Солнце давно кануло за горизонт. Ристалище окрасилось рыжим и алым светом факелов, синими лунными тенями. Но снега практически не было в центре поля сражения. Только ель оберегала внушительные сугробы под своими зелёными лапами.

Кресла на трибунах были заполнены пришедшими увидеть финал. Надо всеми возвышались места Дракона и Лилии, правители не сводили глаз с участников. Внимательно разглядывал их и Галка, словно не веря своим глазам. Одного автора не хватало. Но время начинать пришло.

- Доброго вечера! - громко произнес лорд, повернувшись к зрителям. - Сегодня мы увидим последние в этом турнире работы наших смельчаков, отважных авторов! А уже завтра Компания скажет, кому из них достанется Печатное Слово. Как только представление на арене закончится, мы все пройдем в зал, в котором вы сможете проголосовать за вашего любимчика. Он и получит от меня вторую книгу. Поскольку...

На полуслове Галка прервался, повернувшись ко входу на поле. Недостающий участник вприпрыжку бежал через поле, выдыхая клубы пара. Лорд улыбнулся.

- Поскольку мы все собрались, без долгих предисловий я прошу авторов начинать!

Первой на сей раз вперёд вышла __I_L_A_R_I_A__. Она поприветствовала публику поклоном, присела на землю и словно уснула, закрыв глаза. Иллюзия взметнулась внезапно...

Бездонная вязкая тьма вела причудливую игру с острыми, слегка неровными гранями разбитого, но еще кое-как удерживаемого старинной чердачной рамой, стекла, большая часть которого давно похоронена под босыми стопами неизвестного и под белоснежным покрывалом недавно рожденной вьюги. Ее изумительные ярко-ониксовые вспышки легко обнимали бесцветную хрупкую поверхность, покрывая ночной копотью и сажей, которые лишь на секунду могли исчезнуть под тускло-оранжевыми лучами церковной догорающей свечи. Трагический финал этого неземного соревнования был близко, ведь едва дышавшее колдовское сияние совсем скоро будет не в силах удерживать крылатое существо, не в силах поддерживать ту четкую грань между торжествующим мертвым холодом и погибающим от собственного бессилия теплом. Осталось только три минуты.

Напряженный от безысходности и глупого спокойствия, что сталкивались твердыми лбами каждую секунду, воздух искрился тысячами невидимых искорок, которые пропускали сквозь неодушевленные предметы домашнего интерьера электрический ток. Казалось, вот-вот сверхмощная бомба испустит свой душераздирающий крик в беззвёздное небо, ровняя с землей дома, качели, деревья, заводы и людей, а потом, с некой долей ликования, покроет всё это безумие слепящим липким снегом, скрывая до весны кости и плоть.

Но насмешка судьбы, как и ее тупиковый путь, осталась самой непредугаданной вещью, а потому вверх поднялось лишь облачко сизого табачного дыма в форме замкнутого кольца. Обман, который лишь отсрочил неизбежное будущее.

Две секунды – монотонная череда расплывчатых кругов исчезала в беспросветной ночи. Двадцать секунд. Минута подошла к концу, уступая время новой.

Дорогая серебристая сигарета, отдавшая всю себя больному сердцу чтобы заглушить стонущую боль, превратилась в рубиновые горячие угли, что упали вниз и оставили на побелевшей коже нечеткие пятна. Новая сигарета – новая затяжка, дарящая горько-сладкий яд, без которого не может прожить мужчина уже несколько лет. Не может или не хочет?

