Сидящий в кресле Дитмар казался меньше обычного. Он ёжился и натягивал рукава на ладони. Вильям, как всегда, старался сделать вид, что совершенно спокоен и не излишне заинтересован. Хотя его почти трясло от желания узнать правду, как можно скорее, прямо сейчас. Но он и так почти каждый сеанс старался влезть длинным носом в воспоминания Дитмара об убийце. Не признаешься же себе, что судьба Дитмара его начала пугать не на шутку. Если убийца узнает о том, что Вильям докопался до правды, раньше, чем Вильям разгадает эти шарады Дитмара... Это очень плохо кончится. Он чувствовал, что своим неуёмным энтузиазмом выкопал им с Дитмаром две весьма глубокие могилки.

— Как вы спали сегодня?

— Хорошо... Ну... Лучше, чем раньше.

— Значит, после того, что случилось с Луисом, он пока больше не приходил?

— Да, — Дитмар потёр нос. Врёт. Приходил. Но, возможно, не наносил больше увечий. — Но это не хорошо... Что-то не так...

— Может, сейчас вы сможете этого кого-то охарактеризовать? Может, у него необычная одежда или причёска?

— Нет... Он ничем от вас всех не отличается, знаете...

— В этом отделении есть убийца, Дитмар. Он уже убил одного пациента, вашего знакомого. Вы можете помочь найти его.

— Здесь... Есть убийца. Но она не убийца, — ого, не слишком ли крутой поворот от темы разговора? Дитмар впервые так искусно съехал с явно причиняющей ему дискомфорт темы.

— Женщина?

— Да. Она говорила, что убила. Но она не убивала. Она врёт.

— Убивала, но не убивала.

— Да, — Дитмар поднял на него взгляд. — Она плачет по ночам. Я знаю. Она не хочет всего, что происходит.

— Она не убивала Лу.

— Да. Но она считает себя виноватой. Не верьте ей. Она врёт. Не потому, что хочет, а потому, что у неё нет выхода. У нас ни у кого нет выхода. Мы идём по тому пути, который нам придумали и нарисовали. Вы тоже. Вы ведомы. Но вы не видите ниток, за которые дёргают.

— Кто дёргает? — Дитмар затравленно обернулся и указал пальцем вниз. — Внизу... Комната. Там темно или светло? Там есть окна?

— Это место тьмы... Это место, откуда ты выходишь... Другим. Больным. И каждый раз тебе только хуже.

— Там есть люди?

— Нет... Там ты один на один с этим... Чувством и этим... Образом.

— Там негде спрятаться?

— Есть. Но какой смысл, если это его тьма?

— А как насчёт остальных пациентов? Они там так же часто бывают?

— Не знаю... Наверное. Но они хуже меня, вы видите, — Дитмар наклонил голову к плечу и отвёл глаза. — Они не расскажут того, что расскажу я.

— Да, вы очень многое мне рассказали, спасибо.

— Пока не за что.

Дитмар покачал головой и кинул взгляд на окно. За ним ещё светило солнце, хоть больше оно и не грело.

Сеанс закончился, как всегда, оставив после себя выжженное поле в голове. Наверняка всему этому есть объяснение, но оно не так очевидно, как ему хочется. Нужно очищать зёрна от плевел. Путаясь в себе, Вильям закончил записи, отдал карточку и спустился к ужину в столовую. Все врачи экспериментального садились в столовой за один стол. Этакая традиция. Пока между остальными врачами шёл диалог о чём-то отвлечённом, Вильям молча жевал и пытался понять, что ему делать. Убийца, но не убийца. Исходя из логики Дитмара, это человек, который убил, но убийцей не считается. Может, убил защищаясь? Вполне может быть. Мало кто хладнокровно мог убить человека, может, здесь действительно такие есть. Нужно спросить. Только как? Вильям банально не знал, с чего начать разговор, потому что начать хотелось с главного. Но не будет ли он казаться бестактным? Лэри всё ещё по привычке сидел с ними за одним столом и ковырялся ложкой в супе без особого интереса. Пытаясь понять, что же сказать, Вильям доел первое, второе и уже принялся за чай, когда наконец в разговоре между остальными появилась пауза.

— Дитмар выдал мне новый пассаж. У нас в отделении есть те, кто... Убил из самообороны? Женщина.

— Он прямо так и сказал? — Джордж Кейси аж присвистнул. — Это моя Мелиса, она столкнула грабителя с лестницы и, когда поняла, что он мёртв, сама на себя вызвала полицию. У неё на этом фоне случилась паничка, и её сюда привезли.

— Он сказал, что есть убийца, но не убийца. Я просто попытался выстроить логическую цепочку из его состояния.

— Дитмар твой очень хорошо видит, даже слишком хорошо. Он говорил, что Бейкер ждёт корабль, а он ждал сына-моряка... — Кристи опустила глаза в свою чашку кофе и сглотнула.

Вильям отхлебнул кофе и закинул ногу за ногу. Можно считать, что он нашёл ключик к разгадке? Похоже на то. Он отставил от себя кружку и почувствовал, что его кто-то легонько пинает под столом. Хьюго Миллер, сидящий напротив него, сделал весьма однозначный знак глазами, предлагая выйти, и, опрокинув в себя кофе, быстро выскользнул в коридор. Вильям отнёс поднос посудомойке и вышел в коридор. Его там уже ждали.

— Что он ещё тебе сказал?

