Вечер того же дня

Дженни

Тихо напеваю колыбельную, покачивая детскую кроватку с маятником. Всматриваюсь в кукольное, умиротворённое личико уснувшей дочери.

Сквозь монотонное звучание собственного голоса едва различаю скрип двери. Прислушавшись, смущённо умолкаю. Не оборачиваюсь, но чувствую на себе жгучий взгляд, который пробирает до костей.

– Ты очень красиво поёшь, необычно, – доносится негромко и нежно, отзывается жаром в груди, рассыпается мурашками на коже.

Забираюсь с ногами на постель, притягиваю колени к груди и нехотя оглядываюсь на Чона. Мне неловко смотреть ему в глаза после сегодняшней беседы с его матерью. Он хоть и сделал вид, что ничего не слышал, но отношение ко мне заметно поменял. Стал более внимательным и чутким, ни на секунду не оставлял меня одну, а ещё... подозрительно молчал. Однако его взгляд... вместо тысячи слов. Вот и сейчас прямо в душу проникает.

– Глупости, – вспыхиваю от комплимента, небрежно отмахиваюсь. – Вы так смеялись, пока я Наричку укладывала, что даже здесь было слышно. Я отвлекла её, как сумела. Что-то весёлое обсуждали?

Покосившись на Чонгука, выжидающе прикусываю губу. Вечером мы с малышкой закрылись в комнате, а он остался с родными на кухне. Мне дико интересно, о чём они там говорили больше часа, я сгораю от любопытства, но спросить прямо не решаюсь.

– Пф, мне вообще не до смеха, – шипит возмущённо, но сдавленно, чтобы ребёнка не разбудить. Из-за этого его голос звучит забавно и заставляет меня улыбнуться. – Я им в общих чертах рассказал о том, что случилось в новогоднюю ночь. И немного про партнёрские роды... Нашли, над чем потешаться. От отца я вообще такой реакции не ожидал, он всегда мне серьёзным казался, – бурчит недовольно.
– Что он сказал по поводу Нари? – испуганно уточняю. Старший Чон так и остался для меня загадкой. Сдержанный, молчаливый, мрачный, он за обедом ни слова не проронил. Лишь искоса наблюдал, как я пряталась за Гука, сжимая его руку под столом.
– Мать с ним сама наедине поговорит, всё объяснит. Папа поймёт и примет, не заморачивайся, – успокаивает меня, но получается плохо. – Для остальных она моя дочь, – неожиданно грозит пальцем. – Сынри вон даже сходство между нами нашла.
– Но это же не так...
– Значит, сделаем, чтобы стало так, – вводит меня в ступор непонятной фразой.

Подходит ближе, попадает под свет ночника, и я только сейчас замечаю подушку и плед у него подмышкой.

– Что это?
– Сегодня я ночую с вами. Все жилые комнаты заняты, а в западной части дома ремонт. Потерпишь меня немного? – игриво подмигивает, вгоняя меня в краску и лёгкий шок.
– Прямо в одной постели? – округляю глаза, когда он бросает бельё на кровать.
– Здесь другого койко-места нет, – усмехается. Настроение у него приподнятое. В отличие от моего. Я растеряна и насторожена. – Согласен, так себе отель, на пять звёзд не тянет. В своё оправдание могу сказать, что я не храплю. Вроде бы...

Дёргает за край своей футболки – и одним движением снимает её, оголяя каменный торс. На доли секунды задерживаюсь взглядом на рельефных мышцах, на впалом пупке, на дорожке тёмных волос, ведущей к пряжке ремня и скрывающейся под поясом брюк. Сглатываю и, затаив дыхание, стискиваю мгновенно пересохшие губы. То, о чем я наивно грезила в своих девичьих фантазиях, внезапно меня пугает.

