Под ним снова был диван, на этот раз – светло-желтый, мягкий и солнечный. Снова Юджин сидел напротив, и между ними - ничего, кроме чайного столика и аромата какао, витающего над кружками. Даже надпись на керамическом боку была та же самая: «У каждого человека свои звезды». На этот раз Книжник легко считывал из инфо автора фразы и ничего не пугался.

Лютнист работал. Из-под его кисти выходили воздушные живые акварели. Мокрые от дождя улицы Парижа, знойно-сыпучие пески Африки, бархат ночного неба над Нью-Йорком. Юджин писал уверенно. Постоянно разъезжая по миру, он не раз видел эти места собственными глазами.

В углу коридора скромно замер чемодан, так и не открытый со вчерашнего рейса. Завтра утром брату снова предстояло лететь и не было смысла лишний раз перебирать багаж. Книжник знал весь список дорожных вещей Юджина наизусть и ненавидел каждый пункт. Этот крошечный уродец на колесиках занимал в жизни Лютниста больше места, чем Леша когда-нибудь осмелился бы.

– Как твои сны? – вдруг осторожно спросил Лютнист.

Алексей легонько вздрогнул:

– Все в порядке.

Юджин едва заметно нахмурился. Его выдала не мимика, а усилившийся на мгновение оттенок тревоги в эмоциональном фоне. Алексей стыдливо поджал губы и отвел взгляд. На глаза тут же попался треклятый чемодан, словно специально заглядывающий в комнату через приоткрытую дверь. Как будто без этого о нем могли забыть.

– Антон сказал, что ты плачешь по ночам, – мягкий голос брата обволакивал словно теплый плед.

– Ты говорил с ним? Когда?

– По телефону, еще до приезда. – Юджин поменял кисть и посмотрел на младшего брата. – Книжник, ты же знаешь, что я всегда готов тебя выслушать.

– Я рассказал тебе все, – Леша ненавидел себя за жалобные нотки, прорезавшиеся в голосе.

Нет, Лютнист не позволил себе даже вздох. А Книжник не позволил себе задуматься о том, с каких пор он так легко стал читать чужие эмоции. Почему это давалось ему даже проще, чем погружение в инфополе.

– Алеша, – Юджин редко называл его по имени, предпочитая, как и прочие, пользоваться прозвищами из прошлой жизни. – В том, что с тобой случилось, есть и моя вина.

Чувство вины брата растворилось кислинкой на языке. До оскомины. Алексей попытался вытолкнуть из горла слова. Сказать, что вовсе не брат виноват в том, что Мечник застрелил Эрика, в том, что их перепутали, в том, что Дриши... слова щекотались изнутри пергаментными крылышками. Леша сглотнул и промолчал.

– У вас с Антоном все хорошо? – осторожно поменял тему чуткий Лютнист. – Он беспокоится о тебе. Все беспокоятся.

– Все беспокоятся о том, что я могу оказаться пауком, – брякнул Алексей и тут же пожалел об этом.

Ему было невыносимо чувствовать вину брата. Вину того, кто ни в чем виноват не был.

– Алеша... ты ведь понимаешь, в какой мы опасности. После того, что с тобой случилось, ты понимаешь это лучше нас всех.

Алексей сделал глубокий вдох, сжал плотнее дрожащие пальцы и начал говорить то, что волновало его последние недели:

– Я не понимаю, почему Максим отсиживается здесь, пока Паук наращивает мощь в центре города. Его корпорация подминает под себя всё – медицину, технологии, интернет. А мы торчим в глухой деревне, под надзором допотопных камер, изредка делая вылазки, больше похожие на бандитские налеты. Байкеры с пистолетами против высокой политики – мы проигрываем, даже не начиная битву. Мне кажется, мы все еще живы только благодаря тому, что Альберт Генрихович не воспринимает нас всерьез или вовсе не знает о сопротивлении Мечника.

Высказавшись, Леша заставляет себя расслабить ладони. В повисшей тишине слышен был шорох дождя за окном.

– Ты ошибаешься по всем пунктам, – наконец прервал молчание Юджин, и Книжник весь обраился в слух. – В первую очередь, Паук прекрасно осведомлен о нашем существовании. Не мне судить об уровне серьезности его к нам отношения, но наши, так называемые бандитские налеты, не остаются незамеченными. Я сужу об этом исходя хотя бы из того, что нам еще ни разу не удалось пробиться к их центру. Хотя мы пытались и продолжаем пытаться. И каждая битва дорого обходится обоим сторонам. Да, пока у корпорации Паука больше влияния в политике и прочих сферах человеческой жизни, но мы тоже не беспомощны. Сопротивление Мечника – это не только байкеры с пистолетами – это еще и я. И ты...

