Стук в дверь. В комнату кто-то зашëл, подошëл к окну и раздвинул шторы. Казалось, от этого яркого солнечного света можно было ослепнуть даже с закрытыми глазами.

— Доброе утро, девочки! — Воспитательница похлопала в ладоши и пошла трепать всех по голове. — Подъëм! Вставайте, умывайтесь и на зарядку. Поднимайтесь!

Хоть и было воскресенье и сегодня детям в интернате позволялось спать до девяти, однако это не означало, что можно ничего не делать. Разумеется, бóльшую часть дня они будут сегодня отдыхать, но отклоняться от расписания никто не смел. Поэтому девочки встали, как только воспитательница Виктория Анатольевна покинула их комнату и пошла будить остальных.

Самой первой соскочила с кровати Карла. Широко зевнув и расправив плечи, она хитро ухмыльнулась и запрыгнула на соседнюю кровать. На ней, укутавшись с головой в одеяло, лежала Василина, еë лучшая подруга.

— Рота, подъём! Быстро очечи напялила и пошла со мной бивни чистить! Не то с кровати скину! — кричала Карла прямо ей в ухо, придавив собой. Василина лишь поморщилась, не открыв глаз.

Но когда Карла забралась к ней под одеяло и стиснула еë в медвежьих объятиях, Василина не выдержала:

— Карла! Уйди, с тобой жарко!

— Ха-ха-ха, а я для этого к тебе и залезла! — посмеялась она, а потом, глядя ей в глаза, злорадно улыбнулась. — Щас как пердану...

— КАРЛА!

Как ошпаренная, Василина схватила одеяло, встала и перепрыгнула на самую крайнюю кровать Сони. Карла схватилась за живот и громко засмеялась, Василина обиженно нахмурилась и слезла с чужой кровати, все остальные девочки в комнате скептически закатили глаза, открыв их из-за шума и окончательно проснувшись.

— Не, ну обязательно такую хуйню вытворять с самого утра? — недовольно спросила Олеся и встала с кровати.

— Это ты хуйню говоришь! Это наша с Васькой традиция! — только и ответила Карла, освободила кровать своей лучшей подруги, подошла к ней самой и растопырила руки. — А ещё у нас традиция обниматься по утрам!

И Василина со вздохом прижала еë к своей груди. У них была заметная разница в росте на полголовы, но Карле это даже нравилось. Прижиматься к груди и виснуть на шее гораздо приятней, чем глупо друг другу класть на плечо голову.

Вдоволь наобнимавшись, Карла стянула одеяло с ещё ляжащих соседок — с Сони, Нади и Любы, — заправила свою постель, оделась и с привычной для всех чëрной шапкой на голове пошла по галдящему коридору с Василиной в туалет. Как только девочки почистили зубы, они разминулись: Василина пошла обратно в комнату, а Карла направилась к комнатам парней в другой части интерната. Они не умели вовремя вставать, поэтому каждый раз их приходила поднимать либо Карла, либо Ольга Юрьевна, самая требовательная и жестокая воспитательница интерната. Вполне очевидно, что лучше пусть придëт к ним Карла и начнëт орать, как оперная певица, чем Ольга Юрьевна с ремнëм или веником в руках, которые она будет использовать не по назначению. Однако уже как второй год подряд к ним приходит Карла, и парни из-за этого совсем расслабились.

— Рота, подъëм! Чë, придембелели, что ли?! Щас сапогом кину! Быстро встали! — пронëсся по всему коридору девчачий рëв, который разбудил всех ещё с первого слова. А потом послышался топот, за ним — скрип открывающихся дверей. — ПОДЪË-Ë-Ë-Ë-Ë-Ë-ËМ!!!

Забегая в каждую комнату, в которой спали парни из старших глупп — всего их было восемь, в каждой разное количество человек, — Карла раздвигала шторы, хватала кого-то за щëку, кого-то — за ногу и роняла на пол, у кого-то отбирала одеяло и бросала его на шкаф, за что парни покрывали еë многоэтажным матом. Но ей не было обидно. Девчонка любила будить своих «сестричек» и «братишек» по утрам, особенно по воскресеньям, потому что в этот день особенно сложно поднимать их с кроватей. Чем сложнее задача, тем было интереснее для неë, но это не распространялось на школьные предметы, из которых Карла понимала только физ-ру и географию.

