Леша спиной ощутил чужое присутствие. Творец тихо вошел в его квартиру и остановился на пороге спальни, любуясь открывшейся картиной. Алексей с долей сожаления подумал, что приди брат чуть позже, он застал бы еще более эффектное зрелище: Книжник в полном боевом облачении сидит в черном кресле, нога на ногу, лакированные туфли блестят. И два роскошных поджарых добермана по бокам застыли в зеркальной позе. Красота!

Сейчас же Альберту предстояло еще какое-то время разговаривать с ним через зеркало – стрелка на левом глазу все никак не хотела становиться идеальной.

– Не боишься опоздать на работу? – спросил Творец.

Леша ощутил в этом вопросе крупицы доброй насмешки. И в очередной раз подивился тому, что умудряется распознавать тончайшие проявления эмоций в холодном тоне брата. Он понял, что легко читает скрытые эмоции главы корпорации, когда Искра и Койот приволокли его с Изнанки. Альберт выглядел как обычно – куском прозрачного льда. Но Книжник ощутил в нем целую бурю из тревоги и братского гнева. Особенную гордость в нем вызывало понимание того, что Дриши оставался слеп к этим вспышкам эмоций. Все, что было невозможно сожрать, эта тварь не могла и учуять. В отличии от Леши, который собирал крохи проявления братской любви, как драгоценные сокровища. Порой только их хватало для того, чтобы уберечься от внутреннего холода целые сутки.

Особенно теперь, когда рядом всегда были Мальчики.

Их безусловная любовь и собачья верность были особенно ценны по сравнению с иссушающей страстью, что вызывал в нем Дриши. Каждая их встреча лишь растравливала раны, выжигала все новые черные дыры в душе. Она отгоняла холод лишь затем, чтобы он возвращался многократно усилившись. И все же Алексей продолжал приходить на зов Птицелова, находя в этой связи собственный самоубийственный кайф. Мрачную эстетику союза двух тварей, готовых в своей любви пожрать друг друга.

– Не боюсь, – ответил Леша, критически рассматривая себя в зеркале и заодно наблюдая за Творцом.

Тот смотрел очень внимательно.

– Искра рассказала мне кое-что, – поделился Альберт.

Стало ясно, что именно ради этого кое-чего он сюда и пришел в такую рань.

– М? – Леша отложил подводку и замер, делая вид, что выбирает оттенок губной помады.

– Она рассказала, что спрашивала у тебя о причинах твоего стиля. И ты ей сказал...

– Я помню, что я ей сказал, – Алексей надеялся, что голос звучит не слишком напряженно.

– Ты правда так считаешь? – спросил Альберт.

– Как?

– Ты все еще считаешь себя тварью?

Леша обернулся к нему, спокойно встретил серый взгляд и ответил:

– Да.

Творец на долю секунды отвел глаза. Он тревожился за младшего брата, и эта искра тепла дразнила Алексея сладостью.

– К Мастеру Птицелову ты тоже ходишь поэтому?

– А к кому мне еще ходить? – Книжник нарочито равнодушно пожал плечами. – Именно он сделал меня таким...

– Но он не в силах тебя исцелить.

– Зато он в силах меня кормить.

– Не он один, – все-таки попытался донести свое Альберт.

– Без ущерба для себя, только он.

– Должны быть иные способы.

– Завести еще десяток псов с Изнанки? – скривился Леша.

Творец посмотрел на Хугина и Мунина. Мальчики синхронно подняли на него острые морды и навострили костистые уши. На первый взгляд они выглядели обычными доберманами, разве что малость худощавыми для стандарта породы. Но стоило пробыть в их компании чуть подольше, и становилось неуютно из-за ощущения могильного холода, постепенно заполняющего пространство. И от тонкого, но навязчивого специфического запашка. Алексей, когда-то невозможно давно, наверное, в прошлой жизни, подрабатывавший в морге, с этим запахом вполне смог ужиться. Остальные же – не всегда.

Даже Альберт невольно дернул плечом, прогоняя озноб.

– Ты сам говорил, что любовь способна отогреть тебя даже лучше...

– Какой ценой?! – мгновенно взорвался Леша. – Скольких еще я должен сожрать, чтобы все увидели во мне тварь?!

– Сколько угодно, – отрезал глава корпорации. – Если от этого тебе станет лучше.

– Я не собираюсь жрать ни в чем не повинных людей. Хоть в этом я могу остаться человеком, – парировал Книжник.

– Мне плевать на человечность, когда на кону стоит жизнь моего брата, – Творец сдвинул брови. – Нельзя быть добрым в минус себе.

– Я... – Алексей впился пальцами в подлокотники кресла, силясь унять дрожь. – Я больше не хочу убивать тех, кого люблю...

– Ты никогда и не убивал.

– Я жрал Антона! Я не хочу однажды выпить Юджина досуха!

– Любовь нельзя выпить, – твердо произнес Альберт.

– Ты в этом так уверен? – ощерился Леша.

Брат кивнул, спокойно встречая его злой, пронзительный взгляд.

