Интервал времени между началом выполнения какого-либо дела и его завершением в разы увеличивается, когда процесс ненавистен. Но стоит только заняться чем-то, что нам по душе, то всё пролетает неумолимо быстро. Закон подлости? У меня другое мнение. Считаю, человек сам может решить, что чувствовать, о чём думать, даже в «пасмурные», на первый взгляд, дни. Читая о нейропластичности мозга, я много анализировала, и думаю, что мы, как последние безумцы, сами же всё придумываем. Как было бы скучно наше пребывание на планете Земля без трудностей, пусть даже выдуманных...

В тысячный раз обратив взгляд на наручные часы, я начала задумываться — а не сломались ли они? Ибо стрелки часов будто застыли на месте. Очередь, в которой я стояла, казалась бесконечной, в ней уже состарилось порядком около пяти человек и появилось шесть новорождённых. Позади меня начиналась толкучка, и завязывалась драка между взъерошенными детьми. Кажется, они не поделили Mentos. Продавцы-ленивцы всегда любили играть на нервах, когда бы я ни появилась в магазине. Так и этот, без энтузиазма пробивая чипсы, колу и прочую отраву какому-то широкоплечему мужчине, лениво вздыхал и с возмущением осматривал «естественный отбор». Все люди, находившиеся в магазине, выглядели как безжизненные овощи. Они смотрели в одну точку своими бледными глазами даже тогда, когда взаимодействовали друг с другом. Это всё казалось более чем странно и неестественно, но я лишь пожала плечами и поднялась на мысы, чтобы увидеть, сколько еще людей передо мной. Их оказалось достаточно много, и я с печалью посмотрела на бутылки молока в руках — они были безумно тяжелые. Руки начинали судорожно трястись и изнывать.

— Девушка? — послышался писклявый голос продавца. Он даже не удосужился взглянуть на меня, но я, отчего-то, знала, что он обращается именно ко мне.

— Да? — опомнившись, я ошеломлённо осмотрелась по сторонам.

Я увидела множество недовольных лиц покупателей. Они были раздражены из-за того, что я задерживаю очередь, но в глазах их была пустота, и обращенной ко мне агрессии совсем не было. Казалось, они недовольны даже тем фактом, что являются людьми. Но от человека у них только облик, разве что.

Меня поразило моментальное исчезновение кучи народу, что было впереди меня. Как так вышло? Секунду назад я осматривалась и точно осознавала, что стоять мне здесь еще до конца двадцать первого века. Но на удивление...

Оплатив покупки, я сложила всё в прочный бумажный пакет и направилась к выходу. Я искоса наблюдала за скрывающимся в окне солнцем, а затем, обернувшись, перевела взгляд на народ позади себя. Десятки безэмоциональных пар глаз были направлены в мою сторону. Я вздрогнула и быстрыми шагами дошла до двери.

Оказавшись за пределами магазина, я почувствовала, будто огромный камень упал с моей души. Всё же, люди умеют быть жуткими... До сих пор в моей голове транслировались эти мрачные, пустые взгляды. Почему мы не можем просто быть довольными, хотя бы иногда? Наверное, это слишком сложно, а вопрос счастья и удовлетворения — слишком непостижим.

Подул небольшой ветер, напрочь сбивая все мои мысли. Меня начало знобить, и я почувствовала запах петрикора. Разве был дождь? В любом случае сейчас он точно начинался. Как странно... Отчего? Подняв глаза к небу, я увидела дырочки в небесном полу, которые уже исчезали с приходом туч. Неужели стемнело? Помнится, что когда я только пришла сюда, было светло: солнце обжигало и заставляло капельки пота скатываться по лицу.

— Чёрт! — вскрикнула я, когда пакет выскользнул из моих ослабевших рук и шумно приземлился на твёрдую поверхность.

Земля стала поглощать белую жидкость, вытекающую из уже осунувшегося пакета. Бумажное изделие было полно разбитого стекла. Резко выдохнув, я пыталась сдержать наплыв злости и слёз в совокупности. Подобные недоразумения случаются со мной каждый день, и я бы должна уже привыкнуть к своей неуклюжести, но моя эмоциональность твердит обратное.