Вдох всегда сопровождался быстрым биением сердца. Выдох всегда приносил остановку времени до той поры, пока не истлеет желанный далекий образ, навечно оставшийся прорисованным черными буквами на белом полотне. Что будет последним вдох или выдох? Последняя целая сигарета, плотно обхваченная губами, подарила жизнь кудрявому дыму. После нее не останется ничего…

Молодой мужчина неотрывно смотрел вперед, всматриваясь в глухую пелену матери-зимы, которая, казалось, отгородила весь мир от этого всеми забытого человека. Колючая метель, нашедшая себе беспрепятственный вход в кирпичную пещеру, вовсю истязала исхудалое тело ледяной плетью, но в тоже время хотела и защитить от своих стремительных атак бесформенной одеждой из пушистого снега. Ей было жаль мужчину, которого она всем сердцем уважала, желала увидеть каждый раз, когда получала разрешение спуститься с родных небес в чужой человеческий мир. Можно сказать, она его даже любила, но, увы, время истекло, и пора сказать: «Прощай».

Маленький огонек качнулся в сторону от грубого порыва ветра, но сумел удержаться на тоненькой восковой палочке, потёки которой образовали на письменном столе незавершенный круг. Человек, всего лишь на секунду не удержавший внутренней паники, резко выдохнул и, закрыв ясно-голубые глаза, начал посиневшими губами без единого звука выговаривать странные слова. Их не сумела понять ни беззвучная тень, сделавшая несколько шагов вперед, переступив чертов смрадный порог; ни закрытая книга, лелеемая многими живыми и неживыми созданиями; ни любимый набор перьев и чистых листов, разлетевшихся по всей комнате. Никто, кроме первозданной тишины, бывшей верным напарником и прилежным читателем талантливого писателя, не смог впитать эти одинокие буквы, что складывались в бессмертные строки бессмертной книги. Сейчас это было прощание…

Паркетные широкие доски прогнулись под сумрачной тенью, внутри которой вспыхнул мистический свет, создавший просторный туннель для единственной гостьи.

Человек до хруста сжал грязный подоконник ладонями, позволяя битому стеклу войти в кожу, разорвать хрупкие кровеносные сосуды, окрасить небесный снег карминово-красным тягучим потоком. Только это могло удержать стремительное желание убежать, спрятаться в самом темном уголке мира, лишь бы не видеть глаза, которые он так ярко описывал в своих книгах.

Он боялся ее до дрожи в коленях, до отсутствия дыхания, но также и боготворил, считал своей музой в опьяняющем непростом деле. Мужчина не станет убегать, не станет откладывать встречу, о которой так долго мечтал…

Тик-так. Старинные часы известили о начале конца. Бух-бух. Беззащитное сердце пустилось в неудержимый танец под оглушительную музыку души. Скрип. Скрип. Серые, почти седые, волосы поймали в живой капкан арктический холод и сладкий аромат цветочно-гречишного меда, который он когда-то пририсовывал сначала мыслями, а потом и чернилами.

Стук. Стук. Последний источник света затерялся во мгле. Вокруг массивного деревянного подсвечника, где лежал маленький затухший кусочек свечки, был замкнутый круг из почерневшего воска. Последняя преграда пала пред ней, даруя такой желанный приз – человека, посмевшего сделать из крылатого черного ангела главную героиню всех рассказов и историй. Теперь была ее очередь.

Мужчина замер, боясь сделать неосторожный шаг назад и прикоснуться к дымчатому плащу, мягко укутавшему бестелесную фигуру. Бух-бух. Еще несколько секунд, и сердце прекратит свои громкие движения. Бух-бух. Он никогда не сможет увидеть ее, но детальный любимый образ мог нарисовать пред глазами. Мог. Но не желал предсмертную минуту разделять с черно-белым персонажем, созданным собственными руками, с книгами, в которых так и не нашел ни горькое лекарство, ни сладкую отраву. Пусть лучше вьюга станет последним воспоминанием…

Писатель стоял, а в невидящих черных зрачках отражалась только белая пустота, цвет которой он часто сравнивал с цветом веселых танцующих облаков. Хм, глупое сравнение… Нет, с ней он начал свой жизненный путь, а значит, и завершить тоже нужно вместе.

