– Где моя жена? Где мой ребёнок? – громыхаю на всю палату, бешено меряя шагами пол. И плевать, что никакие они не мои. Я в отчаянии – и хочу знать, что с ними случилось. – Вы охренели все в этой богадельне? – молнией пересекаю помещение, когда дверь наконец-то открывается и на пороге появляется санитарка с выглаженным больничным бельём.

Сначала они забрали малышку, потом увезли на каталке Дженни, а меня самого затолкали в эти казематы и бросили, ничего не объяснив. На все мои вопросы дежурная медсестра, как попугай, повторяла: «Ожидайте в палате». Больше ничего от неё добиться я не смог, а остальные медики будто испарились. Видимо, забились по углам, сливаясь с интерьером. Не роддом, а больница-призрак.

Единственное, что меня до сих пор удерживает от того, чтобы не разобрать по кирпичикам старое здание, так это другие роженицы, которые с опаской выглядывают из своих палат и тут же прячутся обратно от "обезумевшего бати". Особенно не хочется пугать младенцев – они же не виноваты, что вместо родильного дома угодили в сумасшедший.

– Успокойтесь, папочка, – невозмутимо произносит санитарка, нагло отталкивая меня от прохода. Несёт постельные принадлежности, перестилает койки. Две... Значит, есть надежда, что Дженни мне вернут. Другой вопрос, какого чёрта нам готовят этот «номер для новобрачных», если я не собираюсь торчать в роддоме все праздники? Но на него я потребую ответ позже. Прежде всего, мне надо убедиться, что Дженни в норме.

– Пустите меня к жене, если не хотите проблем, – сурово рявкаю, но мои угрозы словно в бетонную стену бьются. Пора менять тактику, чтобы не терять драгоценное время. Не моё, а Нини. На часах – без пятнадцати двенадцать, а мне... глубоко плевать на наступающий Новый год. Мысли и чувства захвачены чужой семьёй, которую здесь считают моей. Все, и даже я сам. Какой-то массовый психоз!

– Не мешайте врачам спасать мамочку, – пожимает плечами женщина, встряхивая простыню. Её небрежно брошенное: "Спасать" – застревает в сознании.
– Что с ней? – машинально выдыхаю.
– Вы побледнели, – косится на меня, на автомате заправляя подушку в наволочку. – Может, водички?
– Лучше соджу, – неудачно шучу, неосознанно опускаясь на край больничного матраса с печатью. – Позовите кого-нибудь, кто может нормально объяснить, что с Дженни, – мямлю и не узнаю собственного голоса, будто язык онемел и прилип к нёбу.

Сквозь дымку наблюдаю, как санитарка оставляет работу и сбегает из палаты. Хреново. Значит, и её спугнул. Устало роняю голову, облокотившись о колени, и устремляю пустой взгляд вниз, на стерильно чистый, однако поцарапанный в некоторых местах линолеум.

Слышу шаги, но не могу заставить себя отреагировать. Все мысли о мамочке, которую там спасают, пока я прохлаждаюсь без дела. Чувствую острый порыв встать и бежать в реанимацию, выбивая по пути двери, но тело не подчиняется. Заклинило. Парализовало.

Перед носом взмахивают вонючей ватой, и жуткий запах бьёт напрямую по мозгам. Отрезвляет, проясняет мысли, рассеивает туман в глазах.

– Фу, ёлки, что за гремучая смесь? – резко отпрянув, едва не впечатываюсь локтем в тумбочку. – Мёртвого поднимет, – будто в подтверждение своих слов рывком встаю с кровати.
– Нашатырь. Мне санитарочка Мина сказала, что вам плохо, – невозмутимо звучит рядом, и я узнаю ту самую акушерку, которая была с нами в родильном боксе. Хватаю её за предплечье.

