Чонгук

– У него папа прокуро-о-ор, – завывает Дженни, мешая рис с кимчи из ресторана со своими слезами.

Придерживаю её дрожащую руку, направляю ложку прямо в рот, заставляю съесть всё её содержимое. Глотает судорожно, облизывает искусанные губы и выдыхает с лихорадочным всхлипом. Посматривает на закрытую дверь, за которой несколько минут назад скрылись медики. Нелегко было убедить доктора оставить меня с Дженни. Упёртый, как баран. Дал нам полчаса, будто у нас свидание в тюрьме, и то потому что Нини разревелась и вцепилась в меня мёртвой хваткой.

– Да хоть папа Римский! Перед законом все равны, – цежу сквозь зубы, чтобы не пугать ребёнка.

Нари не спит – лежит в кувезе, размахивая ручками и уставившись в лампу на потолке. Протянув руку, накрываю ладонью её животик: я заметил, что малышку это успокаивает и отвлекает от голода. Время кормления уже наступило, но сначала надо привести в чувство старшую матрёшку, а то она чуть что – сознание теряет. Буквально! Стоило мне отлучиться на пару часов, как по возвращении я увидел её безвольное тело на постели и склонившегося врача. Чуть не поседел. Думал, что-то серьёзное стряслось – и опять увезут нашу маму в реанимацию. Благо, всё обошлось, однако её муженёк горько поплатится за то, что потрепал нервы и ей, и мне заодно. Козлина туалетная!  Рассказ Дженни привёл меня в бешенство, в котором пребываю до сих пор.

– Неа, у Сонов связи, – шепчет обречённо.
– У тебя тоже, – подмигиваю ей. Вижу, как по бледной щеке струится солёная вода, стекает к подбородку и капает прямо в тарелку. – Да что ж такое! Рис пересолишь.

Вздохнув, забираю у неё рис, размешиваю, пробую на вкус. Съедобное. Подогреть бы, но некогда. Зачерпнув ложкой и сформировав аккуратную горку, кормлю Дженни, как ребёнка. Слушается, покорно открывает рот, машинально пережёвывает, шмыгая носом.
– Спасибо, – мычит, почти не размыкая губ. – Не представляю, как бы мы без тебя...
– Брось, рано меня благодарить, – подношу к её лицу очередную ложку. – Вот когда избавим тебя от гамадрила, тогда и поговорим. Так чего твой Сомнамбула хочет?

Отставив тарелку на тумбочку, беру салфетки, чтобы промокнуть реки слёз, иначе Дженни затопит всю палату.

– Сон, – уточняет она, подставляя мне носик.
– Я с первого раза правильно услышал, – вытираю и щёлкаю пальцем по кончику. Усмехаюсь, когда она забавно морщится. Нари так же делает.

Почувствовав себя брошенной, малышка в кувезе начинает кряхтеть. На автомате возвращаю ладонь к ней, поглаживаю живот. Пальцами второй – комкаю использованный бумажный платочек. Да у меня рук на них двоих не хватает! Ощущаю себя многодетным отцом, а не юристом, который здесь по делу.

– Дживон требует, чтобы я вернулась к нему и делала вид, что ничего не произошло, – жалуется Дженни, ковыряя пальцами упаковку салфеток. Достаёт сразу несколько, яростно натирает лицо. Плачет, добавляя себе работы. Генератор воды, а не девушка. – Ему нужна послушная жена и приличная семья. Если я подам на развод, он заберёт ребёнка. Совсем!
– Пф-ф, Нини, твой бабуин Краснозадов просто тебя пугает, – перехватываю её ладони одной рукой, сжимаю холодные пальцы. – Ни один суд не встанет против матери! Не так легко лишить тебя родительских прав. Это в принципе возможно только в самых запущенных случаях.
– Не зна-аю, – тянет с сомнением. – У меня нет жилья, нет работы и пока что нет диплома.
– Дженни, у тебя есть я, – выдаю неожиданно, однако без задней мысли. Дженни дёргается, округляет глаза, преданно глядя на меня. – Мы всё решим. Верь мне, ладно?
– Больше некому, – выдыхает то ли с нежностью, то ли с обречённостью. Наверное, я не лучший кандидат на роль спасителя и не меня Дженни хотела видеть рядом с собой и дочерью в новогодние праздники, но я постараюсь не разочаровать её.