— Много чего. Проблема не в том, что он говорит, а в том, что интерпретировать это тяжело, — Хью потёр глаза рукой.

— Я тоже сейчас в процессе разгадывания того, что мне говорит Карпентер. Он не очень говорлив, может, Дитмар сказал больше. Просто... Нам нужно будет поговорить и сложить то, что мы имеем. Быть может, тогда мы быстрее придём к решению и обгоним время.

— Я не против, когда встретимся?

— Как только у меня получится, я могу зайти к тебе в общежитие. У меня ещё частная практика, еле всё успеваю. А говорить на виду не очень хочется, мало ли... — Хью заозирался. — Может быть опасная информация, не стоит ею светить.

— Согласен. Тогда я буду ждать.

Проследив за тем, как Хьюго быстро поднимается по лестнице в отделение, Вильям нахмурился. Нужно хоть немного упорядочить то, что он успел узнать, чтобы не идти к этому разговору с пустыми руками. Может быть, действительно, у каждого из них недостающие кусочки головоломки. Скоро декабрь, а там и Рождество. Нужно торопиться, он обещал Дитмару, что тот доживёт.

Тишина, полутьма. Главная аллея, тёмная и безмолвная. И крик на краю слышимости. Кровь бьёт в голову, паника. Кто кричит? Что за чёрт? Оборачивается, мечется и тут... Дитмар, стоит, смотрит в душу. Чёрными, как бездны.

ты опять один

— Нет. Я больше не один.

а разве тут кто-то есть, кроме нас?

— Да. А ты разве не видишь?

Придумал, наслушавшись Дитмара. Да, придумал. Значит, и защиту придумает. Кто-то сжимает руку. Дитмар, настоящий, в его джинсовой куртке с нашивками. Он смотрит сквозь двойника. Двойник страшен, он как человек. Но только КАК. Наклоняется, улыбается страшной улыбкой оскалом.

— Он не настоящий.

Мантра, простая, которую он повторял, как дарующее успокоение заклинание. Игры разума. Кто-то играет на его мозгах, прекрасно зная, какие аккорды и в какой последовательности нужны, чтобы ему начало рвать крышу. Но кто сказал, что он так просто сдастся. Нет уж, пошли все нахер. Обнимает Дитмара, смотрит на двойника, на то, как его собственное отражение обнимает отражение Дитмара. На то, как он сам вдруг впивается Дитмару в глотку острыми зубами, разрывая, отрывая душераздирающе хохочущую голову от тела. Но тёплое дыхание настоящего Дитмара держит. Он сильный, он сможет. Он не ляжет в стационар. Он гораздо хуже, дотошнее и внимательнее того, кто с ним играет. Закрывает глаза. Это всего лишь очередной кошмар. Всего лишь страх убить Дитмара своими руками. Да. Темнота, тишина.

Дитмар с утра был не в духе, мялся и постоянно озирался. И всё время смотрел Вильяму поверх плеча. Это начинало настораживать. Если у Дитмара и вправду могут быт галлюцинации, это плохо, значит, он не снова не понимает, что делать. Обязательные вопросы-проверки Дитмар с каждым разом проходил лучше и лучше. Он вообще стал болтливым. Такое ощущение, что ему просто не с кем было поговорить, вот он и молчал. Вот только ясности в его словах не стало. Чем больше он говорил, тем больше всё путал. Это было похоже на то, что кто-то просто возюкал маркером по бумажке. И где конец этой верёвочки? Куда двигаться, чтобы распутать? Дитмар пытался его вести, но вот оставлял слишком много ложных путей. Чем больше простор для интерпретаций, тем хуже понимание.

— Дитмар, давайте ещё раз, я понимаю, что для вас это очень важно, но давайте по порядку, — он в очередной раз пытался рассказать Вильяму про отражение. Зачем он вспомнил об этом сейчас не понятно.

— Он реален. Можете не верить. Но он есть. Но сейчас он заперт там... За стеклом, — Дитмар облизал пересохшие губы и поёрзал на стуле.

— То есть все, о ком вы говорите реальны, я понял.

— Да. И мой друг... Он жаловался, что вы его отталкиваете. Не надо. Он хочет помочь.

— Попросите друга выражаться яснее в своих порывах помочь.

— Зачем мне просить? Он услышал, — Вильям передёрнул плечом. Снова ощущение прозрачных стен и взгляда в затылок. — Я просто... Знаете... Думал о том, что происходит. Я пытаюсь понять, что часть кошмара, мои сны, а где жизнь. Между ними нет грани... И... То, что коридор переворачивается с ног на голову — это кошмар, я понимаю. Но были ли тараканы в туалете кошмаром или они настоящие... А может, птица на ветке, вон та, — Дитмар ткнул пальцем на окно, — она настоящая или нет?

— Настоящая, у неё гнездо под моим подоконником, — сорока на ветке каштана что-то щёлкала и тарахтела ещё с самого утра. Как и во все предыдущие две недели.

— А вы настоящий? Может, мне только кажется, что у меня есть хороший врач... А на самом деле я уже всё... Я не понимаю грани между тем, что вижу, и тем, что не могу вспомнить... А вообще... Может, это и хорошо, — он слегка улыбнулся загадочной улыбкой человека, знающего секрет. — Я защищён всем этим от осознания кошмарности происходящего. А вы нет, — Вильям поджал губы. Он прекрасно понимал, о чём Дитмар. О том, что он не может ни отстраниться, ни забыться, ничего, он погряз в этом ужасе по самые уши.