Комната как будто сжалась до минимальных размеров, чтобы вместить только два силуэта, один из которых удерживал длинную светло-серую косу, лезвие которой было чернее бездны полного затмения. Удивительной загробной красоты кубические камни излучали сапфировый свет, успокаивающий и гипнотический. Стоило только взглянуть на них, как в ту же секунду ты потеряешь не только волю, а и тело, став одним из миллиардов проводников священной и вечной магии.

Тонкое лезвие зарождало в душе противоречивые чувства: отчаяние и страх от быстрого падения головы; бесценное желание жить, что так часто терялось в рутине.

Вот только мужчина, чей жизненный лист сейчас догорал, никак не мог вспомнить лица молодой девушки, гордо носившей имя Смерть. Он помнил плавные непринужденные движения, бархатистый голос, убивающий в ту же секунду, как только будет услышан, длинные серебристые волосы, часто заменяющие живительные лучи луны, умелые худые руки, что в самом конце вытаскивали едва бьющееся сердце из разодранной груди. Он знал, чем всё закончится. Бух-бух.

Спокойствие омыло его тело и душу, заставив расслабиться и не вздрогнуть от длинных пальцев на горящей жиле шеи. Единственное, что тревожило и не давало закрыть глаза – невозможность увидеть лицо, умереть, так и не подтвердив догадки об истинной душе Смерти.

– Знаешь, – чарующий ласковый голос начал медленно убивать. Тепло бурным потоком вливалось в ее тело, увеличивая силу с каждым произнесенным словом. – Твое одеяние для меня было лучшим за прожитую вечность, писатель. Размашистые крылья, где левое белое означает добро, а правое черное – зло, прекрасно служат и ни на миг не заставили меня отказаться от твоего подарка. Спасибо, даже пусть это слово из моих уст звучит немного комично.

Мужчина едва дышал, удерживаемый крыльями и руками Смерти, как якорем. Он хотел слушать, просто слушать ее вечно.

– Длинный плащ тоже чудесно на мне сидит, хотя я бы и предпочла платье цвета кровавого заката. Как ты думаешь, в следующей жизни сможешь его создать? – девушка продолжала говорить, хотя и видела, как дух ее любимца вылетел из дряхлого тела и удобно устроился в одном из бесценных камней на косе. – Кажется, и в этот раз нам не удалось поговорить. Очень жаль.

Белая вспышка стерла их маленькую волшебную комнату, перенеся обратно в человеческий мир. Вот только теперь не было слышно, как воет израненная вьюга за любимым писателем, вместо нее был утренний рассвет и веселая песня мимо пролетающих птиц; не было видно черного воскового круга, а старинный подсвечник лишился последнего магического напоминания о случившемся; разбитое стекло возвратило себе каждый утерянный фрагмент, а разбросанные листы и сухие перья аккуратно лежали на столе. Все было, как раньше, вот только никогда больше дымные кольца не поднимутся в воздух, никогда больше не выйдет книги с именем знаменитого писателя. Никогда больше…

– Как жаль, что это произошло так быстро, – потусторонний голос, который враз утратил былые очаровательные нотки, разнесся по комнате жутким карканьем. – Теперь придется еще очень долго ждать нового гения, а значит, пора доставать старые поношенные плащи и ржавую косу. Мне было приятно стать хоть на мгновение той, кого не боятся, а уважают. Приятно быть главной героиней.

Вспышка. Финал.

По трибунам пронесся одобрительный шепот, многие хлопали и переговаривались. Девушка тяжело поднялась, улыбнулась и отошла ближе к дереву, под которым уже обосновалась заботливая муза с "первой помощью".

Пока в сторонке разливали грог и раздавали карамельные яблоки, перед зрителями встал в полный рост Perk69. Словно фокусник он извлёк из рукава трость, воткнул ее перед собой, взмахнул рукой трибунам и сначала все услышали, а потом и увидели...