Накрываю хрупкие колени двумя руками, а Нари тем временем требовательно покрикивает, потому что я оставил её. Лупит пяточками по бортику кувеза.

– Доедай! – приказываю Дженни, всучив ей тарелку.

Встаю, чтобы взять малышку на руки.

– Ой, а что ты делаешь? – волнуется нервная мамочка. – Головку придерживай и...

Осекается, с удивлением наблюдая, как я поднимаю младенца, устраиваю маленькое тельце на локте, покачиваю. Мне хватает нескольких секунд, чтобы Нари притихла. Признаться, я сам шокирован.

– Ешь, говорю, я не смогу её долго отвлекать, – шёпотом подгоняю Дженни, а сам не разрываю зрительного контакта с малой. Она так пристально буравит меня мутными глазками, будто понимает что-то. Главное, молчит.

Пока Нини давится рисом, чтобы не задерживать меня, и запивает остывшим чаем с молоком, я неторопливо хожу по палате, развлекая дочку. В какой-то момент терпению Нари приходит конец. Она кривит личико, набирает побольше воздуха и издаёт боевой клич, будто предупреждает меня, что если не послушаюсь – хуже будет.

Подавив смешок, оглядываюсь на Дженни.

– Кхм, у тебя там уже готово? – бросаю многозначительный взгляд на высокую грудь.

В разрезе платья видна глубокая, соблазнительная ложбинка. Никогда не думал, что женщины после родов такие аппетитные. Причём во всех смыслах. И для ребёнка, и для мужчины.

Сглатываю ком в горле, невольно обласкав взглядом всю Дженни с головы до ног. Получаю кулачком Нари по подбородку. Прихожу в себя. Откашливаюсь нервно и злюсь на себя: нашёл время!

– Говоришь так, будто я молочная кухня, – фыркает Дженни, краснея. Мой интерес явно не укрылся от её внимания, однако она пытается делать вид, что ничего не произошло.

Несмотря на острый, дерзкий язычок, она заметно стесняется. Поворачиваюсь боком, чтобы не смущать её, обращаю всё внимание на ребёнка.

– На ближайший год именно так, Нини. Может, и дольше, если будешь питаться нормально и нервничать меньше, – произношу с улыбкой, покачивая возмущённую, голодную Нари. Она явно устала от меня и не желает лицезреть мою помятую рожу, зато с удовольствием прижалась бы к пышной, тёплой маминой груди. И я не могу её осуждать. – Тш-ш, Нари я бессилен, ведь твоя «еда» немного капризничает.
– Прекрати шутить надо мной, – грозит мне Дженни, но вместо страха вызывает лишь улыбку. – Давай мне дочку. Я доела.

Протягивает руки, и я аккуратно вкладываю в них ребёнка. Нари тут же затихает, утыкается носом в ту самую ложбинку, от которой сложно оторваться, и активно ищет грудь.

– Я оставлю вас ненадолго, – совладав с собой, направляюсь к двери. – Позвонить надо.

В коридоре набираю Техёна. Отойдя к окну, тихо и коротко передаю ему суть разговора с Дженни. Мне не стыдно просить его о помощи, тем более, если придётся воевать против прокурорской семейки.

– Я тебя услышал. Значит, так... – сурово чеканит Ким, и я напрягаюсь. Его командный тон не сулит ничего хорошего. – Ты заключил с гражданкой Ким договор на оказание юридических услуг?
– Зачем? Это лишнее. Я всё равно ни копейки с неё не возьму. Помогать буду в частном порядке.
– Что же, примерно это я и предполагал, – тянет недовольно, будто ставит на мне крест. – Ты понимаешь, что нельзя вести дело, если испытываешь к клиентке личный интерес? Адвокатская этика, мать её, не забыл, что это?
– Нет, я ничего не нарушаю. К чему ты клонишь? – раздражённо рычу. И вдруг меня озаряет догадка: – Или ты просто Сона испугался?
– Я никого не боюсь, хоть он действительно не последний человек в городе. И весьма уважаемый, знаешь ли...
– Плевать. Не хочешь помогать – скажи прямо! Тогда я буду разруливать ситуацию сам, – выпаливаю в ярости, хотя сомневаюсь в себе. Вдруг не справлюсь в одиночку?