Я присела на корточки и сделала попытки аккуратно приоткрыть намокший пакет, чтобы проверить, не уцелело ли хоть что-нибудь. Но, как оказалось, аккуратность — не моё. Резко отстранив руку, я ощутила острую боль и уже не сдерживала поток слёз. Алая кровь стекала по руке, падала на дорогу и там же расплывалась вместе с каплями разбушевавшегося дождя.

— Это слёзы или дождь стекают по Вашим щекам? — прозвучал голос позади меня. Я поднялась и на дрожащих от холода и ужаса ногах обернулась в сторону незнакомца.

— Я порезалась. Слёзы — естественная реакция, не находите? — я прижала раненную руку к груди и немного пошатнулась.

— Боль нужна. И не обязательно реагировать на неё слезами, — голос принадлежал парню с грацильным телосложением. Ему было не больше двадцати, как и мне. Он провёл своей худощавой рукой по шее и прикрыл широкие глаза, что показалось мне странным, как и всё происходящее за последние сутки.

— Что Вы имеете в виду? — я нахмурилась и настороженно начала осматривать наводящего ужас незнакомца. Но, должна сказать, выглядит он более живым, нежели все, находившиеся в злополучном магазине вместе взятые.

— Горе не затмевает рассудок, а напротив — приводит в чувства. Когда мы испытываем счастье, то находимся в мире иллюзий, будто под действием сильных наркотических средств, — парень начал чертить невидимые круги ногой, прищурившись.

Я перевела взгляд на проезжающую мимо машину. Яркий свет её фар на время ослепил меня, но потом я вновь начала видеть очертания моего собеседника. Он подошёл ближе, и я уже могла разглядеть его более подробно: у него были чёрные волосы, прилипавшие ко лбу, намокшая красная толстовка.

Дождь усиливался с каждой минутой всё больше, но никто из нас даже не шелохнулся: я — от страха, он — от любопытства. Кажется, ему доставляло колоссальное удовольствие наблюдать за мной, за моими действиями и реакцией. Покусывая губы, я стояла всё на том же месте, около уже превратившегося во что-то невнятное пакета и думала, как уйти, но при этом остаться целой и невредимой. Я уже чувствовала вкус крови, и моя истерзанная нижняя губа пощипывала, но даже это не остановило моих покусываний.

Еще некоторое время незнакомец молча стоял. Я видела, как спокойно вздымалась и опускалась его грудь, капли солёной воды стекали по его мирному лицу. Он выглядел безобидным и понявшим какую-то истину, непонятную никому иному. Мне хотелось говорить с ним, но опасение не покидало меня, и я сделала пару не резких шагов назад, и тогда он заговорил вновь:

— Во время счастья мы не думаем, что будет потом. Нам всё равно. Мы забываем счёт времени. Но когда испытываем боль, то понимаем, что времени нет. Есть только сейчас и никакого потом. Сейчас нам больно — потом никогда не наступит. Сейчас мы счастливы — завтрашний день обязательно будет таким же приторно-сладким. Но это не так. Если бы не было боли, то мы бы никогда не сняли розовые очки.

— Но если бы не было счастья, то мы бы сошли с ума. Иллюзии, ложь — всё это нужно людям. Разговоры о том, что дальше будет лучше. Нам это нужно, — ответила я, практически забывая дышать.

— Счастья нет, — парень сделал пару уверенных шагов в мою сторону. — А люди, Ди, они уже сошли с ума. Как и ты.

— Откуда Вам известно моё имя? — я начала всматриваться в парня лучше, желая понять, не видела ли я его раньше, но сколько бы я не пыталась припомнить — всё было тщетно. Мне начало становиться откровенно жутко и, как самая безвольная истеричка, я начала паниковать.

В глазах темнело и я заметила резкое движение в мою сторону перед тем, как почувствовала острую боль в области горла. Я начала задыхаться, и какая-то жидкость хлынула из моего рта. Я не осознавала того, что со мной происходит, не могла понять ничего... Слышу шум листьев, которые передвигает ветер. Дождь уже кончился, как и кончаются мои силы. Я слышу шаги и всё равно не могу ничего сообразить.

— Не думай, что все реалии жизни обойдут тебя стороной: смерть, потери, боль. Почувствуй это, Динн.

Больше нет звёзд, листьев, фар, проезжающих вдали машин. Лишь темнота и боль, а после... пустота.