– Чон, не надо, – приглушенно пищу, закрыв лицо руками.
– Нини, ты боишься меня? – садится рядом, проминая матрас, обхватывает мои запястья и убирает вниз, чтобы посмотреть мне в глаза. – Раньше я списывал твою реакцию на элементарное смущение, а сейчас вижу страх. Ты чего? Да не трону я тебя, – натянуто улыбается, но взгляд остаётся серьёзным. – Как ты это себе представляешь? Даже если допустить, что я такой моральный урод, здесь полный дом родственников, а в придачу ребёнок рядом в кроватке. О чём ты только думаешь, м? – щёлкает по носу.
– Ни о чём, – импульсивно зажмуриваюсь. – Однако предупреждаю на будущее, что в случае чего тебе придётся везти меня на скорой с кровотечением, – намеренно нагнетаю, а у самой внутри всё трепещет. – Шин запретила мне любые контакты как минимум на месяц.
– Дженни? – после паузы строго зовёт меня Чон. Подцепив пальцами подбородок, заставляет меня запрокинуть голову. Устанавливает зрительный контакт. Хмурится. – А как вообще Нари появилась? Это было против твоей воли?

На дне его зрачков поселяется такая беспросветная тьма, что мне становится не по себе. Вздрагиваю, чтобы сбросить с себя нарастающую негативную энергию.

– Мы встречались с Дживоном, я сама приняла приглашение к нему домой. Я взрослая девочка и вполне осознавала, к чему всё это может привести, – произношу твёрдо. – Если ты намекаешь на принуждение, то как юрист должен понимать, что инкриминировать ему нечего.
– Но ты не горела желанием? – упорно пытает меня, как следователь на дознании.
– Скажем так... – подбираю слова, чтобы правильнее передать свои впечатления от той ночи. – Я представляла свой первый раз иначе.

«И не с Дживоном», – добавляю про себя, вовремя прикусив язык.

Сон не оставил ни одного приятного воспоминания. Мне даже зацепиться не за что. Было больно, некомфортно, резко. Пахло алкоголем и потом. Меня немного подташнивало. Я ощущала себя надувной куклой, а потом долго отмывалась под душем, будто меня изваляли в грязи.

Больше ни-че-го. Наверное, со мной что-то не так...

– Первый... – задумчиво повторяет Чон, будто с сожалением. – Сказала гамадрилу об этом?
– Он выпил немного, разогрелся – и не вникал в такие несущественные детали. Всё как-то быстро случилось. Он и не понял, что у меня до него никого не было. Отключился почти сразу же, а утром я всё убрала и на автобус сбежала, пока он спал.

Взмахнув ресницами, поднимаю взгляд на Чона. Неуместные мысли лезут в голову... Интересно, а с ним было бы иначе? Трепетнее, нежнее и... по любви.

Чонгук красивый, мужественный, сильный. А ещё от него пахнет вкусно – хвойным гелем для душа, свежестью зимнего моря, мандаринами. И руки у него такие жилистые... Он бережно сжимает мои ладони, а от кистей к предплечьям разветвляются выпуклые вены, бугрятся под порослью волос. Очень брутально.

Хватит, Дженни!

Встряхиваю головой, чтобы прогнать бурные фантазии. Ладошки потеют, и я, высвободив их, незаметно вытираю по очереди об простыню, сминаю пальцами холодную, гладкую ткань. Комкаю её, как кошка лапкой.

Да что со мной! Никогда ничего подобного не чувствовала.

– Извинился потом? – вторгается в сознание хриплый баритон. Точно, у Чона ещё и голос приятный – бархатный, обволакивающий... Приди в себя, Дженни!
– Извинился? За что? – обречённо закатываю глаза. – Наоборот, предлагал повторить. А через месяц, когда я ему о беременности сказала, уточнил, от него ли я залетела.
– И тогда ты призналась, что была девственницей? – пытается предугадать ход нашего разговора Чон, но ошибается.
– Нет. Отвесила ему пощёчину и послала к чёрту. Почти туда Дживон и пошёл – отправился к чете Сон на семейный совет. Пропал на несколько недель, а потом вернулся...
– Предложил аборт?