- Босс, машины готовы, - Большой Билл немного сгорбился перед среднего роста человеком в дорогом костюме, курившем у окна. От сигары в его пальцах поднимались витиеватые струйки сизого дыма, наполняя комнату терпким ароматом табачных листьев.

В тусклом свете, скрывавшем седину на висках и морщины на лице, мужчина казался еще совсем молодым и крепким. Его глаза холодили, как виски со льдом, когда он смотрел прямо на собеседника. Большой Билл поёжился от этого воспоминания и отступил в тень, так и не дождавшись ответа.

- Не, а че вообще происходит? - Коротышка Джо вальяжно облокотился на дверной косяк, сунув руки в карманы брюк.

Рукава его пиджака были закатаны по локоть, шляпа на гангстерский манер держалась на самой макушке, обнажая высокий лоб и торчащие дыбом рыжие волосы. Джо был новичком.

- Приведи себя и порядок, недотёпа, - строго произнес Большой Билл. - Босс этого не любит. И выплюнь жвачку, пока не выплюнул зубы. Сегодня особенный день.

Парень пожал плечами и сделал, как велено.

- Так что за особый день? - снова спросил он, понизив голос.

Стоявший у окна мужчина потушил окурок в пепельнице, взял с вешалки длинное пальто, перекинул его через согнутую руку, вытащил из длинной напольной вазы под окном казавшуюся чёрной в лунном свете розу и вышел из кабинета.

Билл и Джо последовали за ним по коридору к задней двери казино. У выхода его ждали два телохранителя. Один из них открыл перед боссом дверь, и все вышли на улицу. Снег валил большими мягкими хлопьями, им пришлось поднять воротники и плотнее запахнуть пальто. Босс в сопровождении телохранителей сел в чёрный Кадиллак. Билл и Джо поехали на машине прикрытия.

- Проверь "пушку", - бросил здоровяк, перезаряжая свой Томпсон. - Дело было в двадцатых. Я был совсем ребёнком, - начал он свой рассказ, медленно трогаясь за Кадиллаком босса. - Джимми О'Брайана уже тогда знали как самого дерзкого вора. Ходили слухи, что он как-то грабанул продуктовый на Максуэлл-стрит с одним "пугачом" в кармане!

Джо присвистнул и снова уставился в мокрое от таящего снега лобовое стекло, словно события тех дней разворачивались перед ним.

- Ему едва исполнилось восемнадцать, когда он стал "солдатом" в банде Долговязого Хиршела и собрал вокруг себя несколько преданных парней. Но даже они знали, что он не щадит ни друзей, ни врагов, если кто-то встаёт у него на пути. С малых лет у Джимми было только одно слабое место - Марко Валенти.

- Итальяшка? - воскликнул Коротышка Джо, не веря своим ушам, и уставился на Большого Билла.

Тот мрачно кивнул, выкручивая "баранку" на повороте, и продолжил.

- Отец Джимми был страшным пьяницей. Он  часто избивал их с матерью до полусмерти после очередного "дела". На пацана в те времена было страшно смотреть. Он подпускал к себе только сына соседа-сапожника, Марко. Мальчик брал у матери маленький таз с тёплой водой и какую-нибудь ветошь, пробирался, отодвигая сломанную балку в заборе в старый сарай, где, скрючившись от боли на старом пыльном матраце, Джимми прятался от отца. Тот часто не помнил, что сам изувечил сына, и добавлял за то, что он не смог в  драке дать отпор.

Марко отмывал с опухшего от побоев лица кровь, тихонько ложился рядом и рассказывал Джимми сказки, которые слышал от матери в детстве, согревая едва живого мальчишку собственным теплом.

- Подумаешь, получил от отца! - вдруг фыркнул Джо. - Мало ли мне доставалось от папаши! Разве это повод водиться с итальяшкой!

