в карман, а затем он машинально склонился над Скоттом и…

«Вот как, такое можно было учудить?» - думал он весь день и сейчас, сидя на диване с  Тедди на коленях. Они вместе смотрели мультфильмы. Вернее, единственный, кто смотрел, был малыш Тед. Кимбэлл же, уставившись невидящим взглядом в экран, пытался придумать, как объяснить свою выходку Мастерсону при следующей встрече. 

Его лучшей идеей, было списать всё на передозировку обезболивающих и галлюцинации Скотта.  Идея должна прокатить, он как никак врач и если добавить парочку медицинских терминов, все будет звучать довольно убедительно, думал он, засовывая в рот очередную печеньку из вазочки, стоявшей перед ним на журнальном столике.

Вазочка была волшебная и печенье в ней никогда не кончалось. Хотя причина могла скрываться и в мальчишке сидящим рядом с ним на диване,  провожавшим каждую печеньку, исчезающую во рту Кима, восхищённым взглядом  и «незаметно» подсыпавшем печеньки в корзинку, по мере их уничтожения.

- Сколько? - спросил Кимбэлл не поворачивая головы.

- Девятнадцать! - восхищено выдохнул Дилан.

Кимбэлл строго посмотрел на него:

- И куда ты смотришь? Пять, ну максимум  десять, не больше!

Сегодня вечером  Тед снова не хотел его отпускать. Вцепившись в его футболку своими кулачками, полусонный мальчишка тут же открывал глаза, как только Ким  делал попытку  подняться. Малыш сильно привязался к нему в эти две недели и буквально не слазил с рук. Ким понимал, что это неправильно, так приучать к себе ребёнка, особенно если ты временный гость в этой семье, но по-другому не мог. Как только Тед поднимал на него свои голубые глазищи, перед глазами Кимбэлла появлялся другой мальчик, никому не нужный, и руки сами тянулись погладить светлую макушку, обнять, прижать к себе покрепче, словно самое большое сокровище мира. 

Кимбэлл увяз. Увяз в этой семье по уши и даже не представлял, что будет когда Скотт вернется.

Оставшиеся до выписки два дня, он не появлялся у Скотта в больнице.  И  вовсе не потому, что трусил, у него банально не осталось на это времени. Работа, подготовка дома к возвращению Скотта и стоявшие на пороге праздники превратили его в белку в колесе. 

В его семье рождество  праздновали просто.  Ёлка, подарки, максимум - гирлянда перед входом в дом.   

Теперь же Дилан, обычно не вылезавший из-за компьютера, притащил из гаража четыре коробки с украшениями и к приходу Кимбэлла с работы сумел даже распутать две гирлянды. Дети дружно заявили, что хотят ёлку и хотят её прямо сейчас и Киму пришлось  тащиться по заснеженным улицам на машине Скотта. Он надеялся, что тот простит ему такое самовольство, но в его крохотную машинку с трудом помещалась вся семья Мастерсона,  а уж для ёлки точно небыло места.  И да, разумеется  дети настаивали на своём участии в выборе зеленой красавицы и её украшении.

Только вот, запал, у них очень быстро прошёл. Первым  сдал позиции Дилан и сославшись на очень важные дела, исчез в своей комнате. Тереза продержалась  на полчаса дольше, но затем и ей «пришлось» ответить на звонок и она  тоже скрылась,  оставив Кимбэлла и Тедди  заканчивать убранство дома.  Тедди старался из-за всех сил и помогал как мог,  но когда от его усердия пострадало четыре елочных шара,  Кимбэлл решил отказаться от его помощи и попросил Терезу уложить ребенка спать.

Через час он сидел на диване с бокалом вина и удовлетворённо оглядывался вокруг.  Гостиная преобразилась  и теперь даже у него появилось рождественское настроение. Ёлка могла конкурировать с той, что стоит на главной площади города.  Немного не хватало свечей, но Кимбэлл не решился их использовать в доме с детьми. На диване появилось насколько подушек  и плед с рождественскими мотивами, а перед камином весели четыре цветных сапога с вышитыми на них именами «Тереза», «Дилан», «Тедди»  и «Папа». 

Кимбэлл усмехнулся, допил вино и пошел спать.