Ради Дженни я готов пойти против влиятельного прокурора и сцепиться со всей династией Сон. Я точно помешался на Ким. Не понимаю, как и когда это произошло, но оно неизлечимо. Может, Техён отчасти прав?

– Стоп! Бросишь трубку сейчас – уволю! – гаркает он внезапно, а я и бровью не веду. Привык. – Опять! Во второй раз уволю. Третьего не будет... – напоминает о нашем прошлом конфликте.
– Ты издеваешься? Техён, я правда волнуюсь за этих девочек, – пытаюсь достучаться до него, покосившись на дверь палаты. Мельком улавливаю хмурый взгляд доктора, шагающего по коридору. По мою душу пришёл? Укоризненно покачав головой, он молча заходит к Дженни, а я вытягиваю шею до судороги, чтобы проследить, что он намерен делать с моими матрёшками. – Им больше не к кому обратиться. Родных в городе нет, Сон предал...
– По статистике, до 70% женщин прощают измену. Большинство продолжают жить с мужем, – монотонно вещает друг, как радио транслятор. – Шансы сохранить брак возрастают, если в семье есть ребёнок.
– Не время для лекций, Ким, – нервный рык рвется из горла, но я подавляю эмоции, лишь бы не привлекать внимание вредного, чересчур принципиального врача. Их бы с Тохой познакомить – нашли бы общий язык. Оба зануды. – К чему всё это?
– К тому, что ты нашёл себе очередную девочку в беде – и пытаешься её спасти, – выдаёт друг таким тоном, будто следующим этапом поставит клеймо мне на лоб. – Однако спросил ли ты, действительно ли она хочет быть спасённой? Вспомни мою бывшую жену Хвасу.

На секунду убираю трубку от уха и, прикрыв динамик рукой, шепчу вышедшему из палаты медику: «Всё в порядке?». Хмурится, кивает и бросает важно: «Время для посещений истекло». Развернувшись на пятках, удаляется в ординаторскую.

Выдыхаю, но тут же вновь напрягаюсь, потому что приходится вернуться к разговору с Техёном.

– Ты же простил меня и отпустил прошлое. Какое отношение Хваса имеет к делу Дженни?
– Самое что ни на есть прямое. Вспомни, ты ведь тоже её спасал от меня. Поверил её слезам и жалобам на то, какой я тиран, подонок, абьюзер, – вскрывает старые раны, а я терплю и слушаю, стиснув зубы. Не могу поспорить – всё так и было. Я облажался. – Хваса прикинулась бедной овечкой и невинной жертвой, а ты был рад стараться. Включил режим рыцаря на белом коне. Сейчас всё повторяется.
– Дженни не такая! Ты её не знаешь, – не выдерживаю, повышаю голос. – Она малышка совсем, наивная и доверчивая...
– Не исключено, но это ещё хуже. В таком случае я даю девяносто девять процентов, что она вернётся к мужу. Слабохарактерные женщины именно так и поступают. Тем более, у них общий ребёнок, Чон! – тараторит, чтобы я не успел перебить. – Их дочь! Только их двоих! То, что ты умудрился роды у посторонней бабы принять, не делает тебя отцом.
– Я и не претендую, – бубню, ощущая горечь в душе. Хреново так, будто от родных отрекаюсь.
– Не глупи, Чонгук, я тебе по-дружески советую: не спеши шашкой махать. Сначала убедись, что Дженни точно решила развестись. Иначе и себя дураком выставишь, и с Соном отношения испортишь, и фирму нашу подставишь.
– Что ты предлагаешь? Бросить их?
– Ну-ну, не рычи на меня, – произносит мягче и спокойнее. – Ничего подобного я не сказал. Дай Дженни время подумать. Сейчас она, разумеется, на эмоциях. Обижена, разочарована, слаба после родов. Гормоны скачут, слёзы ручьём. Но пройдёт день, два, может, неделя – и Дженни иначе посмотрит на ситуацию. Я более чем уверен, что она простит мужа и радостно поскачет к нему на радужном пони. Будут они дальше жить в мире и согласии, растить дочку...
– Нет, – отрезаю со злостью, будто они обе априори принадлежат мне. Не могу отдать их Сону! Не хочу.
– Да, Чор, да. А тебе пора бы отвыкнуть заглядываться на чужих жён. Мне кажется, у тебя патология какая-то, тебе бы к психологу обратиться.
– Пошёл ты!