- Закрой пасть, Джо! - Большой Билл метнул на него сердитый взгляд, и тот замолк, выжидательно глядя на напарника. - Джимми никто не мог назвать мягкотелым, он не пощадил ни одного итальяшки, как и ни одного из своих. Но Марко был неприкосновенным. Любой, кто хотя бы высказывался о нем в присутствии босса, мог лишиться языка.

Джо прикусил собственный язык и положил вспотевшие ладони на колени. Хоть он и был новичком, но нравы босса знал весь город.

- Но банда большая, не все ещё знали  Малыша Джимми О'Брайана и, тем более, никому не было дела до тощего сына сапожника Валенти. Однажды под утро босс вернулся после облавы в подпольном клубе и обнаружил, что в обувном магазинчике Валенти  побиты стёкла. Он кинулся туда, но отец Марко уже умирал. Это были ирландцы, и  Марко во всем обвинил его. Говорят, они тогда крупно повздорили и, якобы,  Джимми так разгорячился, что пустил в ход кулаки.

Как бы то ни было, с того дня Марко пропал. А в ирландской банде начали ходить слухи об итальянском мстителе. Этот таинственный мститель нашёл всех, кто участвовал в расправе над отцом Марко, и рядом с пулей во лбу на каждом трупе ножом была вырезана буква V. Значило ли это "вендетта" или "Валенти", смысл был один. Итальяшки не брали на себя ответственность за мстителя, где находится Марко Валенти никто не знал, ходили слухи, что он не надолго пережил отца, но убийства продолжались до тех пор, пока все шестеро, кто приходили в дом Валенти той ночью, не получили своё.

А через год, когда об этих убийствах еще говорили, макаронники подняли голову, думая, что навели страху на нас. То и дело случались потасовки уже на ирландских территориях. Джимми предложил Хиршему такой план: заманить глав всех итальянских семей  на переговоры, взять в кольцо и перебить.

На «утку» о переделе территорий клюнули, был назначен день, а вернее, конечно, сказать, ночь. Для переговоров выбрали пересечение двух нейтральных территорий. На самом деле 8-я Восточная улица принадлежала банде Киллиана, которая и сидела в засаде в одном из баров недалеко от перекрестка, вооруженная до зубов. Люди Хиршема на бронированных линкольнах, утяжелённые томми-ганами, ждали со стороны 9-й Восточной, откуда должны были появиться итальяшки. С противоположной улицы их встречала делегация ирландцев. Так что единственным выходом оставался север 8-й Восточной, где, как известно, тупик и доки.

И вот в назначенный час две делегации встретились на перекрестке. Условились, что, когда между ними останется метров двадцать, Джимми подаст условный сигнал к началу бойни. Он стоял на пожарной лестнице одного из зданий, откуда было видно все четыре направления. Однако в этот момент кто-то из его ребят крикнул:

- Эй! Да это же Марко Валенти!

Все посмотрели на толпу итальяшек, и, действительно, худенький парень в кипельно белой рубашке вышел вперед, с вызовом глядя на ирландцев.
Появление Валенти было самой настоящей красной тряпкой для готовящихся к нападению людей Хиршема и О'Брайана.

Никто не помнит, как было дело, - свистнул ли Джимми, или люди спутали свист откуда ни возьмись пролетавшего мимо сыча с сигналом к атаке, или брат одного из убитых мстителем бросился вперед первым, однако, бой начался мгновенно.

- Так свистнул босс или нет? - перебил Коротышка Джо.
Большой Билл хмыкнул, довольный тем, что напарника проняло, и пожал плечами.

- Все знают Джимми. Он бы и глазом не моргнул. Они с Марко расстались в ссоре, не виделись больше года, пока происходили убийства. Да и отменить в тот момент уже ничего было нельзя. К тому же именно после этой кровавой резни Джимми О'Брайан стал консильери Хиршема. Но вот, что я тебе скажу, малыш, - весомо произнес Большой Билл. - С тех самых пор каждый год мы совершаем ночное паломничество на кладбище макаронников, к могиле Марко Валенти...