Она оббежала все комнаты, открыла двери настежь и следила, чтобы каждый пацан поднялся с кровати. Даже во время переодевания она запрещала им закрывать комнату, грозя кулаком. Повезло ещё, что шпингалет есть только в туалете, в комнатах специально не стали их устанавливать для безопасности и спокойствия воспитателей. А пока парни медлительно одевались, Карла зашла в одну из комнат десятиклассников. В ней жили семь парней, один из которых был еë другом. Это Саня Чебоксаров, которого все звали Сан Санычем. Кроме Карлы. Он для неë был как старший брат.

— Саня! Сань, подъëм! Я пришла, вставай! — резко, но мягко говорила она ему, несильно тряся за плечо.

— Да не спит он, — сообщил смуглокожий Гоша, заправляя кровать.

— Не сплю я, — подтвердил Саня и открыл глаза, посмотрел сонно на Карлу разноцветными глазами. — Встаю.

— Доброе утро, — нежно улыбнулась девчонка, на что Саня ответил скупой улыбкой.

Карла помогла ему сесть, подала одежду и поправила ему шарф на шее, который он снимал только перед принятием водных процедур. Когда Саня надевал джинсы, она подсобила ему, остальное он смог надеть сам. Его соседи по комнате не стали его ждать и ушли мыться, закрыв дверь. По коридору носилась детвора, но скоро этот шум пропадëт, как только часы покажут половину десятого, и все воспитанники уйдут на зарядку в спортзал в другое здание, где они учились. Так как это школа-интернат с недавних пор, а не обычный детский дом, школьные занятия проводились в соседнем новом здании, отреставрированном всего лишь десять месяцев назад. До этого все воспитанники ходили учиться в общую школу вместе с «домашними» детьми.

— И как тебе ещё не надоело со мной нянчиться... — пробурчал себе под нос парень, наблюдая, как Карла, сидя перед ним на коленях, затягивала шнурки на его чëрно-красных кроссах.

— А я и не няньчусь, просто помогаю. Как там пелось в одной песне? «Если рядом друг — не страшна беда»?— Девчонка поднялась на ноги и усмехнулась, уткнув кулаки в бока.

— Когда это ты начала увлекаться музыкой?

— Да я и не переставала в общем-то, — хмыкнула она и подала ему костыли, что стояли у окна, нагретые батареями.

Парень вздохнул. Вновь опираться на эти костыли, вновь шагать со скоростью коротконогого младенца, каждый день, каждый час... Это тяжело и дико надоедает, однако Саня дал себе слово, что вытерпит здесь до выпуска, не позволит упихнуть его в дом для детей-инвалидов, поэтому заставил себя молчать и терпеть. Воспитатели пошли ему навстречу, купили ему костыли, ввели для него ограничения, но со всем остальным он должен управляться сам. Однако со всем остальным ему вызвалась помогать Карла, хотя еë и не просили. Она с первого взгляда в его мëртвые глаза поняла, что он в ней нуждается, его нельзя бросать одного с больной ногой, на которую Саня даже наступать не может. Летом в прошлом году у него порвались связки на ноге, ему делали операцию, до сентября он занимался реабилитацией, однако это помогло лишь отчасти. Нога полностью не зажила, и чтобы еë вылечить, требовалась дорогостоящая операция, на которую у него появятся деньги лишь после совершеннолетия, а сам интернат не мог выделить на это средств. По его словам, Саня неудачно упал, однако его лжи поверила только малышня. Он тщательно скрывал истинную причину от всех.

Саня Чебоксаров был мирным и добрым парнем, однако от его жизнерадостности и улыбчивости остались только воспоминания. В январе ему исполнилось семнадцать лет, с чем его поздравлял весь интернат, и уже в следующем году он покинет стены этого дома, в котором живëт уже одиннадцатый год. Саня стал сиротой с самого рождения, родителей своих не знал и не помнил, однако от них ему достались незаурядные черты внешности: во-первых, гетерохромия — левый глаз был голубым, а правый — зелëным, — во-вторых, бледная кожа, которая не поддавалась загару, в-третьих, вьющиеся от самых корней волосы цвета яркого блонда, которые парень подстригал до минимума, ибо кудри ему совсем не шли. Все остальные черты внешности были обычны: средний рост, стройное подтянутое тело, острый подбородок, глубоко посаженные глаза, чëрные редкие брови, длинные ресницы, крупный прямой нос, по всему телу разбросаны шрамы от ветрянки. В последнее время Саня стал часто курить, хотя до травмы он чаще пил пиво, чем курил, выпрашивая сигареты у дяди Гены и охранников. Погрузившись в меланхолию, он закрылся в себе и как будто утратил смысл жить дальше, однако поводов для беспокойства не будет у воспитателей, пока на его теле нет следов от селфхарма. Но на самом деле на его душе скребли кошки, а причина была вовсе не в его физическом состоянии, а в моральном, про что Саня никому не рассказывал, хотя рядом с ним и существовал человек, кому он полностью доверял. Боялся, что Карла не поймëт, хотя она давно поняла и без слов, от чего ему тошно. А она не говорила с ним на эту тему, потому что боялась, что так только сильнее ранит его или испортит с ним отношения.

