Никита спокойно читал, как вдруг раздался звонок телефона. Он, не глядя, взял трубку.

– НИКИТА, ТЫ НОВОСТИ СМОТРИШЬ? – завопил из динамика голос Макса. Поморщившись, Никита чуть отстранил телефон от уха.

– Нет. А чего так орать?

– КАПИТАНА ТВОЕГО ПОДСТРЕЛИЛИ.

Потребовалась пара мгновений, чтобы Никита полностью осознал смысл услышанных слов.

– ЧТО?!

Через час Никита уже был в той больнице, в которую Элиаса привозили в прошлый раз. Но всё, что он там получил, торопливое:

– Он в операционной. Ожидайте.

«В операционной? Как давно это случилось?»

Достав телефон, Никита лихорадочно просмотрел ленту новостей.

«Перестрелка на старой барже». – Совсем свежая, срочная новость. Менее трёх часов с происшествия.

Никита обессиленно опустился на стул и закрыл лицо руками.

Потянулось бесконечное время ожидания. Мучительное. Полное страха. Полное боли.

Некоторое время спустя из операционной стали выходить уставшие врачи и медбратья, вывезшие каталку, на которой неподвижно лежал Элиас. Никита вскочил и кинулся к ним с возгласом:

– Как он? – Но его резко остановили.

– А вы ему кто?

– Я... я его... родня! Что с ним?

– Мы сделали всё возможное... – устало произнёс один из врачей. Сердце пропустило удар, а по позвоночнику пробежал холод. Неужели Элиас?.. – Вы ближайший родственник?

– Д-да... То есть нет... то есть да. Да. Здесь да.

– Вы уж определитесь. Что ж, всё равно пройдёмте в кабинет.

– Так что с ним? – Никита нервно ёрзал на стуле и огромными глазами смотрел на врача.

– На данный момент мы стараемся поддерживать его жизнь. Он находится в состоянии травматической комы.

– Комы?! – перебил его Никита и в ужасе прижал ладони к щекам.

– Восемь пулевых ранений, задеты печень и лёгкое, черепно-мозговая травма и большая кровопотеря. Молодой человек, чему вы удивляетесь? – Врач устало вздохнул. – Сейчас пациент направлен в отделение реанимации, там его подключат к аппарату жизнеобеспечения. Но предупреждаю сразу: шанс, что он очнётся, невелик.

Никита, не выдержав, всхлипнул, закрыв лицо руками.

– Чёрт возьми, я же просил его быть осторожным! – тихонько провыл он.

– Не всегда всё идёт так, как нам хотелось бы, – с горечью проговорил врач, заставив Никиту поднять на него взгляд. – В ваших силах ему помочь. Говорят, пациентам легче выйти из комы, если с ними рядом в этот момент находится кто-то из близких.

Никита кивнул и, вздохнув, постарался отодвинуть эмоции на задний план.

– Мне нужно знать, что нужно для лечения и сколько оно будет стоить.

*****

На следующий день, с невероятным трудом собрав растрепавшиеся мысли и набравшись храбрости, Никита позвонил родителям Элиаса. Он не хотел волновать их, рассказывать им, но понимал – так нельзя. Даже если Эл скоро очнётся, ему придётся проходить долгий курс восстановления. А сеньор и сеньора Торнеро могут неожиданно нагрянуть в гости.

И что тогда Никита им скажет?

«Я не хотел, чтобы вы переживали»?

Нет, так нельзя.

Поэтому, дрожа в объятиях поддерживающих его Максима и Макара, он с какой-то болезненной внимательностью прислушивался к телефонным гудкам в ожидании ответа.

– Si[1]? – раздался женский голос.

– Алло. Нина Михайловна? – дрожь в голосе подавить не удалось.

– Никита, это ты?

– Да...

– Что-то случилось? – женщина тут же встревожилась, и Никита зажмурился.

– Элиаса... опять... подстрелили... – с трудом выдавил он тоненьким голосом. На другом конце провода раздались явно не самые цензурные выражения на испанском, а затем испуганное:

– Он жив?

– Да, но... Но... Он... в коме.

– Что ты сказал?

– Элиас в коме.

– Оh dios mio...

