В элитном ночном клубе стынет шампанское, снегурки лёгкого поведения полируют шесты, за барной стойкой грустят друзья. Хотя эти гады, скорее всего, уже начали без меня и бухают вовсю. Я должен быть там, в эпицентре разврата и порока, с размахом провожать старый год, а не изображать повитуху.

– Дыши! – говорю первое, что приходит в голову. На этом мои познания о процессе родов заканчиваются.
– Малышке ещё рано появляться на свет, – причитает Дженни, облокачиваясь об меня. Ловлю её, чтобы не потеряла равновесие.
– Здравая мысль, – ищу у неё талию и придерживаю за то, что от неё осталось. – Подержи это пока в себе, – в панике киваю на животик. Он больше не кажется мне милым арбузиком, а ввергает в состояние шока. – Куда тебе торопиться...
– Всё-таки вы ненормальный, – недовольно пыхтит, сверля меня заплаканными глазами цвета перламутрового миндаля. Лишь у одной девочки я такие видел. Но это, как мы выяснили, не она.
– Я ненормальный? – искренне возмущаюсь, от испуга забывая о главной проблеме, и зачем-то начинаю выяснять отношения. – Ты явилась ко мне в свадебном платье, выдвигала требования, как опытный похититель, а напоследок чуть не затопила мой кабинет. И после всего я ещё ненормальный?
– Вдобавок хам, – морщится от приступа боли, сгибаясь пополам. – Думаете, я это контролирую? Ой, схватка, кажется, – стонет жалобно, и я машинально поглаживаю её по спине. Бережно, успокаивающе. – Или нет, – резко выпрямляется, едва не врезавшись макушкой в мой подбородок. Запрокинув голову, вопросительно косится на меня.

– Не смотри на меня так, – подвожу её к столу, чтобы могла опереться. – Я никогда не рожал... Тьху ты, – выдаю нервный смешок. – Никогда отцом не был. И вообще беременных только на расстоянии видел. Что делать-то?
– Не знаю, – хнычет, прижимая ладонь к пышной груди, которая едва помещается в тугом корсете, а её дыхание учащается. Какие же нестабильные эти беременные! – Наверное, скорую надо вызвать.
– Дженни, канун Нового года! – повышаю голос, а сам нервно меряю шагами пол. – По таким пробкам скорая несколько часов сюда добираться будет. Успеешь родить, вырастить и в школу малую отправить, пока дождёмся, – запускаю пятерню себе в волосы, яростно треплю их и тут же приглаживаю назад. – Я тебя сам отвезу. Идём, – беру её за тонкое запястье.

Медлит. С места не двигается, будто приклеилась к паркету. Задумчиво опускает голову, осматривает свой внешний вид, оттряхивает потерявшие цвет и шарм юбки, свободной ладонью стирает пятна макияжа со щёк.

– Я так не могу, – неожиданно выпаливает. – Мне надо сначала домой. Принять душ, переодеться, взять сумку...
– Выпить кофе с какао, – тяну издевательски, но не от злости, а от животного страха перед беременной самкой. Да ну к чёрту такие аттракционы! – Ты совсем того? – кручу пальцем у виска.
– Я не могу рожать в таком виде. Я грязная вся, – вырывает руку.
– В больнице разберутся, – опять хватаю её. Упирается. – А-а, понял, это такие причуды беременных? Из-за стресса? Не переживай, поехали! – едва не рычу, когда она не слушается.
– Мне неловко! – делает пару шагов.
– Неловко будет, когда придётся ребёнка на бегу придерживать, чтобы не потерять по дороге, – прохожусь красноречивым взглядом по её животику вниз. На грубость Дженни лучше реагирует, чем на добрые уговоры. – Поехали! Адрес роддома говори, где на учёте стоишь, – настойчиво веду её к двери.

На ходу срываю куртку с вешалки, проверяю ключи и документы. Машинально пихаю во внутренний карман чужие паспорта: беременной невесты и её неблагонадёжного недомужа.

– А мой роддом позавчера на карантин закрыли, – обезоруживает она меня.
– Шутишь? – резко притормаживаю, и Дженни чуть не влетает мне в спину. Мы как на оживленной трассе в час пик. Вот и первая авария.

