POV Мелисса

Я смирно сидела в коридоре у палаты, дожидаясь Марка Андреевича. Я толком не понимала что тут делаю, я даже не нашла причины, по которой здесь находилась. Да ещё и со своим учителем. Я чувствовала себя до ужаса неуютно, было ощущение, что я влезла в жизнь Марка Андреевича, не имея на это никакого права.

В дополнение ко всему меня съедало чувство стыда. Чёртова фобия, если бы не она, то я спокойно сидела бы в машине и не испытывала никаких угрызений совести! Но хотела бы я сейчас находиться в машине, вдали от историка, а не здесь?

Я прекрасно знала ответ, но мне не хотелось признаваться в своих чувствах и эмоциях. Будь моя воля, я бы запретила себе даже допускать мысли о том, о чем думала в последние дни. Я полностью осознавала неправильность своих желаний, но разве можно противостоять самому себе? Если да, то у меня явно с этим были проблемы, потому что несмотря ни на что меня всё больше тянуло к учителю. Я всё больше интересовалась им, я хотела знать о нём как можно больше: привычки, предпочтения, мысли и увлечения. Я хотела знать то сокровенное, которое редко озвучивают вслух. Я хотела знать причину его улыбок и хорошего настроения. Мне было необходимо знать его всего, со всеми опасениями, страхами, недостатками, знать полностью, быть близкой с ним.

Но как я могла сблизиться с историком, узнать его, если при каждом близком контакте у меня отнимался язык и говорить становилось в сто раз труднее? Как я могла открыться, показать себя, если перед тем, как что-то сказать, я думала об его реакции на мои слова? Я хотела казаться лучше, умнее и интереснее, чем была на самом деле. Понимаю, это в какой-то степени обман, но я слишком сильно хотела впечатлить Марка Андреевича. Я хотела, чтобы он думал обо мне как можно чаще и дольше.

Мелисса, что же ты творишь?! Сколько раз ты себя убеждала после отношений с Артёмом в том, что не хочешь влюбляться и любить ближайшие пару лет точно, и уж тем более вступать с кем-то в отношения? Я была уверена, что даже если и захочу вновь ощутить движения тех заветных бабочек, я не смогу себе позволить такой роскоши из-за страха новых отношений. Из-за страха повторения истории. И что мы видим сейчас? Я постепенно привязывалась к собственному учителю истории, думала о нём, как о мужчине, а не преподавателе! Что я такого упустила в себе, что позволила этому случиться? И что такого было в Марке Андреевиче, что мои убеждения, которые я так старательно выстраивала на протяжении года, рухнули чуть ли не в один миг? Этот вопрос казался мне до ужаса глупым: действительно, что можно было найти в образованном, воспитанном, сформировавшемся мужчине? Который вдобавок ко всему, был чуть ли не идеалом мужской красоты для меня.

Я ругала себя за свои же мысли, но толку от этого не было никакого. Мои чувства и желания никуда не ушли. Я только больше углублялась в образовавшуюся проблему, которую я должна была как-то решить. В крайнем случае — абстрагироваться. У меня даже мысли не возникало о том, что я каким-то чудесным образом могла заинтересовать или зацепить Марка Андреевича. Я была обычной, посредственной девушкой, со своими жизненными сложностями и радостями. Ни больше, ни меньше. И от осознания этого факта хотелось по-волчьи выть и лезть на стену.

Мне хотелось поделиться этими мыслями хоть с одним человеком. Но подходящей кандидатуры я не видела. Единственный вариант, о котором я могла подумать — Лера. Но она была мне слишком дорога и я боялась увидеть в её глазах осуждение и непонимание. С одной стороны я знала, что Лера любит меня и желает лучшего, а с другой — боялась услышать слова, от которых мои хрупкие фантазии могли разрушиться. Оставался один выход — хранить все в себе, постараться заглушить чувства, сосредоточиться на чём-то новом и интересном для меня. Пока что идей не было, но они обязательно должны были появиться.