– Плохо будет вам, когда я жалобу в Минздрав оформлю на всю эту подпольную лабораторию, – рычу на неё. – Что за бардак?
– Понимаю ваше негодование, но всех срочно вызвали в реанимацию, – акцентирует с укором: – К вашей жене. Ей повезло, что вы успели в роддом и она не рожала в дороге...
– Всё настолько серьезно? – ослабив хватку, отпускаю попавшую под раздачу женщину.
– Кровотечение остановили, её жизни ничего не угрожает, – произносит так спокойно, будто для неё это рутина, в то время меня начинает бить мелкая дрожь. – Потихоньку приходит в себя, но пока полежит под капельницей. Пусть отдыхает, тем более, у неё есть вы. Кстати, вам надо будет кровь сдать, чтобы вернуть в банк доноров, откуда мы взяли необходимое количество порций для переливания вашей жене. У вас какая группа?
– Вторая положительная, – называю, не задумываясь, мысленно подписывая согласие. На всё, мать вашу! Не девчонка, а тридцать три несчастья.

Переливание, значит? Этого ещё не хватало...

– У неё такая же, – медик удовлетворенно осматривает меня, как древний вампир, выбравший жертву после долгой спячки. – Завтра восполните.

Инстинктивно киваю, не совсем соображая, на что соглашаюсь. Надо же, названная жена, а кровь пьёт, как настоящая. И самое страшное, что мне не жалко, пусть даже до последней капли всё из меня выцедят. Главное, чтобы Дженни выкарабкалась, а ребёнок...

Спохватившись, гневно и взволнованно, как родной отец, гаркаю, и эхо разносится по палате:

– Дочка где?
– Поместили в кувез, – незамедлительно рапортует акушерка, испугавшись моего панически-строгого тона. – Могу вас провести к ней и...

Конец её фразы летит уже мне в спину, рикошетит и теряется в гуле громких, быстрых шагов.

– Стойте, куда же вы...

Вылетаю в коридор, молниеносно и как в тумане пересекаю его, пытаясь ориентироваться по указателям. Ни хрена не соображаю, в висках стучит кровь, в груди бушует пламя, ноги передвигаются на автомате, а мимо меня мелькает вереница одинаковых дверей. Одна из них резко открывается, и путь мне неожиданно преграждает Шин. Не успев затормозить, я едва не сбиваю её с ног.

Вместо того чтобы извиниться, недовольно цежу сквозь зубы:

– К ребёнку пустите, иначе...

Врач нагло взмахивает рукой, даже не удостоив меня взглядом. Смотрит куда-то поверх моего плеча, хмурится.

– Детское отделение в противоположной стороне, – небрежно сообщает, а потом повышает голос. – Вонён, я просила вас помочь. Почему по коридорам беспризорные папки слоняются?
– Я не... – проглатываю возмущения.

Впрочем, она права. Я ничей. Беспризорный. Приблудился к чужой семье.

– Сбежал, госпожа Шин, – доносится в ответ, и я оборачиваюсь, выгибая бровь. Что значит "сбежал"? Я же не пёс какой шелудивый! Акушерка, поравнявшись со мной, касается моего локтя. – Идёмте, покажу, где ваша лялька, – по-доброму улыбается и поглаживает меня по предплечью, словно общается с буйно помешанным.

– Подождите, – останавливает нас Шин Рюджин. – Простите, как к вам обращаться, в суматохе забыла ваше имя, а документы в приёмном покое. Дженни и?..
– Чонгук, – представляюсь, не учитывая то, что её настоящего мужа зовут иначе. Интересно, где он и чем занимается? Бухает, пока его жена тут родила и лежит под капельницами? Вот уж поистине отец года. Плевать, не до него сейчас. Позже разберёмся.
– Что ж, Чонгук, состояние Дженни стабильное, у ребёнка, насколько я знаю от неонатолога, тоже всё в пределах нормы. Выдыхайте, – командует, а я, восприняв её слова буквально, так и поступаю. – Единственное, вам придётся съездить за сумкой, которую собирали в роддом. Нужны вещи для мамы и малышки, одноразовые пелёнки, подгузники, урологические прокладки, специальная смесь, – перечисляет так быстро, что я даже разобрать ничего толком не успеваю, не то что запомнить.
– Список мне составьте, я всё куплю, – перебиваю её, встряхнув головой, чтобы привести мысли в порядок. Спотыкаюсь о недоуменный взгляд. – Эм-м, сумка... – тяну задумчиво. Кручусь, как уж на сковороде, и сам не понимаю, зачем. – А сумка осталась в доме за городом. Мы живём очень далеко, добираться тяжело и долго. Я лучше куплю всё необходимое.

