За маминой спиной стояла тумбочка, а на ней – пластиковая бутылка с водой. Леша тяжело сглотнул, не в силах оторвать взгляда от туго завернутой голубой крышечки. От белой керамической кружки, словно бы случайно оказавшейся там же, на тумбе.

От принятых полчаса назад лекарств тошнило, немело лицо и пересушивало горло. Язык становился сухим и ломким, как пергамент, а на его корне поселялась саднящая, зазубренная игла, мешающая даже дышать. В принципе, Леша уже давно привык и спокойно бы переждал недомогание в палате, если бы его не привели в эту комнату с нежно-оранжевыми стенами и не усадили напротив этой тумбочки. И напротив мамы. Чьи жалобные, встревоженные и одновременно стыдливые взгляды иссушали душу сильнее препаратов. Но он не смотрел на маму. Вид холодной воды сводил с ума...

Хотя, о чем это он? Он ведь и так сумасшедший. Иначе, как бы он здесь оказался?

Он ведь псих. Ненормальный.

Мама пыталась заглянуть ему в глаза.

– Леша? Алеш... ты меня слышишь?

Он слышал.

>>>

– Леша, ты с нами? – тонкий, ухоженный брюнет по прозвищу Эрик щекотнул задумавшегося Алексея по боку.

Тот щекотки не боялся, но вздрогнул, вырванный чужим прикосновением из сумрака мыслей.

– А? Да... я здесь, – Леша изобразил на лице улыбку.

– Что-то ты какой-то смурной, – Эрик глянул неодобрительно, придвинул коктейль. - Болит что-то?

Алексей отрицательно мотнул головой. Нет, срощенные в травматологии кости еще порой напоминали о себе ноющей болью. Но сегодня дело было не в этом.

– Расслабься, все будет пучком, - подмигнул Эрик, кажется, догадавшись о причинах скованности однокурсника.

– Я уже – пучком, – напиток неприятно горчил и пузырился на языке, но алкоголя в нем было столько, что с первого же глотка в голове начало основательно позванивать.

– Ага, пучком, сачком и наскоком, – Эрик замахал кому-то в танцующей толпе. – Э-эй, а вот и наши ребятки подошли. Эй, мы тут! Жека!!! Васёк! Йу-ху!

Алексей не успел обернуться, а вокруг уже засуетились, загомонили, начали хлопать по спине и плечам, тянуть и трясти ладони. Кто-то из новых знакомых словно бы невзначай огладил его по бедру – Леша было сжался. Но тут же одернул сам себя. Разве не за этим он пришел в гей-клуб в компании тусовщика Эрика? Разве не за тем, чтобы развеяться, расслабиться и забыться, окунувшись в чужое веселье, чужие отношения – новый для него мир, где все может получиться и встать, наконец, на свои места.

Разве не здесь его место? Ведь Жанна права в том, что ни одна женщина не захочет иметь дело с таким, как он – слабым и податливым. Зато мужчинам с Алексеем будет хорошо. Он красивый – слишком красивый для юноши – эти белокурые волосы, эти ресницы и серый бархат глаз больше подошли бы девушке. Так что пора было признать ошибку природы и не пытаться идти против судьбы. Именно поэтому он поддался на уговоры Эрика и пришел сегодня в этот клуб.

У Алексея даже получилось, на какой-то миг, отстраниться от самого себя. Под воздействием алкоголя с подозрительным привкусом химии, под давлением музыкальных басов на барабанные перепонки, под обаянием молодых юных горячих парней, которые кружили вокруг него – Леша расслабился и начал улыбаться.

Ему улыбались в ответ, шутили, кричали комплименты в самое ухо, пытаясь перекричать музыку, угощали напитками, норовили обнять и прижаться. Чужое тепло неприятно напоминало о событиях двухмесячной давности, об агрессивных ласках Игоря и о том, что произошло сразу за ними. Алексей то и дело цепенел – тело, не привыкшее к такому массиву тактильных ощущений, паниковало, – и тут же встряхивался, стараясь меньше думать и больше шевелиться. Благо адреналин и алкоголь создавали из крови взрывоопасную смесь.

– Пойдем, подышим! – крикнул кто-то рядом (Леша не услышал, но успел прочесть по губам) и поволок его к выходу.

Ночь дышала бензиновыми парами, табаком и сыростью грязного снега. Алексей съежился от холода, предрекая себе неделю простуды и больного горла, но мысль о том, что нужно бы вернуться в клуб, не казалась пока стоящей внимания. Парень, вытащивший его на мороз (как его звали – Женя? Вася?), прикурил тонкую сигаретку, придерживая фильтр большим и указательным пальцами. Протянул пачку Алексею.

– Я не курю.

– Да лааадно, – протянул парень, глянув недоверчиво и малость снисходительно. – Что, папик не велит?

Алексей растерянно сморгнул, не вполне понимая, какого ответа от него ждут. И вытянул сигарету из пачки, решив, что проще подчиниться правилам игры, чем отстаивать свою позицию. В конце концов, это всего лишь ритуал. Да и сигареты оказались легкими, с, пожалуй, даже приятным вкусом, забивающим гадкие ощущения на языке после алкоголя. Он совсем не напоминал о горьком вкусе тех поцелуев.

