Дженни

- Вот так... да... кхм-м, - грубый голос срывается в хрип, и я с трудом узнаю в нём всегда бархатный и мягкий баритон моего мужа. Сейчас Макс приглушённо рычит, как раненый зверь. Может, ему плохо? Съел или выпил что-нибудь не то? - Вот так хор-рошо-о, - противоречит моим предположениям, словно намеренно спорит со мной.

Подобрав юбки свадебного платья, толкаю дверь в подсобку, откуда доносятся странные звуки. Застываю на пороге, не в силах сделать шаг.

- Да-а, детка, какой кайф! - продолжается монолог, от которого мне хочется закрыть уши руками и заорать что есть мочи. - М, тоненькая талия. И никакого пуза, - вслед за гадкой фразой раздается мерзкий смех гиены.

Не верю собственным глазам! Сердце разрывается и истекает кровью.

Передо мной - любимый муж, сомнений нет. Сквозь слезы различаю его выстриженный затылок, сгорбленную спину, облаченную в белую рубашку с проступившими пятнами пота, зад и напряженные от «ударного труда» бедра, на которых застряли те самые брюки, что мы покупали вместе на нашу свадьбу.

- М-макс? - сипло выжимаю из себя, с трудом сохраняя равновесие.

Это, безусловно, он! Мой законный супруг и отец нашего будущего ребенка. Только вместо того, чтобы целоваться со мной под громогласное «Горько!» в банкетном зале, он пристроился сзади к какой-то бабе и неистово таранит ее. Она извивается, как гадюка в эпилептическом припадке, поворачивается в профиль, вжимаясь щекой в стену, теряет цветной парик, из-под которого показывается блондинистый кучерявый хвост.

Узнаю в этой звезде порноиндустрии свадебную ведущую. На все места мастерица. Профессионалка! Моего мужа она ублажает за отдельную плату или все включено?

- Макс, - повторяю и сдавленно всхлипываю, зажав рот ладошкой.

Не слышит. Ускоряется так, что, кажется, вот-вот проломит стену этой шалавой, как тараном, и вывалится вместе с ней прямо в зал ресторана. На радость гостям вместо артистов, танцоров и живой музыки. Судя по тому, как Макс увлекся процессом, то еще и продолжит прямо там. При всех. Позорище!

- Да-а, какая ты классная, - предатель нагло хватает любовницу за грудь, маленькую и аккуратную, в отличие от моей тройки, которая за время беременности раздалась в уверенную четверку. Мне казалось, для мужчин чем пышнее тем лучше. Я гордилась своими формами, но, наверное, ошиблась.

Муж полгода ко мне не прикасался, ссылаясь то на усталость, то на страх навредить ребенку. Оставлял меня наедине с бурлящими гормонами, а в последние месяцы вообще ночевал в соседней комнате. Обосновал свое переселение тем, что не хочет мешать мне в постели и боится случайно зацепить мой живот во сне.

Я была благодарна ему за чуткость и заботу, но в то же время мерзла и тосковала в полном одиночестве. Думала, что он бережет меня. Что все это по любви, а оказалось... Брезговал?

- Дюймовочка! Не то, что моя растолстевшая жена, - стонет он, запрокидывая голову. Тем временем тамада усиленно начинает изображать оргазм. Повизгивает, как недорезанный поросенок. Играет так же отвратительно, как и проводит конкурсы.

С омерзением отшатываюсь, прикладывая руку к животу, а свободной тянусь к мусорному ведру. Но вдруг... лечу куда-то назад. Все плывет, кружится. К горлу подступает тошнота. Тело ватное, губы пересохли и онемели.

Падаю спиной на твердую койку, на секунду разлепляю глаза и тут же жмурюсь от яркого света. Каждая мышца ломит и ноет, как если бы по мне каток проехался. Между ног горит, дергает, сворачивается все в узел и будто рвется. Мысли путаются, сознание неясное.

Ладонь по-прежнему лежит на животе, которого... больше нет! Плоский, даже впалый, будто из меня вытащили внутренности и сдали органы черным трасплантологам. Пальцы сжимают тонкую ткань сорочки.

Нет! А как же...

Испуганно ощупываю себя. В панике таращусь в белый потолок, боковым зрением улавливая стойку капельницы, и ору что есть мочи:

- Где мой ребенок?

- Пока что в кувезе, - чья-то невозмутимая фраза доводит меня до стресса.

Оглядываюсь в поисках источника звука. Наткнувшись на большое белое пятно, усиленно фокусируюсь на нем. Дымчатая пелена рассеивается. Различаю полноватую женщину в медицинском халате. Она наклоняется ко мне, заслоняя лампу, и сама оказывается в ярком свечении. Как ангел. Проверяет катетер в вене, поправляет трубку капельницы, подкручивает что-то, внимательно следя за лекарством.

- Вот так, - удовлетворенно кивает. - Выспались, наверное, на неделю вперед? - усмехается тепло. - Больше суток вы уже тут, - касается моего лба.