— Но вы ведь знаете что-то о том, как остановить всё это? Есть ведь возможность... Вы говорили, что за Лу прибудет корабль. Вы говорили о его сыне.

— Да? Возможно. — Дитмар слегка вскинул бровь. — Я стараюсь быть правдивым. Лу разлил море. Корабль забрал его, но море никуда не делось... — Дитмар вдруг поднял на него глаза и наклонился, вперёд в каком-то угрожающем жесте. — Кто-то может в нём и утонуть.

— И что сделать, чтобы убрать море?

— Ничего. Уже ничего. Поздно. Знаете... Фатум, он как топор, рубит не глядя и... не потому что хочет, а потому что так решил тот, кто его держит. Доктор, вы не понимаете... Он идёт за нами, за каждым по порядку. Мы просто ненужные вещи в этой игре. Он играет с вами. Я вижу, что вы становитесь странным. Вы все одинаковые. Ваши страхи — его оружие. И наши тоже, — Вильям слегка поморщился, вспомнив, что на руку Луису был намотан клоунский нос. Как какое-то послание, чтобы запугать, запутать. — Знаете, ничто так не пугает нас, как мы сами, — Дитмар ткнул пальцем в висок. — Эта дрянь генерирует весь этот бред и не даёт мне жииить...

— А описать его вы можете? Может, он носит очки? Или у него есть усы?

— Нет. Но он рядом, ближе, чем вы думаете... Я боюсь его, потому что он здесь повсюду, как воздух, как свет или тьма. Доктор, я... Я хочу вам сказать, но что? Что я не помню ничего? Я не помню даже как зовут... Маму, — Дитмар скривился в попытке сдержать слёзы. Губы предательски задрожали. Мгновение, и он закрыл глаза рукой. — Я не понимаю, что происходит. Я в кошмаре, который не кончается...

— Я понимаю. Каждый человек хоть раз в жизни видел настоящий кошмар. И зачастую это то, что не поддаётся осмыслению...

— Да. И пониманию, — Вильям плохо его понимал, но мог себе представить. Его картина мира — как куча бумажек, которые кто-то перемешал. И в этой каше-мале ничего не разобрать. Отрывочные ощущения, воспоминания, незначительные и совершенно бессмысленные, если они не вписаны в картину мира. — Я постараюсь вам подсказать. Постараюсь. И друг. Только... Не бойтесь, не уходите...

— Куда же я денусь, я же ваш врач, я здесь, чтобы вам помочь.

— Да. Поэтому не уходите. А я вам помогу.

Вильям тяжело вздохнул. Единственное, чем мог помочь Дитмар, так это назвать убийцу и указать, где искать комнату. Но вытащить это из него невозможно. Скорее всего, он и не знает того, кто всё это делает. По крайней мере, имени. Если ткнуть пальцем, так, может, он бы и ткнул. Да и кто сказал, что убийца приходит сюда не ряженым. Усы клеит или очки надевает, волосы укладывает по-другому. Подслеповатый Дитмар, может, особо и не разбирает, кто есть кто. Только вот... Тогда, когда они увиделись во второй раз, он увидел за спиной Вильяма что-то, что его напугало. Может быть так, что это его мучитель прошёл по коридору? Если его спросить, он может и не вспомнить. Слишком... Удобно? Вильям понимал, что этими разговорами расшатывает и Дитмара, и себя, и начинал сворачивать беседы заранее, чтобы успокоить хотя бы пациента. Когда наконец подошло время, и Дитмару нужно было уходить, он остановился в дверях и снова посмотрел в угол за спиной Вильяма.

— Знаете, доктор... Я не желаю вам зла. Вы хороший. Просто... Вы поймёте. Но может быть поздно. Ведь есть то, что невозможно вернуть... Вы меня понимаете.

Дитмар странно кивнул головой, словно приглашая кого-то выйти, и грустно улыбнулся Вильяму. Вильям натужно улыбнулся в ответ и кивнул. Он понимал и не понимал одновременно. Слишком сложная шарада. Так, что если начать с двойника. Кто это? Он реален. Он есть на самом деле. Примем это за аксиому. И вот отсюда, может, и получится что-то вытянуть. Итак... И что дальше? У него нет ресурсов, чтобы выяснять такие личные вещи. Кто может знать? Знает ли первый врач? Сложно сказать. Вильям быстро отлистал в начало карточки и принялся перечитывать. Нет, ничего. Хм, интересно. Между записями в карточку и попаданием в больницу два месяца. И где эти два месяца? Вильям для надёжности перелистал карту, но листы из неё не вырывали. Значит, эти записи будут или где-то в плановом отделении, либо в остром. Как выудить карточку из архива планового, он знал. Там похлопает глазками, там мило улыбнётся, и ему дадут полистать потихоньку на пару минут. А если острое? Вильям поджал губы и вытащил буклет, принесённый профессором. Нет. Плановое. С фотографии на него смотрел не гиперактивный псих, а депрессивный пациент в угнетённом состоянии. Да и, судя по первой общей записи в карте, он приехал сюда сам. Значит, плановое. Нужно будет покопаться.