Юджин вдруг осекся и почти неверяще взглянул на Книжника:

– Ты... проверял меня?

– Да, – признался Леша краснея.

И удивился, поняв, что за сжатыми губами Лютнист прячет улыбку и рвущийся на волю смех.

– И что ты успел узнать через инфополе? – спросил брат без тени обиды или осуждения.

– Почти все, – Алексей машинально тронул шрам от ожога на шее. – Я знаю, что армия Максима куда больше, чем помещается на этой даче. И что он постоянно ищет новых «проснувшихся». Я знаю, что у сопротивления есть союзники за рубежом, и то, зачем ты постоянно уезжаешь. Я знаю, что наши хакеры ведут программную войну, а лояльные к нам журналисты – информационную. Я знаю, что мы не можем пойти в открытое наступление потому, что иначе выступим в роли агрессора.

– Не мало, – одобрительно кивнул Юджин. – И ты решил расспросить об этом меня, чтобы понять, насколько я тебе доверяю?

– Прости, – выдавил Леша, не зная, куда деваться от стыда.

Лютнист протянул руку и сжал ладонь брата в дружеском жесте.

– Я доверяю тебе. И всегда буду доверять. И я готов рассказать тебе все, что знаю сам.

– Тогда расскажи.

– Что? – Юджин отложил кисти и пересел от мольберта к Леше на диван.

– Почему Пауку нужен именно ты? Зачем он устроил на тебя охоту?

Книжник был готов к любому ответу. Ему хватило бы любой, даже самой хитрой лжи. Он знал, что в каждой неправде можно было ухватить частицу истины. И этого будет достаточно, чтобы вслед за ней шагнуть в объятия инфо, в поисках правдивой версии.

Но к одному ответу он оказался все же не готов:

– Я не знаю, – абсолютно искренне вздохнул Юджин. – Информацию о проекте «Лютнист» Альберт Генрихович не хранит ни на одном носителе, кроме собственной черепной коробки. А к ней у нас доступа, сам понимаешь, нет.

– Неужели совсем ничего не известно? – растеряно переспросил Алексей.

– Я могу только догадываться, что это как-то связанно с моей способностью, – пожал плечами Лютнист. – Хотя, чем моя музыка может помочь в завоевании мира? И даже если действительно может – как Паук собирается заставить меня играть по его нотам?

Леша весь внутренне сжался и вновь невольно тронул шрам на шее. Он слишком хорошо знал, как в корпорации умели убеждать. Но не торопился лишний раз запугивать брата. Нет, только не Юджина – он не мог позволить этому случиться с единственным дорогим для него человеком. Алексей готов был сделать все, чтобы руки Дриши никогда не прикоснулись к этой бархатистой коже и волосам, отливающим солнечным золотом в свете настольной лампы.

Страшные образы начали без спроса пробираться в его голову. И вместе с ними пришло воспоминание о распятой Птице. Он ведь тоже томился в плену не просто так.

– Юджин, а если это связано...

Внезапно раздавшийся легкий стеклистый стук перехватил горло Алексея крепче опытного душителя. Леша отшатнулся от трепещущей на стене тени, упал с дивана. Пополз, не в силах даже закричать.

– Алеша, – позвал Юджин. – Что такое?

Книжник не мог ответить. Но Лютнист сам все понял, проследив его остекленевший от ужаса взгляд. Невесть откуда взявшаяся бабочка билась мохнатым тельцем в плафон винтажной настольной лампы. Дрожали темные крылья, лапки скользили по стеклу. Неясно, откуда она могла взяться в комнате в середине октября, но сейчас это не имело значения ни для кого.

Лютнист мгновенно оказался рядом с братом, спрятал его лицо на своей груди.

– Я здесь, – шептал он, накрывая Алексея своим теплом. – Все хорошо. Не бойся. Я рядом.

Тихая мелодия беспрепятственно проникла сквозь судорожно сжавшиеся створки души Алексея. Укутала своим светом саму его суть. И вскоре Книжник уже дремал, качаясь на золотистых волнах колыбельной Лютниста.