– Заикнулся, но я отказалась. Убить ребёнка – большой грех. Меня бы дедуля не простил, да и родители там наверху осудили бы, – машинально указываю пальцем в потолок. Опомнившись, прячу руки, сцепив их в замок на коленях.
– Верующая?

Чон изучает меня, как неведомую зверушку, занесённую в Красную книгу.

– Не знаю... – неопределённо веду плечом. – Дедуля всегда верил. Да и в нашем посёлке так принято: воскресные службы, праздники... Ну, ты ведь и сам помнишь. А я... наверное, уже разуверилась.

Слеза предательски скатывается по щеке, но Чонгук смахивает её костяшками пальцев. Подушечками невесомо проходится по скуле, касается виска, заправляет локон волос за ушко.

– Как же этот придурок предложение тебе сделал?
– Подарил кольцо, которое не подошло мне по размеру, и перед фактом поставил. Сказал, что ребёнку требуется семья, а я... согласилась. Всё-таки лучше быть замужем, чем потом опозориться на весь посёлок. Хотелось верить, что Дживон действительно одумался и мы ему нужны, – горько усмехаюсь, ощущая себя полной дурой. – Потом я поняла, что его просто родители вынудили. Для Сонов на первом месте имидж фамилии, а незаконнорожденный внук стал бы пятном на их безупречной репутации. Так что мне невероятно повезло, что они меня приняли. И я должна быть благодарна им до конца своих дней, – цитирую своих неудавшихся родственников.
– Чего-о? – скептически тянет Чон. – Ты что говоришь такое, Джендыки?
– Не я... Они постоянно это повторяли. Воспитывали меня, поучали, одёргивали, если я говорила или делала что-то не так. Даже подумать страшно, как они отреагировали на мой побег со свадьбы.

Чонгук меняется в лице, будто усилием воли перещёлкивает программу внутри себя. Становится добродушнее, мягче, теплее.

– Уверен, это было комично... – почёсывает подбородок, хитро глядя на меня. – Ты только вообрази их перекошенные лошадиные морды, – кривляется, чтобы меня отвлечь и успокоить.
– А как они ругались, наверное, у-у-у... – поддерживаю его тон.
– Орали, как гиены после неудачной охоты. Добыча убежала, пришлось жрать друг друга, – нашёптывает, приблизившись ко мне.

Прикрыв рот ладошкой, прыскаю в неё и хихикаю как можно тише, чтобы не потревожить Нари. Из глаз брызгают слёзы, но на этот раз вызваны они смехом.

– Это точно, – сипло произношу. – И очень смешно.

Переглянувшись, мы начинаем давиться безудержным хохотом вместе. Сложно сдерживаться, когда эмоции бьют ключом.

Малышка ворочается, мурлычет во сне – и мы оба осекаемся, как по команде. Прикладываю палец к губам. Затаившись, не свожу глаз с дочки. Убедившись, что она спит, подаюсь вплотную к Гуку.

– Они же не заберут у меня Нари? – хватаю его за руку, импульсивно царапаю запястье, впиваюсь ногтями там, где бьётся пульс. – Пообещай мне, Чон!
– Да клянусь! – сурово сводит брови. – Не отдам ни тебя, ни её. Поняла?
– Угу... – мычу, немного расслабляясь. Верю. – После моего финта с побегом они тест ДНК требуют. Если бы малышка не от Дживона оказалась, они бы оставили нас в покое. Но анализ ведь родство покажет, как ни крути, – цокаю с огорчением.

Я жизни своей не представляю без Нари. Вот бы она была не от Сона! Однако это невозможно.

– Вот как? Сомневаются, значит? – размышляет о чём-то, а потом вдруг выдаёт: – Будет им тест ДНК.
– В смысле? Чонгук! – перехожу сиплый хрип, чтобы не закричать от возмущения и паники. – Тогда Нари мне точно не видать как своих ушей!
– Не накручивай себя, Джендыки. Доверься мне, – убедительно чеканит, гипнотизируя меня потемневшим взглядом. Продолжает гораздо мягче: – Можно тебя обнять?