- С моей доченькой все в порядке? - едва не плачу, а все тело трясет в лихорадке. - Боженьки, я ведь родила, да? - смутно припоминаю, пытаясь провести границу между снами и реальностью. - Так рано, тридцать пять недель еще, совсем рано, - причитаю, с ужасом поглаживая живот, но никто не пинается в ладонь. Опомнившись, одергиваю кисть. - Малышка здорова?

- Да-да, под наблюдением медиков в детском отделении. Поместили в кувез, как всех недоношенных, но она уже большая умничка. Крепкая девочка родилась, - заверяет меня, размахивая руками. - Скоро можно будет в палату к папе переводить.

- Боже, к какому папе? - чувствую, как голова раскалывается от боли.

- К вашему мужу, - пожимает плечами акушерка.

Зажмуриваюсь до разноцветных звездочек в глазах. Спустя пару секунд в сознании начинают мелькать разрозненные, туманные картинки. Напрягаюсь, чтобы разобраться в них.

Предатель Макс с чертовой тамадой в подсобке перекрывают все. Такое болезненное воспоминание, что сердце до сих пор заходится в бешеной скачке, а с ресниц скатываются слезы.

Что было дальше?

Ведро с мусором у благоверного на голове.

Такси по заснеженным дорогам.

Адрес, который я экстренно нашла в интернете и истерично проорала удивленному водителю.

А еще имя... единственного человека, которому я могла довериться спустя годы.

Петр... Славин...

Или его я уже нафантазировала в бреду?

- Вы не волнуйтесь, папочка присматривает за дочкой, - гладит меня по макушке добрая акушерка. - Ни на шаг не отходит, днем рядом сидит, ночью заглядывает. Мы с коллегами шутим, что пора ему койку прямо у кувеза поставить, все равно никакой управы нет на нарушителя режима, - пока она говорит, я бледнею и начинаю всхлипывать. - Что-то не так?

- Муж мне измени-ил, - жалобно подвываю. - Я собиралась подать на развод.

Развод!

Хватаюсь за эту ниточку, чтобы распутать весь клубок.

Судорожно пытаюсь восстановить события минувших суток.

Кабинет юриста сменяется сигнальными огнями полицейской машины. Почудится же такое! Или это не галлюцинация?

Я мучаюсь от схваток. Кто-то обнимает меня в роддоме, и мне становится так спокойно, хорошо. Совсем как много лет назад, когда я упала с велосипеда, порвала платье и счесала колени об асфальт, а после меня на руках нес в ближайшую больницу... он. Позаботился.

Мысли сбиваются. Выдергиваю себя из далекого прошлого и бросаю обратно в канун Нового года. Надо понять, что произошло после свадьбы.

Как наяву, вновь испытываю адские боли. Моргаю, ловлю светлячков, среди которых снуют врачи. Говорят о партнерских родах. Значит, со мной... муж?

В ушах шелестит ласковое: «Дыши, Кирочка». Щека горит от легкого поцелуя. В памяти всплывает образ Пети. Или все это время рядом со мной был Макс? Они же так похожи...

Я могла в панике принять желаемое за действительное. Придумать то, чего и в помине не было.

Сложно. Я устала. Запуталась. Страх за ребенка дезориентирует, мешая размышлять логично.

С кем дочка? С Максимом? С Петром?

Она не нужна ни одному, ни другому!

Муж нас обеих предал, а для Славина малышка неродная.

Только моя! И должна быть со мной!

- Надо же, изменил... - цокает акушерка, с жалостью поглядывая на меня. - Кто бы мог подумать, а с виду такой приличный мужчина, заботливый. Слушай... Кира, правильно? - киваю. Имя я свое еще не забыла. - Так вот, Кира, подумай сто раз прежде чем принимать решение о разводе. Девочке отец нужен, да и тебе мужское плечо не помешает, - поучительно шепчет.

Сцена измены бьет по глазам ослепляющей вспышкой. Вновь переживаю острые эмоции, которые рубят меня на части и превращают сердце в фарш. Взрываюсь.

- Вам когда-нибудь изменяли на свадьбе? - фырчу. - На ваших же глазах? С ведущей праздника?

- Н-нет, - теряется она.

- Вот и воздержитесь от советов, пожалуйста, - приподнимаюсь на локтях, наплевав на капельницу. - Сама разберусь, - пытаюсь спустить ноги с постели, но мне мешают. Морщусь от резких болей, простреливающих низ живота.

- Нельзя вам пока садиться, - крепко держит меня акушерка, укладывает обратно, подложив подушки под голову и лопатки. - Вот так, полулежа. Или на боку.

- Я хочу к дочке! - требовательно повышаю голос.

Дверь распахивается - и порог переступает представительная женщина в очках. Уверенно направляется к нам.

- Что происходит? - гремит на все помещение, и я мгновенно узнаю ее командный тон.

Нина Витальевна Ланская, именно она принимала у меня роды.

«Тужься!», - явственно слышу ее грозный приказ.

«Тужься, бляха муха, иначе я к ним пойду сам ребенка доставать. Тужься!» - вторит ей мужской баритон, хриплый, бархатный и... взволнованный. Точно не Макса!