– Вот так, – парень (кажется, все же Вася) протянул огонек зажигалки. – Первый раз в клубе?

Все-таки Леша поперхнулся, но сумел сдержать кашель где-то на уровне горла. Кивнул, наблюдая за тем, как дым растворяется в ночном сумраке.

– Ну и как тебе? – Вася приблизился плотнее, обволакивая собеседника запахами алкоголя, парфюма и, кажется, даже лака для волос.

Алексей заметил тонкую линию черной подводки на веках и комочки туши, почему-то это показалось ему смешным и по-детски наигранным. Он улыбнулся:

– Клево.

– Кле-е-во, – повторил за ним парень и облизнулся, щуря на Алексея блестящие глаза. – Клево – это хорошо. Я рад, что тебе нравится. Пошли? А то чет холодно тут...

Он щелчком отправил окурок в ноздреватый сугроб, демонстративно игнорируя стоящую рядом мусорку, и потянул Лешу обратно – в пестроту и шум клуба. Тот еле успел затушить свою сигарету.

Едва они прошли коридор, как Вася (а может, все-таки Женя?) резко свернул, не отпуская Алексея и вынуждая его последовать за собой. Леша малость растерялся, но спросить ничего не успел – перед ним открылась дверь туалетной комнаты.

Он отметил геометрический рисунок черно-золотой плитки на стенах и исписанные губной помадой зеркала над округлыми раковинами – больше ничего не успел, потому что Вася заполнил собой все пространство вокруг, а его влажный жадный рот впечатался поцелуем в губы. Алексей оторопел всего на мгновение, которым парень не преминул воспользоваться – неожиданно сильные руки огладили, стиснули, прошлись по груди, спине, забрались в волосы, чтобы тут же спуститься обратно и стиснуть пальцами ягодицы.

– Па... подо...

Нет-нет, только не снова! Только не новая боль и унижение. Понадобилось несколько отчаянно-глубоких вдохов, чтобы тело перестало каменеть под чужими ладонями.

– Ты красивый, – выдохнул парень, на миг прерываясь.

– Спа... – новый поцелуй своровал у Леши дыхание.

А дальше Алексей вдруг оказался в кабинке, а Вася все еще рядом, но уже на корточках. И его губы по-прежнему целовали, но уже много ниже и (ох!) глу-у-убже. Работая языком и горлом так, что у Леши перехватывало дыхание и слабели колени, и кровь стучала в висках, и переносицу сводило от прилива крови. А мысли путались и скакали солнечными зайчиками по брызгам бурной реки. Только одна мысль дрожала на поверхности.

Одна ехидная, словно чужая, мысль: Леша-Леша, ты ли это – хороший мальчик, отличник в школе, прилежный студент без единого нарекания, гордость родителей – ты ли это? И Алексей уже почти готов был смутиться, попытаться высвободиться, сбежать и стереть из памяти эти сладко-стыдные кадры новой биографии.

Биографии, в которой Лешу не наказывают за чужую глупую шутку. В которой можно признаться самому себе во всем, даже в самом постыдном. В том – что одного короткого прикосновения Игоря тогда хватило для разрядки. В которой снова можно натянуть на себя тонкий нейлон и не вздрагивать по ночам от абсурдного страха, что родители подслушают мысли и все узнают. В той, в которой мама не раздевает тебя догола прежде, чем вызвать скорую, не стирает помаду дрожащей рукой...

В этот самый миг, Вася-Женя добился поставленной цели. Сглотнул и облизнулся, любуясь снизу горячим румянцем на щеках красивого и пока еще робкого юноши.

Леша-Леша, что же скажет мама?

>>>

– А соседи наши, Васютины, помнишь – те, что справа жили, у них дверь еще такая зеленая... съехали они. Да. Домик где-то в деревне купили. Папа говорит – выпишут тебя, мы тоже на природу уедем. Там спокойней...

Мама все говорила, уже порядка двадцати минут продолжался ее сбивчивый монолог. Она бросала на Алексея короткие взгляды, надеясь, что он посмотрит в ответ. Но он смотрел на бутылку воды, почти поверив, что, если подождать еще немного, если поднапрячься – вода станет буквами, словами и формулой. И тогда их можно будет попытаться передвинуть или изменить, притянуть ближе к себе по странному, полному информации пространству.

Он почти видел, как мамины слова формировались внутри нее и вытекали наружу, обтекая его, словно медленная вода. Но этой водой не напиться и не смыть всего того, что говорила эта добрая, но напуганная женщина раньше. Раньше, когда она плакала в кабинете психиатра и уговаривала Алексея подписать бумаги о согласии на госпитализацию.

Бутылка с глухим стуком опрокинулась, керамическая кружка упала и разбилась. Мама вздрогнула и охнула, судорожно сжимая ладони. Леша тоже вздрогнул и почувствовал, как его обессиленное тело медленно стекает на ковер комнаты для посещений.