Карла заправила его постель и повела его в туалет. Они пропустили зарядку, но за это их никто не отругал, когда умытый Саня и Карла спустились в столовую. Явились, как всегда, самые последние. Парень направился к столу старшеклассников, а девчонка, помахав рукой заметившей еë Василине, подбежала к ней, мокнув перед этим руки в раковине. Однако место с Василиной с обеих сторон было занято, а подвинуться никак, поэтому ей пришлось сесть на скамейку напротив между девчонками из соседней комнаты — Лизой и Леной.

На завтрак была овсянка, какао и хлеб с маслом и сыром. В столовой царил сплошной гул из разговоров, смеха и скрежета ложек по тарелкам. Воспитатели тоже создавали этот шум, сидя за отдалëнным столом у стены. Коллектив воспитателей состоял из шести женщин: Виктории Анатольевны, Галины Михайловны, Анастасии Эдуардовны, Раисы Сергеевны, Натальи Олеговны и Ольги Юрьевны, старшей воспитательницы. В принципе, для воспитания 99-ти сирот их было достаточно. В будние дни за столом трапезничали ещё и учителя, но ни сегодня, ни завтра воспитанники их, скорее всего, не увидят, потому что все задания они будут присылать в сетевой город, а делать ученики их будут за компьютерами в кабинете информатики по возрастной очереди. Такая система обучения начнëтся с завтрашнего дня, а вчера у них проходили занятия в очном режиме, хотя дистант объявили ещё в пятницу.

— Завтра понедельник... — со вздохом сказала Соня.

— Зато сегодня воскресенье! — задорно подметила Карла, глотая кашу, даже не жуя. — А завтра это завтра. Надо жить сегодняшним днëм!

— Вот именно, — взяла хлеб в руки и подтвердила еë слова Василина. — Тебя что-то тревожит, Сонь?

— В понедельники у нас все родственники поумирали, — объяснила Полина абсолютно спокойно, родная старшая сестра Сони. — Мы ж говорили вам, не?

— Нет, ты опять путаешь, — ответила ей Соня, с печалью глядя в полную тарелку каши. — Ты рассказывала как-то про нашу с тобой собаку, а вот про родителей — нет.

— Пф, да какая разница? — раздражëнно нахмурилась Полина. — Мне вообще насрать, кто когда умер. Главное, чтобы мы с тобой здесь не сдохли.

— Поль, ну ты чего? Взяла мне настроение попортила, — вздохнула Карла, поймав на себе злобный взгляд Полины. — Да и ты не права, — заметно взгрустнула она, коснувшись рукой шапки на голове, — надо помнить и поминать тех, кого уже нет с нами, особенно если это кто-то из семьи или самые дорогие тебе люди.

— Чë, тоже родаки сдохли?

От этого вопроса Карла поменялась в лице. Девчонка гневно нахмурилась, подняла глаза на Полину, сжала ладони. От него та даже дëрнулась.

— Ебало завали.

Тарелка Карлы уже была пуста. Она встала из-за стола, взяла хлеб и унесла посуду в мойку, а потом направилась в комнату. Настроение ей в очередной раз испортили, хотя сегодня у неë было пылкое предчувствие, что этот день будет лучше предыдущего. И знаете, почему? Потому что сегодня Карла будет первый раз в жизни обучать ведению рукопашного боя, а не показывать парочку приëмов для самообороны, что однажды случалось. Этот день, скорее всего, девчонка запомнит навсегда.

Она сидела на подоконнике, хрустя хлебом, и наблюдала за курением дяди Гены возле мусорного бака. От вида последнего Карла скривилась и попыталась вспомнить, сколько раз еë закидывали в подобное место в разных переулках. Во время еë мозгового штурма в комнату зашла Василина, бесшумно закрывая за собой дверь, будто хотела еë напугать. Но Карла хорошо знала, что еë лучшая подруга не видела смысла в этом и ненавидела, когда специально пугают и начинают от этого смеяться. Слишком по-детски, однако этот розыгрыш будет популярен всегда.