Теряюсь на секунду. Мне не страшно, но... как-то неловко.

– А з-зачем?
– Просто так, – ухмыльнувшись, Чон падает спиной на постель и притягивает меня к себе. – Какая же ты ещё маленькая, – зарывается пятернёй в мои волосы на затылке, проводит по всей длине, распутывает пряди, перебирает их. – Всё хорошо будет.

Некоторое время лежу неподвижно, распластавшись на его широкой, голой груди, покрытой жёсткими волосками, и почти не дышу.

Непривычно.

Обниматься с мужчиной... просто так. Без продолжения.

В редкие моменты близости Дживон брал своё и поворачивался на другой бок, а потом и вовсе спать со мной перестал, как только животик округлился. Оставил постель, потому что не было смысла находиться рядом. Правда, не скажу, что я сильно расстроилась. Мне не хватало нежности, но, если честно, я всё равно не получала её от Сона. Он не мог дать ничего, кроме быстрого секса, который мне так и не понравился. Слишком много шума вокруг непонятной возни в кровати. Я ожидала большего...

С Гуком мне хорошо, как не было ни с кем и никогда. Тепло, умиротворённо. Хочется мурлыкать.

Уткнувшись носом во впадину между рёбрами, слушаю стук сердца за мощной грудиной. Когда оно успокаивается, а мужское дыхание выравнивается, я осознаю, что Чон уснул, так и не выпустив меня из объятий.

Расправляю сжатую в кулак ладонь, опускаю на горячий пресс, веду вверх по торсу, упираюсь пальцами в ключицу... Замираю. Убедившись, что Чонгук крепко спит и не шевелится, свободно обнимаю его, прижавшись щекой к мерно вздымающейся груди. Осмелев, закидываю ногу ему на бедро.

Засыпаю, словно с огромным плюшевым мишкой. Как же мне не хватало в жизни вот такого обычного человеческого тепла.

***

Посреди ночи подрываюсь от внезапного детского плача, резко упираюсь локтем во что-то жаркое, твёрдое, случайно наваливаюсь всем телом – и слышу сдавленный хрип.

– Ох ты ж... кхм, – кашляет Чонгук, которому я сильно надавила в бок над пахом, корчится от неожиданной боли, но не ругается. – Ты меня жизненно важных органов лишишь, – ещё и отшучивается, едва не сгибаясь пополам.
– Прости, – на автомате поглаживаю ушибленное место под прессом, подтягиваюсь и чмокаю пострадавшего мужчину в нос, как привыкла целовать Нари.

Он часто моргает, смотрит на меня спросонья, недоумённо вздёргивает брови.

– Что вообще происходит? – протирает глаза. Заразительно зевает, но очередной крик ребёнка заставляет его захлопнуть рот.

– Нари сейчас весь дом поднимет, – испуганно озираюсь, будто с минуты на минуту к нам ворвётся группа захвата в виде Чонов и выгонит в ночь на улицу за то, что мешаем им спать. Рывком подаюсь к кроватке. – Я... её... успокою. Тш-ш, – нервно покачиваю малышку, а она голосит ещё громче.
– М, ну и правильно, – Чонгук неуклюже поворачивается, как большой медведь, вышедший из спячки, нехотя садится, откидываясь на спинку кровати. – Не фиг им отдыхать, если мы не спим, – почёсывает затылок, приглаживает растрёпанные волосы, опять зевает. – Как думаешь, чего лялька хочет?

Покосившись на него, изучаю усталое, помятое лицо, пытаюсь считать эмоции. Вроде бы он не злится. Даже не раздражён. Немного расфокусировано смотрит на вопящую в кроватке Нари, легко улыбается.

– Не знаю. Кормление нескоро. Сейчас переодену и... – беру её на руки, ощупывая полный подгузник.