К гамадрилу я ехать не готов. Убью же – и сяду. Кто тогда о девочках позаботится? Да и где его искать? Ни адреса не знаю, ни названия ресторана, ни номера телефона. Ко всему прочему, я рожу его пьяную видеть не хочу. И рассказывать, где Дженни... Наверное, подсознательно опасаюсь, что он опомнится и решит вернуть жену. Это вообще-то логично и правильно, но... к лешему пусть катится, уродец блудливый.

– А в наш роддом вас как занесло? – с подозрением прищуривается врач.
– Свадьбу в этом районе гуляли, – парирую тут же. – Жена выбрала ресторан, а я не смог ей перечить. Беременным отказывать нельзя.
– Хм, допустим, – хмыкает, сканируя меня с ног до головы. – Только вряд ли вы поблизости найдёте что-нибудь. В округе все магазины закрыты минимум до второго января. Вниз по улице аптека круглосуточная, но там не всё есть, – барабанит пальцем по подбородку.
– Ладно, придётся звонить в скорую помощь, – нащупываю телефон в кармане медицинских штанов. Я так и не переоделся после партнёрских родов, да и к ребёнку в грязной одежде нельзя.
– Куда? Зачем? – врач и акушерка удивляются в унисон.
– Неважно. Ведите к дочке, – киваю им, прикладывая трубку к уху.

Шин подаёт какие-то знаки подчинённой, а сама возвращается в свой кабинет. Дальше по коридору мы идём с акушеркой вдвоём. Следую за ней, стараясь не отставать ни на шаг. Слушаю длинные гудки в динамике.

– Чон, надеюсь, ты меня с наступающим Новым годом звонишь поздравить? – без приветствия гремит Техён на том конце провода. – Через пару минут выступление президента, а потом куранты, шампанское... – на фоне что-то говорит его жена Лиса, звенят бокалы, визжат и смеются дети. – Не до тебя, сам слышишь, – добавляет тише, с теплом в голосе.
– С наступающим, Техён, выручай, – умоляю, поборов гордость и угрызения совести. – Та девчонка, о которой я тебе говорил, родила. Вещи нужны для неё и малышки, а у нас с собой ничего нет. Я сам в медицинском костюме щеголяю, как клоун, – обречённо выпаливаю, а Вонён передёргивает плечами, обиженно буравит меня взглядом и красноречиво одёргивает на себе белый халат. – Извините, просто... мне не идёт, а так отличная форма, – натянуто улыбаюсь ей.

Акушерка молча отворачивается, расправляет плечи и ускоряет шаг. Не хватало мне ещё и с ней повздорить. Такими темпами в роддоме у меня совсем союзников не останется.

– Охренеть, – после паузы шипит Ким, а его тут же укоряет жена, чтобы не ругался при детях. – Прости, любимая, – шепчет ей и, судя по звуку, целует в щеку.

Закатываю глаза. Семья превратила моего начальника в невероятного подкаблучника. Вот поэтому я пас! Я уже побывал однажды в созависимых отношениях с истеричкой, мне на всю жизнь негативного опыта хватит. Всё! Больше туда ни ногой! После развода я одинокий волк. Свободный, как ветер. Куда хочу, туда и лечу... Правда, в новогоднюю ночь меня занесло совсем не туда, куда я планировал. Но это, скажем так, внештатная ситуация.