Он едва не подскочил, когда услышал, как за спиной щёлкнула плашка паркета. Он и так поднял себе дозировку седативного до верхней допустимой границы своего диагноза. В конце концов, тревожное расстройство в остальных жизненных ситуациях ему мешало не сильно. Разве что Вильям всегда сильно заранее выходил к оговорённому времени и ставил будильник на полчаса раньше, чем нужно было вставать. Но эти взгляды Дитмара ему за спину выводили его из равновесия настолько, что неистово хотелось обернуться. Ликка была права, спросив, не боится ли он там увидеть то, что видеть не следует. Боится, очень.Шаги. Что? Вильям резко выпрямился. Ярко освещённый горящим оранжевым закатом кабинет был пуст, если не считать его самого. Он уже был готов смириться с тем, что шаги чудятся ночью, потом что в темноте людская мнительность обычно достигала апогея. Но днём? Вильям тряхнул головой и вдруг явственно услышал шаги снова. И не какие-то фантомные, как казалось раньше. Кто-то очевидным образом прошёл от подоконника до кушетки, под его ногами щёлкали плашки паркета. Но никого в комнате не было по-прежнему.

— Кто здесь? — Вильям попытался придать голосу твёрдость, а не проблеять это самым жалким образом.

Пустота не ответила. Но звук шагов дошёл от кушетки до двери. И тут ручка повернулась сама по себе, дверь открылась, и кто-то вышел из кабинета. Через оставшуюся приоткрытой дверь было слышно, как пациенты ужинают в столовой. А Вильяма прошибла нервная дрожь. И что с этим делать? Перекреститься? Прочесть молитву? Что делать? Если шаги ещё можно приписать помутнению, то открывшуюся дверь — нет. Вот же, открыта, очевидным образом. А открыта ли? Вильям тихонько дошёл до двери и провёл рукой по косяку. Открыта. А может, он сам открыл и не помнит? Нет, нарушений памяти у него не было никогда, даже в самые плохие времена он помнил самые мелкие детали, это было его проклятьем и болезнью. Он ничего не забывал, и голова со временем стала похожа на грязный пыльный ангар с контейнерами, в которых были прямо на пол свалены кучи совершенно ненужной информации, и хозяйственный мозг её выкидывать отказывался. Наконец он смог выйти из ступора и, забрав свои бумаги, быстро вышел. В коридоре уже горел свет, на улице было пасмурно и сумрачно даже сейчас. Сейчас ему нечего делать в отделении, да и в приюте в принципе, до завтрашнего дня он свободен. Отлично, нужно бежать отсюда очень быстро.

В общежитии стояла приятная тишина. Было слышно, как ходят люди, как администратор что-то печатает на клавиатуре Макинтоша. Вильям уже битый час сидел на кухне и пытался успокоиться. Странное событие не укладывалось в голове, оно не вписывалось в картину мира, к которому он привык. Натерпевшись ужасов во имя бестелесной сущности, судя по рассказам жестокой, мстительной и мелочной, он отказался от любой мистики. Поверить в мистику — значит, поверить в бога, а его Вильям не чтил и не уверовал. Бог был просто словом, которым прикрывали издевательства над ним. Во имя чего? Во имя изгнания дьявола. Ещё одно страшное, но бесполезное слово. Но сейчас... Он видел всё это собственными глазами. Но готов ли он поверить им? Могут ли ему врать собственные глаза? Он стоял на распутье, страшном, пугающем до нервной дрожи. Поверить в то, что произошло, означало принять тот факт, что мистика существует, что душа, бог, привидения и дьявол не просто слова. Не поверить в это — значит, принять факт обмана. Обмана собственного восприятия, признать себя больным. И то и другое угрожало, висело над головой как топор. Прав Дитмар. Судьба как топор, рубит не глядя. Только что с этим делать, как с этим жить?

— Вильям, привет, — на пороге появилась Ликка, сияющая, как начищенная монета. У неё сегодня был выходной. — Гляди, какой свитер я себе купила, — она скинула куртку и пару пакетов на лавочку у стены и приняла модельную позу.

— Красивый. В Карлайл ездила?

— Да, отдыхала от этого всего. Смена обстановки часто очень помогает. Возьми выходной, поедь в кафе.

— Я подумаю. Ликка, могу задать тебе вопрос, ты не спешишь? — она села на стул напротив и налила себе чаю в кружку.

— Вообще нет, я только завтра на дежурство ухожу.

— Ты у меня как-то спросила, не боюсь ли я оглядываться. Так вот... Что я по-твоему могу там увидеть?

— В смысле? — Ликка выпрямилась на стуле. Вильям и без того понял, что этим вопросом её напугал, но ходить вокруг и около уже не было сил.

— В прямом. Что стоит за спиной такого, что мне не стоит видеть? Все эти шаги, дыхание, мужчина в коридоре. И ты сказала, что спотыкалась на ровном месте. Так я не споткнулся, меня дёрнули за грудки так, что я упал. Что это было? — Ликка поджала губы и опустила лицо.

— Как будто я знаю... Если бы я хотя бы понимала... Я бы тогда не боялась так сильно, как сейчас.

— Может быть, у меня галлюцинации? — Вильям отхлебнул чаю и откинулся на спинку стула. — Может... Утечка газа? Мало ли, здание старое.

— Тогда уж всех бери в расчёт. Никто пока, кроме тебя, так открыто об этом не говорил, но ты не один такой. Мы все такие...

— Что?

— То, что ты видел в коридоре ночью, это не впервые. Я тоже видела силуэт мужчины несколько раз. Просто... Сейчас ещё это убийство, оно сделало нас нервными, и мы начали на эту тень так реагировать. Может, это и убийца, а может и...

— И кто? — Вильям наклонился вперёд через стол.