Девушка отскакивает, на инстинктах прикрываясь и защищая ребёнка, покачивается в неудобных свадебных туфлях и под тяжестью собственного тела вновь летит вперёд, в мои объятия. Успеваю её подхватить за секунду до того, как столкнётся со мной. Не задумываясь, заботливо прижимаю к себе, насколько позволяет её животик, а оттуда в меня кто-то ощутимо пинается. Застыв, с опаской и необъяснимым трепетом прислуживаюсь к месту соединения наших тел.

– И тебе привет, мелочь, посиди пока там, пожалуйста, – на полном серьёзе обращаюсь к малышке, будто она поймёт меня и выполнит просьбу. Ловлю ошеломлённый взгляд Дженни и, прочистив горло, говорю громче: – Так что с роддомом? – строго уточняю.

Она растерянно взмахивает влажными ресницами, импульсивно обвивая меня за шею холодными ручками, чтобы не упасть, и виновато тянет:

– Вирус же, эпидемия, – рвано выдыхает молочной ванилью. – Поступила одна больная на сохранение, и после неё всё отделение отправили на профилактику, а нас должны были перераспределить, но я же к свадьбе готовилась. Не до этого было, – рассказывает искренне, как если бы мы были родными людьми. Впрочем, если так пойдёт дальше, то я ничему не удивлюсь. Что может сблизить сильнее, чем совместные, мать их, роды?

– Вирус, говоришь? – внимательно изучаю её красивое, как у испачканной фарфоровой куколки, лицо. Сморщив носик, она кивает. – Похоже, теперь и я его подхватил, – закатываю глаза.
– Что-о? – отшатывается в момент, когда мы выходим из офиса на улицу. – Я не хочу заразиться. Нам с крошкой нельзя болеть! – воспринимает мою шутку буквально.

Суматошно отталкивает меня, поскальзывается на заснеженном крыльце и выставляет руки перед собой, неуклюже балансируя на льду.

– Горе беременное, – устало вздохнув, ловлю её привычным до автоматизма движением и... сам не понимаю каким образом, но поднимаю на руки.

На удивление, не чувствую веса. В состоянии аффекта легко несу беременную к машине – и лишь на парковке ставлю на ноги. Она шатается, пытаясь найти точку опоры, держится за живот. Дженни похожа на неваляшку, и от этой ассоциации мои губы сами растягиваются в улыбке, как у умалишённого. Настроение кардинально меняется, когда она в очередной раз кривится от болезненного спазма. Не слишком ли часто её хватает?

– Садись, – тороплю её, распахивая заднюю пассажирскую дверь. – Или ложись. Только не рожай там, ладно?

Готов взреветь волком в звёздное зимнее небо, когда Дженни пятится назад. Выпускаю клуб пара изо рта, укоризненно качаю головой и выгибаю бровь.

– Что ещё не так? – хрипло рявкаю.
– Я не могу, я же вам всю обивку перепачкаю. У вас кресла новые, шикарные, – оправдывается она, кутаясь в шубку и пританцовывая на скользком асфальте. Того и гляди – опять рухнет на землю.
– Ой, дурёха, – хлопнув ладонью по лбу, провожу вниз по лицу, яростно растирая нос и щёки. Обречённо вздыхаю. – Плевать на кресла. Залезай скорее.

Аккуратно, но настойчиво подталкиваю упрямую Дженни в салон. От волнения она ведёт себя неадекватно. Беспокоится о сущих пустяках, лишь бы отсрочить поездку в роддом. Боится? Наверное. Вот только я не меньше дурею от стресса! Седым останусь, если вообще ночь переживу!

При этом, получается, я единственный, кто из нас двоих здраво мыслит. И мне предстоит принимать важные решения.

Впрочем... звонок другу никто не отменял.