Увлекшись своими мыслями я не заметила, как Марк Андреевич приоткрыл дверь палаты и подозвал меня. Несмотря на свои вопросы, скопившиеся в моей голове, я решила просто сделать так, как меня попросил историк.

До палаты было не больше десяти шагов, но каждый из них был медленным и чересчур осторожным. Я неосознанно растягивала этот знаменательный момент. Момент, который даст мне хоть что-то узнать об учителе.

— Грачёвская, заходи уже, не тяни. Ничего и никого страшного там нет, — сказал Марк Андреевич с легкой усмешкой.

Слова историка я намеренно оставила без ответа. Совершив последний шаг, я вошла в палату. Увиденное меня повергло в секундный шок, но я постаралась сделать вид, что спокойна и понимаю происходящее, что было далеко от правды. Если быть откровенной, актрисой я была никудышной, поэтому оставалось лишь надеяться на то, что вид у меня был невозмутимый.

На больничной койке лежал маленький мальчик, лет восьми-девяти, не больше того. Выглядел он не самым здоровым образом: худенький, с бледной кожей, с темными кругами под блеклыми голубями глазами. Волосы ребёнка, казалось, и вовсе выцвели, уж слишком они были светлыми. Мальчик внимательно осмотрел меня своими усталыми глазами, которые имели более взрослый и мудрый вид, чем у некоторых людей преклонного возраста. К ребёнку были подключены разные неизвестные мне приборы, которые периодически издавали звуки, рядом с койкой стояла тумбочка, на которой было множество лекарств.

Я непонимающе посмотрела на Марка Андреевича, но тот лишь пожал плечами и сел в кресло, находившееся в углу палаты.

Находясь рядом с этим мальчиком я чувствовала себя немного неуютно. То ли от того, что у меня было такое чувство, что он видит меня насквозь, то ли от того, что я не знала как себя вести. Расспрашивать о причине его нахождения здесь было максимально глупым и бестактным поступком, выражать свою жалость — тоже. У меня не оставалось никакого выбора, кроме искренности. Тем более, дети всегда чувствуют, когда им лгут. Поэтому я решила постараться быть собой.

— Привет, ты Мелисса? — спросил мальчик тихим голосом.

— Да, а как тебя зовут? — я старалась быть дружелюбной и сделать вид, что мы просто знакомимся друг с другом, в совершенно иных условиях.

— Я Дима, — ответил мальчик по-прежнему внимательно наблюдая за мной. — Садись сюда, — слабым кивком головы Дима указал на кресло около койки. Недолго постояв на месте, я села туда. — Ты не против, что я хочу с тобой поговорить? У меня нет друзей, а Марк сказал, что ты его подруга. Мы же сможем дружить? — от прямолинейности и искренности мальчика я улыбнулась. Дети всегда поражали меня своей чистотой и простотой. Тем, чего так не хватало взрослым людям.

— Конечно, сможем! А почему ты хотел бы со мной дружить? — Диме наверняка было одиноко здесь, и мне хотелось хоть немного поддержать его.

— Ты первая, кого он сюда привёл. Поэтому я решил, что вы с ним друзья. А если ты дружишь с Марком, то и мы подружимся, — от слов Димы на душе стало невообразимо тепло. Он говорил так искренне, что оставалось только позавидовать.

— Ты прав, мы определенно подружимся, — я улыбнулась. — О чем ты хотел бы поговорить?

— Если честно, то я сам не знаю, — мальчик задумался и задал вопрос, который меня смутил: а вы с Марком давно дружите? — я посмотрела на Марка Андреевича, но тот лишь улыбнулся.

— Нет, не очень. А ты давно его знаешь? — как только я увидела Диму, у меня был один, наиболее интересующий вопрос: кем он приходится историку? И сейчас предоставился шанс услышать ответ.