— Знаешь, я здесь почти с самого открытия отделения. Врачи тут меняются часто, а младший персонал — нет, — Ликка поправила волосы и наклонилась к Вильяму поближе, заговорщически поманив пальцем. — Нам проводили экскурсию по больнице тогда, знаешь, это же музейное поместье, тут даже комнаты расположены, как и тогда, никто ничего не перестраивал. И... В общем владелец этих угодий Даррен Шенн, он был коллекционером, там хранились его коллекции.щ И монетки, и марки, и книг целая куча, каждой коллекции по комнате. И там же была его летняя спальня. Короче, как я поняла... Он умер на нашем этаже, захлебнулся в ванной, когда инсульт случился. Ну это так, слухи. Может на самом деле это просто бред. Но в общем... Я думаю, что это призрак ходит по отделению. — Вильям даже не попытался скрыть удивление. Он впервые об этом всём слышал, никто и ничего ему не говорил. Как интересно. — Ты можешь мне не верить, но давай начистоту, ты ведь видел, как предметы сами двигаются, слышал эти странные звуки... — Вильям поджал губы. Он не видел никакого смысла спорить с Ликкой. Потому что в противном случае нужно признать, что у них массовые галлюцинации, и они все больны. А признавать реальность болезни страшнее, чем реальность привидения.

— Ликка... Даже если и есть призрак... Как тебе сказать... Дитмар говорит, что у него есть друг. Некто, кто пытается им помочь, и нам тоже. Может, он о призраке, может, о ком-то из персонала. Но чего точно не может быть, так это того, что убил призрак. Ну не может бестелесное влиять так на материальный мир. Да и, в конце концов, каков тогда мотив? Даже у привидений в книгах и фильмах есть мотивы. Если бы он хотел нас прогнать, он бы это уже давно сделал, и убивать никого не надо. Убийца не призрак. Он гораздо страшнее.

— Я понимаю, но... Очень страшно теперь... Знаешь, когда в маленьком мирном городке, где даже двери на ночь не запирали, происходит убийство, и даже после того, как убийца вроде пойман, все жители боятся выходить в сумерки, оглядываются и закрывают двери и окна на замки.

Вильям понимающе кивнул и отпил чаю. Вряд ли кто-то сможет внятно ответить на его вопрос. Он, дипломированный мозгоправ, который может даже с буйным найти общий язык, перестал находить общий язык с самим собой. Пожелав Ликке хорошего вечера, Вильям забрал кружку с чаем и пошёл к себе. У него есть над чем подумать, в верхнем ящике комода его ждал верный помощник — блокнот, который он принёс сюда в самый первой день работы.

Итак, что он имеет? Кольцо на указательном пальце и размагничивающее устройство, больше ничего. Маленькая дверца, комната внизу. Это должны быть реальные объекты. И, с учётом того, что пациентов ночью уводят туда, это должно быть расположено так, чтобы не нужно было ходить мимо поста. Может, что-то вроде люков в полу? Нет, вряд ли. Прямо под ними отделение дожития. Не им же на голову? Да и там бы уже врачи заметили. Вопросов всё больше. Не умеет он добывать ответы, зато как хорошо научился задавать вопросы. Выудить что-то из головы пациента в принципе не просто, но в этот раз всё как-то особенно тяжело. Потому что ни разу ещё он не был ограничен во времени. Дитмар сказал, что хочет дожить до Рождества, и почему-то мозг тут же выделил это как дедлайн, и если до того Вильям не разберётся, может случиться что-то ужасное настолько, насколько возможно. Судорожно зарывшись пальцами в волосы, он снова взял в руки карандаш. Комната внизу. А если подвал? Пациенты наверняка сопротивляются, кричат, а вот если эта комната в подвале, то можно и не услышать. На первом этаже ночью только охрана на посту, и всё. Но как незаметно вывести туда пациента? Маленькая дверца. Не люк же. Профессор сказал, что уже осматривал вентиляцию, и туда бы никто не пролез. Хотя щуплый Дитмар мог бы, конечно. А вот тот же мистер Бейкер или там мистер Смит — нет. У первого был живот, да и он в принципе был тучным мужчиной. А у второго были широченные плечи, хоть он был костлявым, не прошли бы именно плечи. Что может быть маленькой дверцей? Все двери в отделении были одинаковыми, даже в кладовку вела такая же створка, как и в остальные комнаты. Только в палаты были полуторные, а в кладовки чуть более узкие, чем в кабинеты. И что за друг Дитмара, который хочет помочь? Верить в мистику не хотелось, она оправдывала собой любой бред, любые события просто потому что мистика же. Излишне в неё уверовав, можно потерять все остатки здравого смысла, и тогда даже пролитый по неосторожности кофе станет проделками полтергейста. Нет, нужно до последнего сохранять критическое мышление и попытаться сначала приложить к ситуации все не мистические объяснения.

Часы показывали половину одиннадцатого, сна не было ни в одном глазу, но буквы уже начали плясать, а смысл — сбегать под кровать. Вильям потёр глаза рукой. Нет, хватит этих мытарств. Сейчас пойдёт, выпьет на сон грядущий горяченького чая и ляжет спать. От того, что он будет пялиться в блокнот, ничего нового он не надумает. Тихонько спустившись на первый этаж, чтобы не разбудить менее нервных коллег, он уже пошёл к столовой, как замер. Кто-то явственно рыдал. Тихо, беззвучно, только тягая сопли и тяжело дыша. В комнате отдыха горел тусклый свет, значит, кто-то так же, как и он, не может спать. Остановившись в проёме, он поджал губы, рассматривая Лэри, сидящего с ногами в кресле. Он прикрывал рукой глаза и пытался проглотить рыдания.