— Карла, всë в порядке?

Ну вот, опять она беспокоится о ком-то, снова ей хочется помочь и утешить. Сироты не привыкли к такому, потому что рядом с ними изначально не было людей, беспокоящихся и по-настоящему заботящихся о них, а если и были, то сейчас их нет. Все живущие в этом интернате дети в самом юном возрасте познали горечь предательства, приняли удар по сердцу от самых близких людей, которых они любили и чувствовали себя любимыми ими. Но это было временно, от них избавились, как от мусора, отправив на утилизацию в место, где собран «такой же мусор», где ты никому не нужен и где никто тебя не любит. Детям, которые осиротели с самого рождения, ещё более-менее повезло, ведь они не успели познать ни любви, ни ласки, ни заботы, увидеть своих родителей и прочувствовать боль от предательства, а вот остальным детишкам пришлось всë это узнать и почувствовать. И дело не только в моральной боли, это касалось также психического здоровья. Не каждый взрослый человек способен это принять, а ребëнок и подавно. Только представьте себе реакцию ребëнка на уходящего от него родителя, который не сказал «Подожди меня здесь», «Побудь здесь, я скоро вернусь», «Я заберу тебя чуть позже» или даже скупое и грубое «Пока», а молча отвернулся от него. Какой будет реакция этого ребëнка? Крик. Он начнëт неистово кричать от непонимания и обиды, надеясь, что родитель ему ответит, побежит за ним, но его схватит за руку незнакомая тëтя и уведëт прочь. Навсегда.

Не стоит надеяться, что брошенный ребëнок станет проявлять к кому-то тëплые чувства, когда с ним самим обошлись как с мусором. И сирота даже не бэушная вещь, которую можно купить по низкой цене, ведь его никто не покупает и не продаëт. Он — мусор: никому не нужный, никому не нравящийся, вонючий, мерзкий мусор, который даже красивая упаковка не исправит. Это являлось правдой, ведь если бы это было не так, сирот не было бы так много. И лишь немногие из них пытаются самостоятельно сделать невозможное — вместо мусора стать для самого себя нормальным человеком.

Василина как раз пыталась это сделать. Среди других воспитанников внешне она ничем не выделялась, однако еë отношение к людям заслуживает уважения. Только Василина из всех сирот этого интерната была способна к состраданию,  пониманию и умела поддержать, еë действительно интересовали чужие проблемы и здоровье. Многие это замечали и относились к ней за это «по-особенному»: они сами не понимали, что испытывают к ней и чем хотят ответить, но им от этого отношения было приятно, поэтому пытались отвечать Василине взаимностью. И многие не понимали, как она может быть такой доброй, пережив десятилетний ад издевательств и голода, который для неë создали родители-алкаши. Василина не скрывала своего прошлого, когда еë об этом спрашивали, поэтому большинство знало эту ужасную предысторию, рассказанную с улыбкой на лице.

— Всë заебись, — наконец-то ответила ей Карла, повернувшись к ней. — А чë?

— Это всë из-за Полины? — не поверила ей подруга и скромно улыбнулась. — Да не обращай внимания! Ты же знаешь, у неë на языке одно, в голове другое, и с памятью у неë проблемы... Обижаться-то зачем?

— Если б не воспы, врезала бы ей нахуй, — прошипела Карла злобно и сжала кулаки. Василина в страхе сглотнула. — Кулаки бьют, а слова режут — легко догадаться, что из этого больнее.

— Карла, — Василина подошла к ней и положила руку ей на плечо, — чтобы эти слова не резали, надо от них защищаться. Не принимай всë так близко к сердцу. Ей ведь тоже не легко. Помнишь, что Соня сказала?

— Помню, — вздохнула Карла, нахмурилась, сняла шапку с головы и потрепала еë в руках. — Мне, между прочим, тоже не легко.

— Я знаю.

Больше они ничего не говорили, молча обнимались. Василина знала, как Карла любит объятия, поэтому никогда не сопротивлялась, когда та клеилась к ней с раздвинутыми в стороны руками. Неважно кто, неважно когда и где, Карла не откажется от объятий, особенно в моменты, когда ей нужна моральная поддержка.