Встряхиваю растрепанными волосами, отгоняя странные воспоминания. Часто моргаю, концентрируюсь на Ланской, сжимаюсь под ее суровым взором. Стискиваю губы.

Хочется позвать кого-нибудь на помощь. Желательно, того, кто держал меня за руку во время родов. И не отпускал.

- Ругается мамочка, - мигом сдает меня акушерка, уступая место у постели доктору.

- Это у них семейное, видимо, - хмыкает Ланская, чуть приподнимая уголки губ.

Давит мне на живот, ощупывает, а я морщусь от дискомфорта.

- Ничего, самое страшное позади, - успокаивает меня. - Девка ты молодая, быстро все заживет - и будешь скакать горной козочкой, - нажимает над маткой так сильно, что я ойкаю. - А боль перетерпеть придется, ты же сильная.

- Угу, - мычу, шмыгая носом.

- Вот и умничка. Нормально все, - ободряет меня, легко похлопывая по плечу. - Отдыхай, капайся, а за ребенком папа присмотрит.

- Я ему не доверяю, - хнычу, хватая врача за рукав. - Отдайте мне дочку, пожалуйста.

Слезы градом стекают по щекам. Ловлю и слизываю соленые капли, кусаю губы.

- Та-ак, быстро что-то на тебя послеродовая депрессия накатила, - беспокойно всматривается в мое лицо Нина Витальевна. - Соберись, Кира, я психолога тебе смогу только после праздников вызвать. А пока как-нибудь сама держись. Ради дитя. Папочку за валерьянкой отправим, а больше тебе ничего нельзя.

- Да плевать ему на нас обеих, - выпаливаю на эмоциях.

- Ну-ну, неправда, он же не виноват, что после родов тебе так больно и плохо, - по-своему трактует мою реакцию врач. - Вот такая у нас бабская доля. А он старается. Вас сюда привез, постоянно рядом находился, даже с партнерских родов не сбежал... Помнишь?

- Помню, - выдыхаю, и что-то щелкает в голове.

«На тебя похожа», - ласково шепчет Петр. Целует дочку, а потом и меня. Как настоящий муж и отец. Самый близкий. Самый родной.

Не может быть! Я точно их перепутала!

Никого не могли пустить на партнерские роды, кроме Макса. Просто я представила на его месте... другого. Мужчину из моего прошлого.

- Вот и сконцентрируйся на хорошем. Тебе нервничать нельзя - молоко перегорит, - ощупывает грудь, а я стыдливо порываюсь прикрыться. - Через пару часов переведем тебя в палату и ребенка к груди приложим. Так что успокаивайся и готовься к встрече с дочкой, нечего ее соплями и слезами пугать, - грубовато добавляет, однако я не обижаюсь. Кажется, привыкаю к ее манере общения.

- Спасибо, - искренне благодарю, натягивая на себя одеяло. - Холодно, - признаюсь.

- Это из-за усталости и анемии. Ты крови много потеряла, папочка для тебя свою сдавал сегодня, - обезоруживает она меня. - Так что не ругай его напрасно, - улыбается и тянется к карману халата. - Если нужно, вот твой телефон. Выключенный с вещами пролежал, пока девчата не нашли и в приемной не зарядили. Пользуйся. Я пока папку обрадую, что ты в себя пришла, а то извелся весь. Скоро больницу нам вынесет.

Оставив трубку на тумбочке, Ланская уходит. Как только за ней закрывается дверь, я беру телефон. Кручу его в руке с сомнением, запускаю, жду, пока появится заставка и загорится экран.

Пропущенные звонки и эсэмэски накатывают снежной лавиной. Округляю глаза, подсчитывая их количество. Сбиваюсь. Что ж... Меня хотя бы искали.

Свекровь... Подружка...

Макс...

- И все-таки... кто тогда со мной рожал? - задаю вопрос в пустоту. - И кто сейчас сидит с доченькой?

Дисплей вспыхивает, наша с мужем песня разливается по палате, а он сам улыбается мне с фотографии. Будто никогда не изменял и по-прежнему любит.

«Любимый», - гласит имя контакта. Надо поменять на «Предатель». Он этого больше заслуживает.

Машинально провожу пальцем по зеленой трубке, отвечая на вызов.

- Кира, черт! - орет в трубку Макс, и я брезгливо отодвигаю телефон. - Какого хрена ты сбежала? Мы тебя обыскались! Что за капризы! - грубо прикрикивает. - Как ты? Где ты? Что с моим ребенком?

- Забудь! У тебя больше нет ни жены, ни дочери, - убедительно чеканю и обрываю звонок.

Откидываюсь на подушки и лежу, уставившись в потолок. Слышу собственное дыхание, шумное и судорожное.

«Спасибо», - проговариваю одними губами, потому что уже так делала. И обращалась я не к Максу, а... к Петру. При этом у меня на груди лежала моя малышка, а он невесомо дотрагивался кончиками пальцев до ее макушки.

«Обращайся», - шепнул с фирменной ухмылкой. И я расслабилась, позволив себе отключиться. Потому что рядом тот, кто не предаст.

Значит, не привиделось...