— Лэри, — Он вскинул красное опухшее лицо на Вильяма и сжался в кресле.

— Я что, так громко сморкался? Прости...

— Нет, я просто не спал, — Вильям уже хотел пройти дальше, в столовую, но тяжело вздохнул и подошёл к Лэри. Он не может всё так бросить.

— Что с тобой? У меня умерли трое пациентов, убили себя сами, изощрённо, жестоко. Луиса же убили, ни ты, ни он тут не виноваты, — он положил Лэри руку на плечо, отчего тот вздрогнул. — Что с тобой, расскажи. Пожалуйста.

— Я не думал, что всё повторится... Блять, — Лэри всхлипнул и закрыл лицо руками, снова захлёбываясь воздухом.

— Может, воды принести? Или там успокоительного?

— Я и так на успокоительных. Мне гораздо легче, чем неделю назад... Ма... — он болезненно захлебнулся и откашлялся, пытаясь вернуть себе голос. — Ма-а... Мать. Мне было шесть, когда она повесилась, — Лэри запрокинул голову в потолок и сцепил зубы, с бульканьем втягивая воздух. — Она бросила меня на отца, на его новую жену... На эту старую клюшку бабку... Как я её ненавижу! — Вильям всё же решил обнять его, чтобы тот так не захлёбывался воздухом. Ещё немного — и истерика дойдёт до пика, надо чем-то снять.

— Знаешь... Дитмар сказал очень интересную вещь. Что наши страхи — оружие. Не только пациентов, но и наши, — Лэри поднял на него зарёванное лицо. — Ты никому не рассказывал об этом?

— Главврачу перед похоронами. А так может и ляпнул где-то, не помню... Я не поверил, что Луис повесился, не поверил, потому что не может быть таких совпадений! Не может! — С сиплого шёпота он сорвался на вскрик и тут же закрыл рот руками. — Я теперь думаю, что, может, и мать убили. У меня какие-то приступы паранойи... Как я устал от допросов, от этого всего... Когда меня уже отпустят... Я даже работать не хочу уже, хочу уехать только отсюда...

Вильям прижал его к себе, давая опереться, и понял с кресла. Нет, всё же нужно воды, а ещё лучше горячего чая. Он знал, что даже присутствие кого-то рядом иногда помогает пережить самые сложные моменты жизни. Нужно только не принимать всё к сердцу. Хотя это будет самым сложным делом, уже поздно, уже не получится. Ощущение чего-то, что надвигается на них всех громадой, невозможно было отогнать. Все врачи отделения, весь персонал, это уже так просто не скрыть. Они все боятся.

Бежит. Быстрее и быстрее, спотыкаясь, оскальзываясь. Лес, какой-то красный, отвратительный, красный тусклый свет от красной луны, туман стелется по земле. Красная трава шелестит, как бумага, режет босые ноги, и вдруг увеличивается, тянется к шее. Или он становится меньше? Кто-то идёт. Кто? Пригибается, прячется в траве. Почему трава такая высокая? Свет, резкий, как от прожектора, страх. Прячется в траве, потому что кто-то дышит. Громко дышит, очень громко. Свет исчезает, и он поднимает голову над травой. Боже, что это? Человек, весь в чёрном, похожем на плащ и платье одновременно, в руках окровавленный серп и фонарь. А на голове мешок. Кто это? Он успевает только заметить, что одна рука висит, пришитая кое-как, и из неё торчит вата, прежде чем этот кто-то решает обернуться. Пригибается, ложится в траву.

— Доктор...

Рядом Дитмар. Откуда? Он держит его за руку и смотрит заплаканными глазами. В одной больничной пижаме, босиком, в волосах красные листья. Сжимает руку. Он поможет, выведет отсюда, поможет, выведет. Тянет за собой, ползком из травы к густым зарослям каких-то кустов. Алые листья качаются на лёгком ветру. Громкое дыхание монстра где-то далеко и близко одновременно. Кусты смыкаются над ними, как купол. Он протягивает к Дитмару руки, пытаясь выбрать листья из волос.

— Не надо...

— Что ты делаешь в моих кошмарах? Почему? Я хочу тебя защитить, но я не могу! — срывается, хватает Дитмара за грудки, заставляя посмотреть в глаза, но тот отводит взгляд и смотрит куда-то над плечом. Снова.

— Я не желаю вам зла. Вы хороший. Просто... Вы поймёте. Но может быть поздно. Ведь есть то, что невозможно вернуть... Разум, доктор.

А где монстр? Где его дыхание? Он понимает, куда с таким ужасающим равнодушием смотрит Дитмар. Пальцы сами собой разжимаются, Дитмар как тряпичная кукла стекает ему под ноги, от накатившего кошмара начинает колотить. Он медленно оборачивается. Чтобы увидеть то, что видеть не стоит.