Оторвавшись от подруги, Карла посмотрела ей в глаза и наконец-то улыбнулась. Василина, казалось, никогда не менялась характером и внешне: она имела широкие голубые глаза, спрятанные за очками, вздëрнутый нос с неровной перегородкой, каштановые густые короткие волосы, наполовину скрывающие шрам на левом глазу от кипятка, оставленный мамой, чистую бледную кожу без прыщей и, казалось, даже без родинок, худощавое телосложение, невысокий рост. Одета она была в голубую вязаную кофту, серую юбку, тëплые колготки, голубые кроссовки. Всем видом Василина демонстрировала свою скромность и дисциплинированность, потому что на ней не было ни одного выделяющегося элемента одежды, как, например, у Карлы еë чëрная шапка, которую она даже перед сном не снимала.

Неожиданно в комнату зашли Олеся и Надя. Увидя девчонок обнимающихся, они закатили глаза.

— Чë за лесбийские выебоны? — проворчала Олеся.

— Завидуй молча, — усмехнулась Карла и, чтобы больше еë разозлить, поцеловала Василину в щëчку. Сделав это, показала Олесе язык и подмигнула.

— Свалите на хуй! — заорала Олеся, забыв про открытую дверь, а мимо их комнаты как раз проходила воспитательница.

— Виктория Анатольевна, а Олеся матерится! — крикнула Карла.

— Да, я слышала, — зашла к ним в комнату женщина и недовольно посмотрела на Олесю.

Пока Виктория Анатольевна еë отчитывала, Карла успела свалить из комнаты. Из окна комнаты она увидела сидящего на скамейке во дворе Саню и побежала к нему. Накинула куртку, надела сапоги и перчатки в этот раз, вышла во двор, прищурившись. Солнце слепило глаза. Было безветренно, небо без туч, но прохладно. Идя по двору, Карла громко поздоровалась с дядей Геной, тот молча помахал ей рукой и продолжил скидывать мусор в мусорный бак. А Саня сидел к ней спиной, смотрел на машины, стремительно проезжающих мимо убогого здания его родного интерната. Девчонка не старалась даже скрыть своë присутствие, смело ступая по снегу и не слыша любимого хруста под ногами. Парень услышал шаги и обернулся. Карла улыбнулась ему.

— Чë как? — задала не имеющий смысла вопрос она.

— Потихоньку, — пожал он плечами.

— Ну как всегда.

— Ага.

Карла обошла его, встала прямо перед ним и загородила ему обзор на трассу. Саню это не смутило, и он снисходительно заглянул ей в глаза.

— Чë такое?

— Ты щас ахуеешь от жизни! — громко заявила девчонка и улыбнулась во все 32 зуба.

— Да мне в принципе уже ахуевать не от чего: мать бросила, аппендицит вырезали, ногу сломали...

— Не-не-не! Это вообще не то! — отрицательно замахала она руками. — Я себе бойца нашла!

— Какого бойца? — не понял Саня.

— Ну для драк! Сань, не тупи!

— Ты ещё не бросила эту затею?! — начинал злиться он.

— Да не парься! У меня всë схвачено. Сегодня у нас будет первая треня, только вот, наверное... Лучше ему сначала показать, с кем он будет иметь дело. Ты не знаешь, будет сегодня забив или нет?

— Карла, — серьëзно обратился к ней парень, — я же просил тебя...

— Бля, ну вот чë ты начинаешь?! Помню я, помню, о чëм ты просил, но я не говорила тебе, что перестану пытаться. Я не хочу сдаваться, особенно сейчас, когда у меня появился шанс. Сань, ну пойми ты меня! Не могу я сдаться!

Карла говорила это с нотками истерики, будто умоляла о чëм-то. А ведь так оно и было. Она просила понять еë и помочь, и Саня мог это сделать. Он давно понял, что если Карла чего-то желает, она этого добьëтся любыми способами. Лучше помочь ей и не дожидаться, когда она добьëтся благосклонности, встав на колени.

— Не знаю, что за бойца ты там нашла... — Саня потëр лицо рукой от обречëнности и смотрел ей в лицо. — Забив сегодня будет в три часа через дорогу от НПЗ по Кирова. Мы там как-то бывали, помнишь?

— Помню. Спасибо, Сань! — довольно лыбясь, поблагодарила его Карла и крепко обняла.

Продолжение следует

От Автора: А у меня для вас сюрпрайз!🎁 С недавних пор я увлеклась созданием коллажей и сделала парочку эстетик для своих персонажей) Оцените эту красотищу!😍

Эстетика Карлы💚

Эстетика Сан Саныча💙

Эстетики остальных героев буду публиковать в последующих главах😉 Надеюсь, вам нравится❤