– Тогда поцелуй меня, – вдруг выдохнул Книжник. – Подари мне свою братскую любовь.

Он был уверен, что Творец не купится на столь явную провокацию. Частью себя он даже ждал, что брат рассердится на него, обвинит в низости и аморальности. Но тот подошел, обнял ладонями лицо. И мягко поцеловал в губы, вместе с дыханием вливая в Лешу порцию бархатистого тепла. Алексей почувствовал пьянящее головокружение и слабость в ногах.

– Видишь? – тихо спросил Альберт, не спеша отстраняться. – Я вполне могу поцеловать тебя и не закончиться.

Леша захлопал ресницами, смаргивая набежавшую слезу.

– Но... зачем... почему в губы?

– Чтобы до тебя быстрее дошло, – едва заметно усмехнулся Творец.

Книжник зажмурился и отстранился, пряча от брата мокрые глаза. Это выглядело слишком... слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Нет, он не был готов вновь рисковать родным существом в угоду собственного холода.

– Алеша, – позвал Альберт, все еще надеясь на свою убедительность.

А Алексей вдруг понял, чем ответить:

– Если ты любишь меня так сильно. Тогда почему ты отдал меня Дриши? – процедил он сквозь зубы.

Как и ожидалось, вопрос попал в цель – Творец моментально подобрался, закрывая собственную душу в привычный ледяной панцирь. Но во всем этом Книжник вдруг уловил не только отчуждение, но и вину.

– В тот миг, когда тебя поставили передо мной. Когда практически у твоих ног лежало тело Эдуарда. Я... не узнал тебя. Не захотел узнавать, – пояснил Альберт, глядя куда-то в сторону. – Я только что потерял сына. И твоя защита, твои белые листы – они выглядели, как сознание простого рядового боевика. Очередное пушечное мясо Мечника. Я мог бы просто отдать приказ на уничтожение, но в тот момент я винил тебя во всем. В том, что ты оказался обычным человеком, а не Лютнистом. В провале операции. И в смерти Эдуарда. Да, я хотел, чтобы ты страдал перед смертью. Я не узнал тебя, даже когда ты сбежал с офи... с Аленой и Вольфгангом.

– Когда сбежал? – переспросил Алексей, вспоминая вскипевший раствор в аквариуме с мечущейся Птицей, и дальнейшие попытки Дриши спровоцировать его.

Наверное, стоило спросить об этом брата, но почему-то Леша промолчал.

>>>

Алексей блевал, одной рукой подбирая волосы, а второй вцепившись в край раковины. Ему было плохо и больно, а мечущаяся вокруг молодая медсестричка лишь ухудшала положение. Из Леши теперь хлестало не только желчью и чужой болью, но и чужой тревогой.

– Алексей Юрьевич, что же вы совсем не бережетесь? – пролепетала медсестра и, не придумав больше, чем помочь, принялась придерживать страдальцу волосы.

Книжник с удовольствием бы сейчас подпитался от этой брызжущей энтузиазмом девушки, но после опухоли ему всегда становилось слишком худо даже для этого. Эмотики ослабли и сжались в крошечный комок, пульсирующий дурнотой. Попытка прислушаться к себе вылилась в новый, уже сухой рвотный позыв. Леша едва не потерял сознание.

– Алексей Юрьевич, чем вам помочь?

– Анечка... – это имя не прибавило Книжнику хорошего самочувствия. – Анечка, я в порядке.

– Но Алексей Юрьевич... ой!

Чья-то властная рука отобрала у медсестры его волосы и с силой потянула наверх. Алексей застонал с хрипом и еще раз попытался потерять сознание.

– Книжник, – прорычал Творец, вглядываясь в бледное лицо брата. – Какого черта?

– Андрюша будет жить, – пробормотал Леша, слабо надеясь, что его не стошнит на главу корпорации при всем честном народе.

– Пошли все вон, – скомандовал Альберт.

И лаборатория, в которую медики приволокли почти бесчувственного коллегу, мгновенно опустела. Творец отпустил Книжника и тот тут же сполз на кафельный пол, не обращая внимания на его холод.

– Какой еще Андрюша? – у брата в горле клокотал крик, но он сдерживался до поры.

– Пациент. С онкологией. Ему всего десять лет, – оправдывался Алексей, совершенно не чувствуя за собой вины.

– Опять?! – все-таки сорвался Альберт. – Ты опять сожрал опухоль?!

– Да.

– Книжник, я тебя не для того учу медицине, чтобы ты действовал словно древний шаман!

– Шаманы изгоняли злых духов... – возразил было Леша.

– А ты их жрешь!

Алексей осторожно кивнул, надеясь, что это не поведет за собой новый приступ рвоты. Ему все еще было больно и тошно. Онкологические опухоли было крайне тяжело вбирать в себя. После каждого такого случая, Алексей буквально полз в объятия Дриши, способного выжрать из него хотя бы часть накопленной дряни. Но игра стоила свеч – после его «операций» даже самые безнадежные дети стремительно шли на поправку.