Дневная смена в четверг всегда была муторной. В этот день с Дитмаром если и удавалось поговорить, то совсем немного, так, едва перекинуться парой фраз. Блокнот полнился записками, похожими на те самые доски с газетными вырезками, соединёнными красной нитью. Разобраться в этом грязном бардаке было под силу только опытному детективу или самому гению-маньяку. А разбираться в этих завалах нужно было срочно. Вильям старался и читать блокнот, и бдить за пациентами одновременно. Благо, здешние постояльцы не разбредались, сидели, куда посадили, и занимались своими делами. Сегодня приходили двое ребят из местного театра, они разучивали в пациентами стихи, читали пьесы по ролям, занимались, как с малыми детьми. Пациентам такие занятия явно на пользу. Только вот Дитмар старательно отмалчивался. И это тревожило. За окнами начинались ранние сумерки, уже ужасно холодные. Вильям карандашом делал в блокноте пометки, стараясь выстроить логическую цепочку, которая бы привела его к предполагаемому убийце. Или хотя бы намекнула. Если вывести отличительные черты, можно сделать хоть какие-то выводы. Вместе с ним на смене сидела Кристи, она то и дело шуршала одеждой и листами папок. Вильям слишком глубоко погрузился в свои записи, поэтому не сразу понял, кто его тормошит за плечо. Когда он вскинул голову чуть не столкнулся с Кристи лбом. Она хмыкнула и заправила прядь пергидрольных гладких волос за ухо.

— А где Мелиса? — Вильям окинул взглядом зал отдыха и нахмурился.

— Она вроде уходила в туалет?

— Да. Я пойду проверю.

Кристи отложила папку с назначениям лекарств и быстро вышла из зала. А Вильям привстал и принялся оглядываться. Дитмар сидел на подоконнике спиной к комнате и приложив голову к откосу окна. Он с самого утра был удивительно тихим и молчаливым. Даже когда Вильям попытался с ним заговорить, он подозрительно промолчал, как будто что-то скрывал. Присев на стул за стойкой, Вильям взял в руки папку, которую изучала Кристи, и хмыкнул. Есть возможность посмотреть, какое лечение назначено Дитмару. Аккуратно перечислены препараты рукой профессора, дозировки, психотерапия с ним, кое-какие тесты, ничего такого. Взяв ручку, он задрал рукав свитера и принялся на руку выписывать препараты. Почитать бы на досуге, для чего эти таблетки. Он едва успел опустить рукав и отложить ручку, как к нему подбежала Кристи. И без слов по её лицу было видно, что произошла очередная дрянь.

— Мелисы нигде нет.

— В смысле? — несмотря на то, что, благодаря Дитмару, Вильям был готов к чему угодно, он всё равно испугался. Потому что, в конце концов, одно дело — знать, что с пациентом. Другое — не знать и не понимать ничего.

— Пропала она, я всё обыскала, — Кристи натурально тряслась в панике. За ней уже маячил бледный Джордж. Ещё после смерти мистера Бейкера по отделению как призрак бродил панический страх повторить судьбу Лэри. И, похоже, Джордж следующий. На благополучный исход этой ситуации Вильям не надеялся.

— Так, блин... Поднимай всех, сообщи профессору, нужно её искать.

— Сейчас.

Дождавшись, когда она уйдёт, Вильям вышел из-за стойки и присел в кресло так, чтобы контролировать всей пациентов, как мать-орлица. И опять в его смену, что это за мистика? Слишком много каких-то странных совпадений. Нужно вспомнить, кто ещё сейчас в отделении, кто может быть причастен. Проблема только в том, что днём в отделении куча персонала, администрация, все врачи... Многовато подозреваемых. Услышав оживление в коридоре, Вильям кивнул медсестре за стойкой, чтобы та прикрыла дверь. Пусть лучше пациенты ничего не знают. Сохранить себя и других в этих обстоятельствах становится первоочередной задачей. В зал быстро вошёл мистер Монтгомери и, пролистав журнал смены, подошёл к Вильяму.

— Во сколько Мелиса вышла из зала?

— В половину четвёртого где-то.

— Она сама или с кем-то?

— Сама, она прекрасно справляется сама, просто отпросилась у нас и вышла, — мистер Монтгомери почесал кончик носа и тяжело вздохнул.

— Нужно пациентов отвести в палаты. Я понимаю, что время отдыха ещё не закончилось, но нам нужно предотвратить панику. Ни в коем случае не говорить, что кто-то пропал.

— Я понимаю.

— Я сейчас пришлю ребят, чтобы они проводили всех в палаты.

Вильям почесал нос и нахохлился. Похоже, молчание Дитмара было совершенно не просто так. Понять бы, откуда он заранее всё знает. Откуда-то же он узнаёт, что произойдёт. Кто-то может утонуть. Какой иносказательный намёк на новый инцидент. Вильям подозвал к себе одного из санитаров, на всякий случай, и подошёл к Дитмару. С ним вообще всё в порядке? Он уже час не двигается.

— Дитмар, — молчание. Вильям аккуратно прикоснулся к плечу, отчего он вздрогнул. — Дитмар, нужно в палату идти.

— Тише. — Дитмар поднял указательный палец. Вильям с санитаром замерли, рассматривая его. Он как будто прислушивался к стене. Наконец он всхлипнул и обернулся. И тут стало видно, что он плачет, причём уже давно. — Он убил её.

— Дитмар, пожалуйста, пойдём со мной.

— Он убил, убил... — Дитмар, не смотря на явно неадекватное состояние дал снять себя с подоконника и повести под руки к палате. — Вторая.

— Дитмар, пожалуйста, скажи больше. Кто убил, кто?

Дитмар как сомнамбула вплыл в палату, сел на кровать и замер. Вильям уже понял и без того, что пропавшая Мелиса Мэйсон так просто не найдётся, и надеялся только на то, что Дитмар просто паникует. Наконец Дитмар тихонько взвыл, запрокидывая голову.