— Я знаю его давно, с самого детства, — он говорил так, словно не был ребёнком. Это заставило меня вновь улыбнуться. — Он друг моего папы. Расскажи, а как вы начали дружить? — как и многие дети его возраста, Дима был любопытным. Я не знала как отвечать на некоторые его вопросы, ведь назвать нас с Марком Андреевичем друзьями сложно, если вообще возможно. А присутствие историка при нашем разговоре и вовсе ставило меня в тупик.

— Ничего интересного в этой истории нет. Он помогал мне с учёбой по одному предмету, а потом мы сдружились. Вот и всё, — я решила подыграть Марку и умолчала от том, что я его ученица.

— И после его помощи твоя учеба стала лучше? — заинтересованно спросил Дима, переводя взгляд с меня на Марка.

— Ну, я бы так не сказал, — ответил Марк насмехающимся тоном. Я недовольно посмотрела на него. История и моя успеваемость по ней была далеко не той темой, которую мне хотелось бы обсудить.

— Почему? — все также заинтересованно спросил Дима.

— Просто Мелиссе не нравится этот предмет, поэтому и желание знать его отсутствует. А я пытаюсь ей показать, что ничего сложного в нем нет, наоборот, он интересный, — ответил Марк Андреевич. У меня было такое впечатление, будто это говорила Рита, а не он. «Просто приложи усилия», «просто выучи и все», «нужно стараться». Все это было таким банальным, что хотелось закатить глаза от скуки. Можно подумать, моя неспособность к этому предмету была такой невозможной.

— Мелисса, ну ты не переживай, Марк же учитель, он сможет тебе помочь. Он и мне пытается помочь, правда пока у него тоже не получается. Но папа говорит, что все будет хорошо, — от слов Димы внутри все сжалось. Хоть я толком не знала его, он был мне, по сути, никем, но мне было больно за него и его родителей. Даже представить боюсь, какого это: понимать, что твой ребёнок серьезно болен.

Все становилось на свои места: Марк помогает своему другу в лечении сына. Я посмотрела на историка, но тот явно этого не хотел. Марк стал более серьёзным и угрюмым после слов Димы. Он действительно беспокоился о нем.

Через минуту зашла медсестра и сообщила, что время посещения кончилось и Диме пора спать. Мне и Марку ничего не оставалось сделать, как уйти.

— Пока, Мелисса! А ты ещё придёшь? Ты мне понравилась, ты хорошая, — мне было приятно слышать эти слова. Я не знала, увижу ли я ещё Диму, но решила не расстраивать его:

— Обязательно приду, как только смогу, — я улыбнулась. — Пока, Дима! И ты мне тоже понравился, — Марк тоже попрощался с Димой и вышел в коридор вслед за мной.

Навстречу нам шёл неизвестный мне мужчина, но, как я поняла, Марку он знаком. Так что, скорее всего, это был отец Димы.

— Мелисса, пойди пока в машину, ладно? Я скоро приду, вот ключи, — я растерянно посмотрела на Марка. — Точно, — заметив мой взгляд, он вспомнил о моей недавней «истерике» и страхе темноты. — Тогда подожди меня в холле, хорошо? — я кивнула и оставила Марка наедине с другом.

За сегодняшний вечер я узнала о Марке много нового. И как по мне, эта информация помогла мне узнать его лучше.

Месяц назад я и предположить не могла, что этот черствый и холодный на вид мужчина волновался о маленьком больном мальчике, помогал ему и своему другу. Я все больше убеждалась в том, что Марк вовсе не такой бесчувственный и строгий, каким хотел казаться в школе.

Я убедилась, что внутри он добрый и сострадательный человек, который не хочет доказывать окружающим свою суть. Ему просто было все равно на мнение остальных, он не стремился быть тем, кем не являлся и подстраиваться под других. Это ещё больше усилило мою заинтересованность в учителе, что совершенно не помогало мне в моих планах заглушить эти нелепые, только зарождающиеся чувства.