– Тоха, совет нужен, – выпаливаю в трубку сразу же, как падаю за руль. Параллельно завожу двигатель и прогреваю машину. Зыркнув через зеркало заднего вида на дрожащую Дженни, ставлю печку на максимум. – Дай адрес ближайшего от нашей юридической фирмы роддома. Вы же с женой не так давно за третьей дочкой ходили, да и ты папка года, должен знать. Чтобы клиника хорошая и врачи грамотные... – перечисляю, а в ответ из динамика раздается дикий хохот. Пару секунд даю Техёну отсмеяться, а потом холодно чеканю: – Вообще-то я серьёзно спрашиваю.
– Чон, ты же знаешь, я запрещаю пить на рабочем месте, – не унимается друг и по совместительству мой начальник. По-прежнему считает, что я подшутить над ним решил. – К тому же, в фирме, кроме тебя, никого не осталось. Бухать в одиночку не комильфо. Это, скажу я тебе, болезнь.
– Ким, ты же знаешь, что я не употребляю, – дублирую его издевательский тон. – Впервые за год собрался расслабиться, и то не судьба. Сначала ты с дежурством проклятым, теперь... она, – оборачиваюсь, мельком скользнув взглядом по Дженни, которая ёрзает на заднем сиденье, пытаясь умоститься удобнее. Охает, любовно поглаживая животик. Зажмуривается и напрягает лицо. Я выруливаю на трассу под её мучительный стон. Кишки скручиваются в морской узел от страха и жалости.

С ней же ничего не случится? Раньше бабы в поле рожали. Потом малыша за спину – и дальше косить. Всё ведь нормально было! Недаром говорят, на наших женщинах пахать можно.

Ещё раз прохожусь сканирующим взором по Дженни. Оцениваю риски – и результат явно не в её пользу. Миниатюрная, бледная, черты лица заострившиеся, щёчки впалые. Кроме беременного живота и налитой груди, у неё больше и нет ничего. Ни жиринки, ни грамма лишнего веса – всё в ребёнка ушло. Нельзя ей в поле... то есть в салоне рожать.

Невольно вдавливаю педаль газа в пол. И в этот же момент Дженни ойкает. Подаётся головой вперёд, будто падает, зависает между спинками передних кресел.

– Мне больно, – хватается рукой за мой подголовник. – Ой, дедулечки, – необычно причитает. Мило так, совсем по-детски.

Притормозив на светофоре и обернувшись, протягиваю свободную руку и убираю слипшиеся локоны с её лба и щёк. Открываю лицо, смахиваю с бархатной кожи испарину костяшками пальцев.

– Потерпи, – выдаю дежурную фразу, в ответ на которую Дженни недовольно зыркает на меня исподлобья. Пыхтит шумно, прищуривается, надувает пухлые губки.

Грёбаное дежавю меня не отпускает, но я отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи. Сейчас о другом думать надо.

О беременной девушке позади меня! Чёрт!

– Тоха, ситуация патовая, – едва не выкрикиваю в трубку в унисон со стонами Дженни. – У меня в машине клиентка рожает! А я не знаю, куда её везти. Ещё и навигатор глючит, – яростно бью ребром ладони по приборной панели. – Дрянь такая!

Путано и коротко объясняю Киму ситуацию. Он, кажется, ставит телефон на громкую связь и подзывает жену. Что ж, помощь зала мне не помешает. Я на всё, мать вашу, согласен! Лишь бы спасли девчонку и того, кто у неё внутри.

– Она лежит? – уточняет Техён, посоветовавшись с супругой.
– Сидит, – прищурившись, наблюдаю за моей проблемной пассажиркой. Её качает из стороны в сторону. Сейчас она устало откидывается назад, но уже в следующую секунду прижимается лбом к холодном стеклу. – Мечется по салону, – добавляю, цокнув языком.
– Скажи ей, пусть приляжет.
– Дженни, лежать! – рявкаю неожиданно для самого себя. Таким грозным тоном, будто команду собаке отдаю. Мною движет неподдельный ужас, а она напрасно обижается.
– Не орите на меня, мне и так плохо, – шмыгает покрасневшим носиком.
– Ну и хамло ты, Чон, – вздыхает Техён в динамике.
– Пожалуйста, – цежу, выдавливая из себя улыбку. – Так будет лучше для малявки, – нахожу аргумент, после которого Дженни подчиняется незамедлительно. Аккуратно ложится спиной на сиденье, послушно складывает руки на груди, словно и правда дрессированная. – Умница, – похваливаю, но опять что-то делаю не так, потому что она фыркает на меня. Впрочем, что с беременной взять?

– Но хамло способное, – комментирует друг. – Быстро учишься. За это я тебя в заместителях и держу.
– Давай без лирических отступлений. Куда мне ехать?
– Так, не паникуй, есть приличный роддом в двадцати минутах езды, – задумчиво тянет он, давая мне надежду. – Остальные гораздо дальше. Боюсь, туда точно не успеете.