В этот момент Джо заметил стоящий поперек дороги Дюзенберг, из которого торчали два дула автомата. Последним, что он услышал, был визг тормозов и грохот пуль по металлической поверхности. В груди пекло, и Коротышка Джо опустил глаза на рубашку, по которой расплывались ярко-алые пятна. Он поднял глаза на то место, где стоял черный Дюзенберг, но улица была абсолютно пуста.

Большой Билл выбрался из машины и заковылял к Кадиллаку босса. У него была прострелена нога и плечо, но парень мог выдержать и более тяжкие ранения. Он заметил, что появившийся из ниоткуда автомобиль, пропал, словно его и не было, а на их машинах нет никаких следов от выстрелов. Однако кровь на его руке была настоящей. Суеверный ужас охватил здоровяка, пополз холодком по спине, и он испуганно оглядел темную пустую улицу.
Вокруг было по-прежнему тихо и пустынно.

- Босс, вы в порядке? - спросил, открыв дверцу, Билл.

Джимми О'Брайан сидел на заднем сидении «кадди» и выглядел, как обычно, только на животе сквозь сжимавшие рану пальцы сочилась темная кровь.

- Босс, я мигом отвезу вас в больницу! - засуетился Большой Билл, но Джимми слабо качнул головой.

- Я не жилец, Билли. Вези меня к Марко, - с бульканьем в горле выговорил он.

Парень выволок из машины тело водителя и бросил на обочине, ошарашенно оглядел совершенно ровный металл на капоте и стекло без единой царапины, сел за руль и подрагивающими руками взялся за баранку, ожидая, что в любую секунду призрак Дюзенберга появится и добьет его.

Однако больше ничего не произошло, они спокойно доехали до кладбища. Джимми был очень бледен и весь покрылся испариной. Большой Билл помог боссу выйти из машины и практически на себе донес до скромной могилы с именем «Марко Бернардо Валенти».
Джимми уже не мог стоять, и повалился на землю, а рядом присел и обессиленный кровопотерей здоровяк.

- Марко, я отомстил за твоего отца... Клянусь... - прохрипел Джимми О'Брайан.

Большой Билл смотрел на бледную полоску занимающейся зари и думал: «Почему он смог сказать эти слова только сейчас?»

Он вытащил из кармана складной нож и вырезал две линии на лбу Джимми О'Брайана.

Зрители некоторое время молчали, а потом громко захлопали. Участник благодарно улыбнулся и, слегка шатаясь, присоединился к компании с грогом.

На гостей устремила свой взор Irin_Kokh, она кивнула присутствующим, поклонилась правителям и приложила руку к груди. В следующее мгновение...

Стрелки часов неумолимо приближались к полуночи. Мужчина нервно затянулся сигаретой, пытаясь отравить себя до того, как всё начнётся. За окном завывала метель, мрак проникал в тускло освещённую комнату, которая стала последним его приютом, перед тем, как он сделает последний шаг.

Бом! Мужчина вздрогнул – полночь, отсчёт пошёл… Эти дьявольские часы отмечали каждый час глухим боем. Он давно уже их не замечал, привык. Только раньше ему не было так страшно, как сейчас. Его руки дрожали, он всматривался в тёмные углы своей комнаты.

Жизнь обрывочными кадрами возникала перед его взором, напоминая о самых ярких впечатлениях. Он никогда не понимал насколько был счастлив. Так много планов, желаний… Зачем? Зачем он всё решил изменить? Зачем он довёл себя до этого шага?

Бом! Беспощадное время!

Ветки замёрзших елей скребли по окну с улицы, рождая в душе крик, но он молчал. Он нервно курил, выдыхая клубы поседевшего дыма. В широком зазоре порога мелькнула тень. Сердце тяжело ухнуло вниз, глаза инстинктивно обратились к часам. Ещё рано… Ещё есть время…

«Беги! Беги-и-и!» – заскулила вьюга, проникая мурашками под кожу.