– Ты предлагаешь мне сорваться посреди ночи и гонять по магазинам за подгузниками? Чон, ты не ох... кхм-кхм... не ошибся номером? – злится Техён, а я терпеливо жду. У него первая реакция всегда такая. Отрицание. Гнев. Но в итоге он обязательно поможет. Мысленно запускаю обратный отсчет. Три. Два. Один... – Так, слушай, вещи не проблема. Сейчас выберем из того, что у младшей дочки осталось. Для твоей Дженни что-нибудь Лиса из гардероба выделит. Через час-полтора привезу. А что в аптеке докупить надо?

В этот момент дверь в кабинет распахивается, а меня ведут к одному из кувезов. Акушерка приоткрывает его и отступает, позволяя мне увидеть дочку. Сразу же узнаю её по личику.

– Я трубку передам, тебе продиктуют, – вяло произношу, вручая телефон Вонён.

Она начинает что-то перечислять, но я отключаюсь от всего внешнего мира. Внимание сконцентрировано на ребёнке, мирно спящем на матрасике внутри прозрачного ящика. Просторное помещение схлопывается до размеров спичечного коробка, и в нём не существует никого, кроме нас двоих.

Затаив дыхание, протягиваю руку к малышке. Легко, невесомо касаюсь кончиками пальцев сжатого кулачка. По размеру он как грецкий орех. И вся девочка словно игрушечная.

– Обязательно её в этом инкубаторе держать, как цыплёнка? – чуть слышно спрашиваю, когда звонок обрывается. Боюсь потревожить детский сон.

Акушерка подходит ближе, поправляет подгузник, который кажется безразмерным на хрупком, худом тельце, проверяет температуру. Всё это время слежу за малышкой, аккуратно придерживая её за ручку. Почти не дышу и не двигаюсь, чтобы не сломать ничего. Чувствую себя Гулливером в стране лилипутов.

– Это стандартная процедура для детей, которые рождаются раньше срока. Не беспокойтесь, ваша девочка крепкая, здоровая. Девять из десяти по Апгар, – важно информирует меня Вонён, хотя мне это ни о чем не говорит. Хорошистка, видимо. – Понаблюдаем немного и, как только доктор даст добро, переселим к вам в палату.
– Куда? – вздрогнув, ошалело кошусь на улыбчивую акушерку и не разделяю её радости. В тот же момент чувствую, как крохотная ручка сжимает мой палец, будто не желает отпускать.
– У нас давно практикуется совместное пребывание матери с ребёнком, – невозмутимо продолжает Вонён, словно лекцию читает. – Так как мама не в форме, в первое время поможете ей вы, папочка. Не переживайте, всему научим.

Не хочешь – заставим, не можешь – научим?

Вот это я по уши погряз во внезапном отцовстве.

– Подождите, мы так не договаривались...

Моё возмущение перебивают залпы фейерверков за окном. Ночное небо озаряется яркими искрами, которые осыпаются на землю вместе с белыми, кружащимися снежинками.

Волнуюсь, как бы от громких звуков не проснулась малышка. Она ёрзает, морщится, не отпуская мой палец, но глазки не открывает. Свободной ладонью я накрываю её животик и с ужасом отмечаю, какой огромной выглядит моя лапа на ребёнке. Замираю, боясь пошевелиться.

Великан, ты на хрена вообще к крохе полез? Дженни же убьёт в случае чего...

Как назло, акушерка куда-то делась. Я не заметил, когда она выскользнула из кабинета. Кинула молодого отца, неопытного и вообще... фиктивного, на произвол судьбы.

– Да уж, с Новым годом, – бубню в пустоту перед собой. – С новым счастьем, что ли, – опускаю взгляд на новорожденную и усмехаюсь.

На часах полночь, где-то на другом конце коридора дежурные медики поздравляют друг друга с Новым годом, а я стою над кувезом, успокаивающе поглаживаю чужую дочку и не могу бросить её одну. Словно она и правда мне родная.