*****

Как только Элиаса разрешили навещать, Никита тут же рванул его увидеть. В сопровождении медсестры он прошёл в палату. С посеревшим лицом и огромными от ужаса глазами Никита оглядывал мертвенную бледность любимого, к которому было присоединено множество приборов, его перебинтованную голову, кровоподтёки на лице и руках, синяки вокруг глаз.

Никита упал на колени рядом с кроватью и прижался к ней лбом. Тело била крупная дрожь. В душе разверзалась пустота, а в голове звучало одно:

«Не умирай. Прошу. Только не умирай!»

*****

Никита каждый день ходил в больницу и всё возможное время проводил рядом с Элиасом, борясь с чувством беспомощности и безвозвратно утерянного.

«Он жив! И он обязательно очнётся! Нужно просто подождать», – упрямо твердил он самому себе. Только вот... не помогало это. И ставшими такими долгими ночами он рыдал от бессилия, утыкаясь лицом в бок скулящей от тревоги Ариэль.

Любимая работа совершенно перестала интересовать и, подстрекаемый встревожившимися его состоянием учениками и коллегами, Никита взял бессрочный отпуск.

Через пару недель после происшествия прилетели родители Элиаса, сеньор Торнеро всего на пару дней, а вот Нина Михайловна собиралась остаться до тех пор, пока её сын не очнётся. А в том, что он очнётся, она не желала сомневаться, тем самым став опорой и для Никиты. Он немного воодушевился, но его всё ещё царапали когти сомнений.

Продолжая каждый день навещать любимого, он много говорил, рассказывая о шалостях Ариэль, о новых задумках Макса и Макара, о постоянных спорах с Ниной Михайловной, как лучше готовить то или иное блюдо, о том, что он всё же, спустя ещё неделю, вернулся на работу и танцует.

*****

Наступило 30 ноября. Никита сидел в палате и с тоской глядел то на унылый пейзаж за окном, то на больничную койку, на которой покоился Элиас. Судя по приборам, в которых Никита уже научился разбираться, его состояние оставалось стабильным.

– А я ведь так и не выпил то вино, которое ты подарил мне год назад, – тихонько проговорил Никита. – Поначалу думал, что мы должны будем выпить его вместе, а потом забыл. А сейчас вот вспомнил... Надеюсь, мы всё же выпьем его с тобой однажды...

Но надежда таяла с каждым днём. Даже Нина Михайловна, кажется, сдала и ходила бледной тенью. У Никиты не осталось сил на истории и, приходя к Элиасу, он просто часами сидел, глядя в одну точку.

Хотелось умереть.

В одно из посещений Никита не выдержал и, разревевшись, вцепился руками в тело любимого и легонько затряс его.

– Очнись! Вернись ко мне! Чёрт бы тебя побрал! Элиас! Эл... Элиас...

Резко придя в себя, Никита в ужасе отпрянул и сжал руками голову, которая, казалось, готова была взорваться. Испуганно проверив, все ли приборы на месте, он вылетел из палаты, вернувшись туда лишь через несколько дней.

– Сегодня 25 декабря. Католическое Рождество. – Никита пристроил на тумбочке небольшой букет цветов. – Вот, подарок тебе. – Он сел на привычное место и с тоской посмотрел на родное лицо. – Знаешь, я когда-то обещал тебе, что даже с того света тебя достану. Но что-то у меня не получается... Я устал... Элюш... Я так тебя люблю. Но я так устал...

Он некоторое время молча сидел. Захотев пить, встал и налил себе воды, но рука дрогнула, и несколько капель упали на лицо Элиаса. Никита поставил чашку и, достав платок, осторожно вытер их. В голове непроизвольно всплыли яркие летние воспоминания.

– I'm singing in the rain, – почти беззвучно прошептал он. Потом, уже громче, дрожащим от слёз голосом пропел: – Just singing in the rain. What a glorious feeling. I'm... happy... again...

Он закрыл лицо руками.

Неожиданно что-то изменилось.

Писк прибора, показывающего пульс, стал чаще.

Никита неверяще посмотрел на него и перевёл взгляд на любимого.

– Эл? Элюш? Эээлиааас?

Дыхание изменилось.

Карие глаза открылись.

_____________________

[1]. Да (исп.).