«Спас-с-сайся!» – шаркнули широкие лапы тёмных елей.

«Я не могу на это смотреть» - луна спряталась, погружая мир вокруг в беспросветную тьму.

Бом! Бом! Бом!

Уже три. Дрожащими пальцами мужчина смахивает холодный пот с лица. Решение принято. Или нет? Мрачные тени сомнений подбираются к колеблющейся душе.

«Возьми себя в руки! Ты мужчина! Нужно уметь отвечать за свои грехи… Ты смело встретишься с Ней лицом к лицу!»

Мужчина расправил плечи, стараясь побороть мандраж.

Скрип половиц за дверью и решимость рушится на мелкие осколки, разлетаясь по мрачной пустой комнате наполненной тусклым тоскливым светом ламп. Лишь кровать и его одинокий стол ещё пытаются отвоевать пространство у наступающей пустоты. Мужчина тянется за новой сигаретой, желая найти в вязком дыму поддержку своему решению.

Поздно бежать. Он сам загнал себя в угол. Он поклялся, что отдаст свою душу. Приходит время расплаты.

Тишина. Внезапная тишина давит. Все звуки замерли, словно давая последнюю возможность изменить своё решение. Бой часов с этим не согласен.

Бом! Время не хочет стоять на месте. Оно не испытывает к Нему жалости. Оно приближает рассвет, но тьма не пускает просыпающееся солнце. Тени медленно подползают, указывая мужчине его путь: на кровати чёрный «саван» и удавка, которую он должен затянуть сам…

«Я должен. Мне воздастся. Кто укротит дьявольское начало, получит успокоение. Я сделал выбор и должен пройти его, как мужчина!»

Чёрная одежда легла на тело, как влитая, преображая жалкий до этого образ мужчины. Сигарета потушена. Петля надета и затянута на шее. Содрогаясь внутри, мужчина смотрит на растущую тень за порогом.

Бом! Часы отбивают шесть ударов. Пора. Шаги всё ближе. Удары сердца увеличивают ритм. Белое облако сверкающей паутиной струится, обозначая дьявольские очертания. Безумной, безупречной, покоряющей, затягивающей, дьявольской Красоты! Красоты подавляющей все желания, кроме желания быть рядом.

- Дорогой, ты готов? Свидетели уже здесь, скоро начнут собираться гости. Ты готов отдать мне своё сердце и душу?

- Я ради тебя даже галстук затянул, - выдохнул мужчина, забывая о своих страхах, глядя на самую прекрасную невесту на свете.

Сначала по толпе зрителей пробежал ропот, а потом дружный смех и овации сотрясли поле. Участницу пригласили к себе выложившиеся предшественники.

Перед лицом публики осталась только немного припоздавшая Mercenary_009. Она раскланялась с публикой, опустилась на колени, сложила перед собой руки словно в молитве...

С потрескавшихся от мороза губ сорвалось призрачное кольцо дыма. Колеблясь, оно поднялось, дрогнуло – и, разбившись об лед стекла, растеклось по его поверхности крохотной волной.

Он выдохнул носом, на миг сделавшись похожим на старого дракона, огонь которого медленно, но верно угасает.

Пальцы покрепче сжали тлевшую сигарету, уронив немного пепла на грязный подоконник.

Новая затяжка. Тоскливый вой метели заглушил тихий свист. Ничто не могло принести ему такого наслаждения, как эта возможность забыться; даже по прошествии многих лет ощущения были остры как в первый раз.

Так темно… совсем как сейчас. Полумрак кухни словно стал еще гуще, подобравшись к его лодыжкам. Он замер и не вздрогнул даже тогда, когда тусклый свет лампы вдруг моргнул и темнота коснулась его затылка кончиком холодного языка.

Так тихо… ни звука, кроме колыбели метели и потрескивания лампы. Так было и в тот вечер, когда ночник, каждую ночь охранявший его сон, вдруг перегорел.