— Он убииил...

— Дитмар, пожалуйста.

Вильям взял его лицо в ладони и заглянул в глаза. Мгновение Дитмар смотрел на него ничего не понимая и наконец наклонился, просунул руку под матрац и вытащил что-то, сжимая в кулаке. Вильям тут же подставил руку, понимая, что тут будет подсказка. И вправду. На ладони лежало попользованное сменное перо от наливной ручки типа Паркер. Острый кончик был в засохшей крови. Благодарно обняв Дитмара, прижимая к себе, Вильям быстро пошёл вниз. Он не понимал пока подсказки Дитмара, но одно ясно. Колет и бьёт его кто-то, а не он сам. А Мелиса Мэйсон мертва. Никаких сомнений. Дитмар обещал не врать, и он не врёт. Море, и в нём кто-то должен утонуть. Море. Бассейн. Стараясь не упустить эту цепочку, Вильям даже не услышал, что его окликнул главврач. Казалось он начал понимать какую-то логику в происходящем.

— Вильям, что-то вы сегодня в облаках витаете, — мистер Рэйнолдс догнал его уже на первом этаже. — Куда вы так спешите?

— Ищем пациентку.

— А разве она не должна быть где-то в отделении?

— Боюсь, что нет... — Мистер Рэйнолдс схватил его за руку уже на спуске в полуподвал.

— Что происходит?

— Дитмар... — Вильям на секунду замялся и тяжело вздохнул. — Дитмар сказал, что Лу разлил море и в нём кто-то утонет.

— Нет-нет, только не это.

Мистер Рэйнолдс разжал пальцы и провёл по волосам. Похоже, он прекрасно понял намёк. Вильям быстро спустился в холл полуподвала и двинулся к дверям в бассейн. Оттуда было слышно какие-то странные звуки. Мистер Рэйнолдс отодвинул Вильяма и приложил к замку свою карточку. Он перекрыл весь дверной проём и замер, не давая ничего увидеть, но звуки наконец стали различимы. Они были похожи на всхлипы истерики. Вильям нервно сглотнул и заглянул в полуподвал поверх плеча главврача. Сердце пропустило удар, бросило в холод адский, от которого тут же начали стучать зубы. Медсестра стояла у бортика бассейна, закрывая рот руками и сотрясаясь от всхлипов. А в воде плавало тело женщины лицом вниз. Вильям отмер не сразу, а когда наконец смог это сделать, кинулся к соседней двери в морг. На стук ему открыл растрёпанный и злой Шон.

— Иди в бассейн.

— Что за?

— Быстро, нужна подмога.

Парень сначала обиделся, это было видно по лицу, но, увидев эту потрясающую картину, кинулся к бассейну. Пока Вильям пытался проглотить начавшийся нервный тик, чтобы его никто не увидел, Шон с мистером Рэйнолдсом смогли с бортика дотянуться до руки тела и подтянуть поближе. Пощупав пульс, Шон поднял на Вильяма глаза. И покачал головой. Вильям не знал, что произошло, как она сюда попала. Но он точно знал, кто это. Рыжие с проседью волосы, это Мелиса Мэйсон. Она боится воды. Боялась. От накатившего флэшбэка его чуть не вывернуло, мир рухнул на голову. Вода в лёгких, боль, кровь на губах, жёсткие руки, держащие под водой. Он отшатнулся и отвернулся. Только не атака, нет. Хотя ладно, пусть она, хоть понятно, как бороться. Отыскав глазами медсестру, которая явно была в таком же тяжёлом состоянии, Вильям усилием заставил себя подойти к ней и обнять, чтобы она не смотрела в бассейн. Пока за спиной мистер Рэйнолдс командовал, кого позвать, куда звонить и что делать, он осторожно укачивал девушку в своих объятиях, пытаясь не сорваться сам. Толпа появилась совершенно внезапно, как будто из ниоткуда, Вильям отрешённо рассматривал лица людей и вдруг наткнулся на то, что его особенно напугало. На бледное лицо Джорджа, врача Мелисы. Он совершенно пустыми, очень плохими глазами смотрел на труп.

— Джордж, — Вильям едва дотянулся до него, толкнул в плечо, но тот никак не отреагировал. Стоящая рядом с ним Кристи тоже дёрнула его за рукав, но Джордж даже не моргал. Помахав рукой перед его лицом, Кристи в панике обернулась на главврача.

— Бригаду сюда, срочно... — она едва просипела это, но её было прекрасно слышно. И толпа тут же замолчала. — Он в ступор впал...

— Уведите или вынесите его, быстро! Полицию сюда мне, где этот детектив? Она меня трясла за грудки, довела Лэри до посттравматического и всё на месте! — главрач мгновенно вышел из себя.

Хьюго, одним из первых прибежавших сюда, видимо тоже о чём-то догадывающийся, быстро подхватил Джорджа на руки и понёс к выходу. Все остальные тоже двинулись к холлу, чтобы не мешать полиции. Вильям, всё так же обнимая медсестру, аккуратно вывел её к санбригаде, чтобы те сделали ей успокоительный укол. А сам присел на лавочку у стены и подпёр голову руками. Впервые за последнее время только один вопрос крутился в голове, найдя ответ на который, возможно, он поймёт эту головоломку. Как, чёрт возьми, Мелиса попала в полуподвал с третьего этажа, миновав второй и первый?