В сердцах взмахиваю рукой, в которой зажат телефон, но останавливаюсь в паре сантиметрах от стены. Свободным кулаком упираюсь в подоконник, перевожу дыхание. Чёртов Ким продолжает трещать в динамике:

– Я серьёзно, друг, не пори горячку. Давай договоримся так. Сейчас ты разворачиваешься и покидаешь роддом...
– Нет, даже не обсуждается, – буквально ору в трубку. – За ними больше некому ухаживать.
– Будешь носить им передачки, оплачивать всё необходимое и справляться об их здоровье у врачей. В конце концов, тебе лично рядом с молодой матерью нечего делать. Как тебя врачи терпят? Родным отцам не позволяют круглые сутки находиться в роддоме, а ты – хрен знает кто – за пару дней поселился там и гнездо свил. Я ведь не жил с Лисой в палате, когда она родила!
– Но...

Из ординаторской выглядывает врач, хмуро смотрит на меня поверх очков, сводит брови к переносице. Делаю неопределённый жест рукой, выдавливаю из себя улыбку, хотя придушить его хочется. Замучил, сатрап! С ним я точно здесь долго не протяну.

– Допустим, – всё-таки соглашаюсь с Техёном и мысленно готовлюсь к изгнанию из роддома.
– В общем, без тебя они справятся, а медики присмотрят. За эти дни Дженни успокоится, всё обдумает. Потом выпишется, обратится официально к нам, если не передумает, конечно, – скептически хмыкает. – Под руководством наших специалистов она составит заявление на развод, подаст в суд. В таком случае я собственными руками помогу зад этому Сону надрать, если он сам не отступит. А до тех пор палец о палец не ударю. Я же тебе нужен, Чо-он, – тянет ехидно.
– Нужен, но и твой вариант нам не совсем подходит. Дженни после выписки даже ехать некуда.
– Ох черт, ясно всё с тобой! – обреченно рявкает друг. – Девочка в беде вьёт из тебя верёвки, а ты – из меня. Знаешь же, гад такой, что другу отказать не могу.
– Неужели поможешь?
– Условия те же самые: ты исчезаешь, она думает. Но ответ у неё попросишь в день выписки. Впрочем, возможно, законный муж встретит её раньше с шарами, цветами и плакатами: «Спасибо за дочь». Тогда проблема отпадёт сама собой, – добавляет с сарказмом, а я злюсь так, что пар из ушей скоро повалит. Изнутри меня сжирает противное чувство, будто у меня собираются украсть что-то личное и важное. Моё! Уводят из-под носа главную ценность в жизни, а я не могу этому помешать. – Если развод в силе, мы возьмёмся за это дело. Если голубки помирятся – не обессудь. Добро? – повышает голос, а я, наоборот, умолкаю. – Чон? – зовёт настойчиво.
– М-гу, – мычу с тоской.
– Гук, подсознательно ты понимаешь, что я прав. Оставь её наедине с мыслями. Несколько дней, тем более, праздничных, когда ни один ЗАГС не работает, ничего не изменят. Порой надо уйти, чтобы остаться.
– Хорошо, я так и сделаю, – тяжело вздыхаю, но всё-таки убедительно добавляю напоследок: – Начинай готовить документы на развод, Техён.

Дженни – сильная девочка с принципами, предательство не простит. Пусть восстановится, а потом вместе вступим в борьбу. И победим!

Позже... А пока что я толкаю дверь в палату, чтобы попрощаться...