– Книжник, так нельзя, – Творец попытался зайти с другой стороны, сменив гневный тон на вразумляющий. – Это в конце концов, не научно. Вместо того чтобы найти лекарство и помочь тысячам – ты калечишь себя, растрачиваясь на единицы.

– Я найду лекарство, – уверенно, хоть и слабо заявил Леша. – Но пока я ищу спасение для сотен, я должен помочь тем, кто не может ждать. Хотя бы кому-то. Хотя бы Андрюше.

– Инфо дано тебе не для этого.

– Зато от эмотиков хоть какая-то польза.

– Что б тебя! – снова сорвался на ругань Альберт, но тут же взял себя в руки. – Но тебе не нужны эмотики для того, чтобы уничтожать опухоли. Здесь тоже можно обойтись даром. Вспомни, как ты стер пули. Да? Это было бы более естественно для тебя. И более безопасно.

– Я еще не настолько хорошо овладел инфо, чтобы использовать дар в медицине, – возразил Алексей.

– Как раз есть повод попрактиковаться.

– Используя больных детей, как лабораторных крыс? – возмущение даже придало сил Книжнику. – Ну уж нет! Я не Дриши!

Творец только вздохнул.

>>>

Однако слова старшего брата заставляли задуматься. Или все дело было в том, что очередная опухоль далась организму Книжника особенно тяжело. Он уже три часа отлеживался в спальне, не находя в себе сил даже для спуска в Лабораторию. Разглядывал потолок и думал.

Нет, в своем нежелании ставить опыты на невинных людях он был тверд. Но у него всегда оставался один подопытный – он сам. Алексей скосил глаза, нашел взглядом Мальчиков и отдал им мысленную команду «гулять», чтобы ничто не мешало эксперименту. И едва за псами закрылась дверь, Леша смежил веки, погружаясь сознанием в собственное инфополе. Он еще толком не понимал, чего хочет добиться. Но едва под пальцами зашуршали пергаментные строки, как Книжник ощутил в себе возвышенное вдохновение.

Он не верил в то, что у него хватит сил и умения на серьезные изменения. Но кое-что он осмелился попробовать. Всего-то чуть сузить силуэт, подправить линии, прибавить цвета, выровнять тон... в памяти удачно всплыл образ Мэрилин с плаката, подходящий для основы образ.

Все было настолько легко, что Книжник увлекся. Лишь какое-то смутное ощущение на грани восприятия, то и дело сбивало с мысли. А когда он все-таки решил обратить на него свое внимание, оно вдруг поглотило собой весь мир. И Алексей провалился в БОЛЬ.

Изменяя себя, он не учел тот факт, что биологическое тело, банальное материальное пространство могло оказаться неготовым даже к крошечным переменам внутри себя. И тело тут же отреагировало на вмешательство единственно доступным способом протеста – болью. Биологические клетки не могли иначе реагировать на изменения. А Книжник слишком поздно вспомнил об этой детали. И мир не простил.

Он падал все глубже, все плотнее срастался с всеобъемлющей БОЛЬЮ, которая была уже, как сама Вселенная. Он прочувствовал все оттенки ее, он сам стал ею, когда... когда она стала отступать, истаивать.

Он очнулся на полу, слабый, словно младенец. С хлопьями пены на щеках, с деревянной ножкой стула, зажатой в зубах. В чьих-то крепких объятьях.

– Все-все, – ласково проворковал Дриши, убирая с Лешиного лба мокрые пряди. – Вот нам уже и не больно.

Вишневые глаза твари пьяно и сыто блестели. Птицелов улыбался, баюкая жертву в своих объятьях. Где-то за гранью восприятия, доберманы грызли дверь и визжали, требуя пустить их к хозяину. А рядом, бледный от ужаса, возвышался Альберт.

– Ты... – выдохнул брат. – Ты выжил только чудом.

Книжник попытался ответить, но не смог. И дело было не только в деревянном кляпе, который Птицелов наконец-то догадался вынуть. На дереве остались глубокие вмятины от зубов.

– Все хорошо, Алеша, – промурлыкал Дриши, игнорируя Творца. – Мой клевый Алеша. Мой Алеша. Мой красивый Алеша. Посмотри.

Он вдруг подскочил, легко поднимая Алексея на руки. Подтащил его к ростовому зеркалу.

– Смотри! – выдохнул с восторгом.

Леша посмотрел и не узнал себя. В зеркале отражалось абсолютно андрогинное существо, с тонкими правильными чертами лица, с огромными аметистового цвета глазами, с жемчужно-пепельными, мелко-волнистыми локонами, едва достигавшими плеч.

– Это я? – сумел все-таки выдавить из себя Алексей.

– Ты, – кивнул Альберт. – Ты, идиота кусок.

Дриши на него абсолютно беспардонно шикнул и тут же прошептал Леше на ушко:

– Ты молодец, мой Алеша.

Книжник почувствовал, что снова вырубается. Он моргнул и тут же провалился в сон.

– Да уж, молодец, – процедил Творец в бессильной ярости. – Но нужно же хоть иногда мозгами думать.

Мастер Птицелов тихо рассмеялся, баюкая Алексея.