Так страшно… в тот день где-то между лопаток поселилось странное тонущее чувство.

Прерывистый выдох. Откуда-то взялась дрожь в пальцах.

Вспышка света сменяла вспышку тьмы быстрее, чем предыдущая успевала полностью захватить фигуру у окна. Замелькали, словно обожженные по краям фотокарточки, воспоминания.

Зубы сомкнулись сами собой. Теперь – ни звука. От стекла повеяло холодом. Он обнял себя за талию левой рукой в попытке сдержать подступающее оцепенение, правой продолжая держать сигарету.

Попытался поднести ее ко рту, но рука дрогнула – и сигарета выпала из побелевших слабеющих пальцев. Она падала медленно, будто тонула. Он не обратил внимания. Теперь это было неважно.

Он никогда не спит. Всегда начеку. Охотится денно и нощно. И никогда не отпускает добычу.

Им не спрятаться. Он ошибся.

Где-то внизу что-то шуршит. Похоже на ворчание какого-то зверя, к которому примешивается странный, ему не известный звук.

С таким звуком разрывается плоть.

Он ни жив ни мертв, и спина устала быть слишком прямой. Но он не смеет расслабиться, потому что уверен: стоит ему заснуть – и следующий день никогда не наступит. И никакое одеяло не в силах его спасти.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать: за порогом комнаты сейчас стоит размытый силуэт.

Он помнит, как быстро клацали по холодным голым половицам загнутые, как лунный серп, когти. Он помнит, как сверкали, глядя на него, янтарные кошачьи глаза. Он помнит, как теплое дыхание, немного отдающее железом, опалило его щеку.

Шаги. Тихие, неуверенные. Словно кто-то, привыкший передвигаться на четвереньках, учится ходить на двух ногах.

Он смотрит на него. На обладателя янтарных глаз. На обладателя загнутых, как лунный серп, когтей. И понимает, что его время еще не пришло. Он схватит его потом. Когда он меньше всего будет этого ожидать.

Неведомая фигура вышла на свет – и из мрака показалась она. Прикосновения горячих ладоней обожгли покрытую гусиной кожей спину. Он остался стоять лицом к окну и попытался незаметно пнуть окурок под стул.

– Ты так и не бросил? – в ее голосе сквозило разочарование. Он не ответил. Ему было совестно: ведь он обещал ей.

– Снова кошмары? – помолчав, спросила она, смягчившись. Он кивнул.

– Пойдем обратно в кровать, – она накрыла его левую руку своей и прижалась щекой сзади. Обняла. – Я починила ночник.

Он благодарно кивнул, и они постояли еще немного, наблюдая, как ветер играючи меняет ландшафт снежной пустыни. Обосновавшееся в низу живота сосущее чувство постепенно проходило, оставляя после себя блаженное облегчение. Только после этого он смог повернуться. Лампочка больше не мигала.

Пока есть батарейки и ночники – этому миру нечего бояться.

Это он усвоил точно.

Его сильные руки обвили ее худенькие плечи, и они ушли в комнату, а путь им указывала маленькая лампочка, светившая янтарным светом из-за приоткрытой двери…

Девушка пошатнулась, но соперники по состоянию поддержали её. Муза вручила грог и большой бутерброд. Подошедший Галка раздавал теплые накидки и хвалил каждого.

Но вот лорд обратился к зрителям.

- Достойна публика, уважаемые дамы и господа, наши участники показали вам, на что они способны. Они самозабвенно развлекали нас с вами, оттачивали свое мастерство, чему-то учились, что-то постигли. Теперь ваша очередь наградить их. Любой, даже выбывший, автор достоин любви читателей. Расскажите мне, кто же вам больше всех полюбился. От одного зрителя один голос. Спускайтесь сюда, прямо на трибуне внизу пишите имя того, кто по-вашему достоин получить приз. Голосование заканчивается завтра в полночь.