— Саша!

Я проснулась от громкого голоса папы. Потерла ладонями заспанное лицо, потянулась. Отлежала руку в неудобной позе, согнутые колени затекли. Такое ощущение, что меня в прямом смысле слова переехали катком. Снова протерла глаза, зевнула. Часы, тиканье которых я уже не различала, показывали половину десятого. Ни разу не видела, чтобы папа вставал раньше одиннадцати.

— Александра! — снова его раздраженный голос. — Почему это Андрюша стоит у плиты? Готовить – это твоя обязанность.

«С каких пор?» — с возмущением подумала я. Никто не возлагал на меня никаких обязанностей, тем более по готовке. Я это делала только потому, что больше некому: прислугами обзаводилась лишь Жаннетт, а папа закрылся в своей комнате, оставив весь дом на мне.

Я не спеша встала, снова потянулась, заправила покрывало, поправила подушки. Из кухни доносился голос папы, но обращенный не ко мне.

— Поразительно! — наигранно удивилась я, пройдя до кухни и оперевшись о дверной косяк.

Андрюша в его парадном костюмчике и с фартуком поверх что-то жарил у плиты. Повернув голову, я наткнулась на недовольное лицо отца.

— Что? — я сложила руки на груди.

— Саша, я тебе вчера дал право выбора. Что ты решила? Не нравится? Я тебя не держу. Не нужно вести себя, как маленький ребенок. Приготовь нам завтрак, позаботься об обеде и ужине, — он задумался, — приберись. Веди себя как девочка.

— Вести себя «как девочка» отлично получается и у Андрея, — я покосилась на парня. — А я в служанки не нанималась.

— Саша!

— Пап, не нужно на нее злиться, — подал голос Андрей, — Саше нужно время, чтобы свыкнуться. Я взрослый и могу сам позаботиться о завтраке, обеде и ужине для всех нас. Мне не сложно, — он улыбнулся.

Отец смотрел на него восхищенным взглядом, пока парень накладывал еду на тарелки. Кажется, там была яичница-глазунья с отваренными овощами. Андрей поставил тарелки на обеденный стол для троих, и я убедилась, что не ошиблась насчет их содержимого. Папа с чеширской улыбкой сел за стол и тут же начал уплетать за обе щеки. Андрей повесил фартук и сел рядом.

— Саша, я и для тебя приготовил. Присоединяйся, — снова его широкая улыбка и светящиеся голубые глаза. Ненавижу.

Я покосилась на свою порцию. Выглядело аппетитно. Живот потянуло: во мне проснулся утренний голод, а запах яичницы лишь усиливал желание.

— Пап, — я решила даже не отвечать на предложение Андрея, — почему мне нельзя собаку? Ты вчера не ответил.

Для меня этот вопрос был принципиальным. Я должна была обратить на себя внимание папы, понять, что ему не плевать. Ведь он же меня любит. А Андрей просто новая игрушка. Да, крутая, современная, на радиоуправлении. Но в душе он на самом деле любит того старого потрепанного мишку, которого не заменят никакие другие машинки и пистолетики. Я знаю.

— Не начинай, — отмахнулся папа сквозь набитый рот.

Странно было видеть его вот таким. Сидящим за обеденным столом, с удовольствием уплетающим еду в десять утра, а не в зашторенной темной комнате за компьютером среди кучи немытых кружек и тарелки с остывшим завтраком.

— Андрюш, очень вкусно! Ты такой молодец!

Я фыркнула. Он его похвалил?

— Андрюш, — язвительно начала я, — ты гордись. Он тебя похвалил. Мне за обеды он не говорил даже спасибо.

За эти слова отец одарил меня озлобленным взглядом и, кажется, не сказал ничего только потому, что активно жевал яичницу с овощами. Братец же абсолютно точно чувствовал себя не в своей тарелке: искоса поглядывал то на отца, то на меня и копался в тарелке, медленно слизывая с вилки маленькие кусочки моркови и зеленого горошка. Ей богу, жалко выглядит.

Я поморщилась. Папа покрутил головой, словно смеялся, но продолжил молчать.

— Почему мне нельзя собаку, — настойчиво повторила я.

Смешно, не так ли? Мне восемнадцать, я могу позволить себе жить в отдельной квартире, но вынуждена выпрашивать у отца разрешения завести пса. Я понимаю, что могу совершенно спокойно пойти и купить кого угодно – хоть морскую свинку Клаву, хоть пони Джеральда, хоть крокодила Хоррхи. Но... Мне нужно его одобрение. Я натренирую щенка, и, может, тогда он заметит?

— Зачем тебе собака? — равнодушно.

— Он будет моим другом.

— У тебя нет друзей?

— Будет защищать.

— Этот город слишком тихий, чтоб от кого-то нужно было защищаться.

— Я хочу питомца.

— Саша, хватит, — он даже перестал жевать и положил вилку. — Тебе не нужна собака. От нее шерсть и грязь. А у меня аллергия.

— У тебя нет аллергии, — фыркнула я.

— Хочешь, чтоб я здесь задохнулся от соплей? — строго посмотрел.

Не знаю. Он никогда не говорил, что у него есть аллергия. Хотя это все объясняет. Он не сказал, потому что заботился обо мне. Не хотел, чтобы я думала, что из-за него я не могу завести пса.

— Ладно. Я поняла.

Я в последний раз взглянула на мою остывающую порцию и развернулась прочь. Не буду я есть то, что приготовил Андрей. Принципиально!

Я зашла в свою комнату и только сейчас вспомнила, что вчера меня из нее выгнали. Волна ненависти тут же прокатилась по всему моему телу. Однако о былом присутствии Андрея напоминал лишь стоящий черный чемодан и идеально заправленная кровать. Сразу видно – не моя рука это сделала. Я рывком сорвала одеяло, затем простыню, наволочку, стянула пододеяльник, распахнула окно и выкинула белье во двор. Уж точно не пожалею – сожгу. Выставила его чемодан за дверь. Окно оставила открытым. Пахло, вроде как, мятой. Наверное, это его парфюм или освежитель для белья. Не важно, я не люблю мяту. Я люблю персики.

Достала новое постельное белье. Тоже синее, но тот комплект был любимым. Даже не знаю, почему. Заправила кровать. Подошла к письменному столу. И вот снова я вижу его присутствие – ту фигурку сидящего черного добермана с сиреневым ошейником, которую парень вчера брал в руки, поставил криво. Не так, как ставлю я. Он мог спать на моей кровати, но к доберманам больше не притронется.

Я села на кресло и придвинулась к столу. Вздохнула, потерла щеки. Нервной рукой поправила фигурку, чтобы морда пса смотрела точно на дверь. Так-то лучше. Еще раз оглядела стол – что-то не так. Не было привычного для меня легкого беспорядка: пары разбросанных ручек, косо лежащего ноутбука, тетрадок в углу в кривой стопке. Все находилось в убогом перфекционистическом порядке – ровненько, уголочек к уголочку, параллельно краям стола. Даже ручки в стакане стояли как-то слишком правильно.

Дьявол, как он посмел прибраться на моем столе?!

Я скривила рот и в небрежных, резких движениях вернула свой маленький творческий хаос. К чему еще притронулись мерзкие ручонки-перфекционисты этого Андрюши? Фыркнув, я окинула возмущенным взглядом комнату и, не найдя больше ничего подозрительного, вышла, прихватив с собой черный чемоданчик, который бросила в коридоре. Оккупировать исключительно мою территорию? – не позволю!