Перекладываю крикливую и, судя по всему, брезгливую кроху на пеленальный столик. Благо, он стоит рядом. Шустро раздеваю её, протираю ножки и влажную попку детскими салфетками. Тянусь к коробке за новым подгузником, но ловлю лишь воздух.

– Закончились, – удивлённо выдыхаю. – Кажется, была ещё одна упаковка в сумке, которую мы не успели разобрать. А сумка... – осматриваю комнату, однако ничего не нахожу в полумраке. – В шкафу, наверное. Ну-ка подержи её минутку, – машинально вручаю Чону дочку, обёрнутую лишь в тонкую пелёнку.

– Давай, – спокойно соглашается, бережно прижимая к себе крохотный по сравнению с ним комочек. Аккуратно откидывается на подушки.

На доли секунды замираю, любуясь непривычной картиной. Этому суровому мужчине так идёт отцовство. Впрочем, Чонгуку всё к лицу. Я ещё семь лет назад поняла, что он идеален. До сих пор не разочаровал. Наоборот...

Вздыхаю. Трогаю щёки ладонями, чувствуя, что покраснела. Пока Чон не заметил моей реакции, отхожу к шкафу и ныряю в большую сумку.

Боже, какой бардак! Надо будет навести здесь порядок и разложить вещи.

С трудом нахожу нужную упаковку, вскрываю её.

Прислушиваюсь.

Что-то не так...

Мгновение спустя понимаю, что именно меня насторожило.

Полная ти-ши-на.

Поднимаюсь с корточек и прокручиваюсь на пятках, сжав подгузник в руке.

– Чонгук, а... – осекаюсь на половине фразы.

Сердце тает, а улыбка трогает губы.

Нари устроилась на груди у временного папочки, подобрав ножки под себя и оттопырив голую попу кверху. Пелёнка сбилась в сторону. На спинке лежит большая мужская ладонь, почти полностью накрыв её, будто одеялом.

Чон дремлет. Малышка, судя по всему, тоже.

Совсем недавно я нежилась в его объятиях, а теперь дочка захватила территорию. Понимаю... С ним уютно.

– Согласна, что так спать очень удобно, но тебе пока небезопасно, – нежно нашептываю, бесшумно приближаясь к ним. Перекладываю ребёнка Чонгуку под бок. – Давай поворачивайся, во-от так. Где наши ножки? – приговариваю, натягивая подгузник. Нари причмокивает сквозь сон. – Прячем попку, ты же леди. Так, теперь иди ко мне...

Хочу взять её на руки, но вновь раздается возмущенный крик, как сигнализация. Чон просыпается, распахивает глаза, ладонью ощупывает постель рядом, пока не находит младенца. Хмуро косится на меня.

– Пусть полежит с нами. Не хочет она в кроватку, – бурчит, поворачиваясь так, что Нари оказывается у его груди и мигом умолкает. Маленькая хитрая лисичка.

– Сговорились? – упираю руки в бока.
– Мать, ложись спать, – ехидно приказывает Чонгук, подложив одну руку под голову, а второй накрыв довольную дочку. – У нас кормление нескоро, – повторяет мои же слова.
– Ладно, – вздыхаю, опускаясь на край постели.

Мы лежим друг напротив друга. Лицом к лицу. Между нами – малышка, которая пригрелась и сладко сопит.

– Колыбельная будет? – шепчет Чон, поднимая руку и укладывая ладонь мне на талию. Будто обнимает сразу нас обеих.
– Тебе спеть, что ли? – поддеваю его. Улыбается, лаская меня взглядом.
– Я и так отрубаюсь, – усмехается и демонстративно закрывает глаза. – Нари пой.

Растянув губы в улыбке, блаженно смыкаю веки и начинаю тихо напевать. Не замечаю, как сама засыпаю, убаюканная мужской нежностью и заботой. Нам с доченькой настолько спокойно и хорошо, что хочется, чтобы так было всегда.