Фред тяжело выдыхает перед входной дверью, потому что в потёмках совсем не видно замочной скважины и он совсем не может попасть в чертову квартиру. Он надеется, что его услышат изнутри, когда стучит в дверь, но внутри так громко играет музыка, что идея была изначально обречена. Тогда черноглазый зажимает телефон со включённым фонариком между подбородком и ключицами и, скрючившись в неестественной позе, наконец открывает дверь.

Первое, на что получилось обратить внимание — везде выключен свет. Так еще и в нос ударил резкий запах воска, чего-то горелого и табака вперемешку. Почему-то в груди защемило от резко накрывшего чувства ностальгии, но улыбаться не сильно хотелось, ведь кое-кто опять вредничает. Итон обещал не курить больше.

— Взять твое тело, говоришь? * — Фред появляется в дверном проеме кухни, перекрикивая музыку.

— Отвали, это всего лишь песня, — Итон горделиво вздергивает нос, и выбрасывает окурок в широко распахнутое окно, возвращая внимание к своему зефиру.

Младший в принципе сейчас выглядит странно: из колонок раздается, песня, которую он уже давным-давно удалил из плейлиста, на подоконнике, рядом с тремя парафиновыми свечками разных цветов и размеров (одна из них вообще в форме коровы) пачка самых дешевых, наверное, сигарет, под ногами валяется старая и разрисованная перманентным маркером гитара, а сам Итон, нанизав на одноразовую палочку для суши зефир, жарит его на единственной в этом доме восковой свече. А еще так непривычно уложил волосы и дуется как дурак, обижаясь на что-то.

— Я, когда свечи увидел, думал, что меня ожидает что-то более интересное, чем заигравшее в твоей заднице детство, ¬– Фред сел прямо напротив, облокотившись подбородком о руку улыбаясь как идиот, потому что его мальчик все еще слишком красивый, с отражением языков пламени в глазах. Где-то в душе моментально стало теплее, несмотря на то, что взгляд Итона до сих пор раздраженный.

— А я, когда согласился с тем, чтобы ты пошел работать в школу, не ожидал, что ты будешь целыми днями пропадать среди длинноногих школьниц в коротких юбках, что только и знают, как пускать на тебя всевозможные жидкости! Фу, чертовы жертвы пубертата! — Итон хмурится и буквально канючит, словно маленький ребенок.

— Мне напомнить, как ты себя вел в шестнадцать? А хотя, не многое изменилось — Фред улыбается до предела нежно, что заставляет Итона стыдливо опустить глаза, — Что с тобой творит ревность, ребенок. А этот весь маскарад для чего?

— Для того, что вспомнить Фреда, который любил меня, — уже окончательно обиженный голубоглазый запихивает себе в рот зефир и тушит свечку, чтобы уйти.

— А ну сядь, мелкий, есть разговор, — Итон уже было встал со своего места, но услышав такое родное сердцу прозвище, не смог сдержать улыбки и сел обратно.

— Ну и что еще тебе нужно?

— Ты обещал мне не курить больше, — черноглазый накрывает чужую руку, лежащую на столе, своей, аккуратно поглаживая ее пальцами.

— Мне уже двадцать, я сам могу принимать решения, — Итон переворачивает ладонь, переплетая их пальцы.

— В таком случае, может мне пойти личным репетитором к одной из девчонок из школы? Мне-то уже двадцать пять, я тоже могу сам принимать решения…

— Хорошо, я больше не притронусь к сигаретам.

— Такой же послушный, как тогда. Это прическа на тебя так влияет? — Фред, довольно кусая губы, растрепал волосы на голове парня, что были так старательно уложены.

— Ой, бесишь, — Итон смеется, смотрит в глаза и выдыхает, — помнишь, как мы тогда вдвоем у костра остались?

— Когда ты забрал у меня последнюю сигарету? Черт, конечно помню, ублюдок ты, — Они смеются скорее он неловкости, ведь оба как дураки вели себя в то время.

— Кажется, именно тогда я влюбился в тебя.

— И ты решил мне рассказать об этом только спустя четыре года?

— Ты и сам никогда мне об этом не рассказывал! Вот давай, когда ты влюбился?

— Когда ты подумал, что я буду учить тебя целоваться на помидорах, — Фреду смешно, а вот Итон краснеет словно сам стал помидором.

— Я был ребенком, что ты хочешь от меня?!

— Ах, да, я помню до сих твое «Фред, выеби меня», ребенок. Господи, это было настолько нелепо, — Фред умирает со смеху, а Итону буквально плакать хочется от неловкости.

— Тогда почему вообще остался со мной? Вали к тому, кто не будет нелепым ребенком! — Итон, окончательно огорченный произошедшим, уже направился к выходу.

— Наверное потому что я люблю нелепого и глупого ребенка? — Фред всегда умел находить подход и заставлять остановиться на полпути. Вот и сейчас Итон остановился, не зная — возмутиться ему, или поблагодарить, — Сколько раз мне нужно повторить, что я люблю тебя, чтобы наконец поверил?

Итон замялся, перебирая пальцы, тяжело выдохнул и, наконец, развернулся к Фреду лицом. Повисло молчание, никто не понимал, ссора ли это, или все еще обоюдная шутка. Но Фред задел по больному — Итон в самом деле не верил, что его любят. Скорее даже боялся, что в любой момент ему скажут, что все это была шутка глупый розыгрыш, что ничего, кроме его собственных чувств, не было настоящим. Так тяжело было все эти четыре года жить в постоянном сомнении. Но Фред смотри серьезно, а когда Итон, виновато опустив взгляд, подходит ближе, он искренне улыбается и вновь берет за руку. Фред всегда касается с трепетом, словно Итон не настоящий, словно он до сих пор старшему кажется сном или видением. Но Итону это не нравится, Итон хочет сам в себя поверить, поверить наконец в любовь между ними, так, чтобы окончательно. Поэтому с силой сжимает чужую руку в своей, сжимая губы в тонкую линию.

— Фред, — парень выдыхает и улыбается немного натянуто, — будешь меня любить, если однажды я вырасту? Стану взрослым и собранным? Что если я погрязну в рабочей рутине и потеряю себя в ней? Ты поможешь мне? Останешься рядом?

— Малыш, я всегда буду рядом, слышишь меня? Да пусть ты хоть в жабу превратишься, я буду с тобой.

— Снова все сводишь к шутке, — Итон разочарованно усмехается, а Фред тянет его на себя за руку, усаживая к себе на бедра.

— Снова. Но ты же любишь меня таким, правда? Как тогда, в самом начале, помнишь? В вожатской, когда я был совсем один, я испугался ответственности, которую на себя возложил, побоялся, что ты откажешься от нас, что не доверишься мне. Словил паническую атаку, а следующее, что помню — как ты сидел у меня на ногах и говорил, что любишь меня за все блядство, что я вытворял. Ты же помнишь это? Ты ведь любишь меня так же сильно? — Накатившие воспоминания сбивали дыхание и заставляли слезы подступать к глазам у обоих. А когда Итон, опустив глаза, отрицательно покачал головой, Фред на секунду умер.

— Ты теперь дурачишься гораздо меньше, не дуешь губы, когда задумаешься и матом почти не ругаешься. Покупаешь только дорогие сигареты и запрещаешь мне курить, хотя сам когда-то научил. Я больше не укладываю волосы, как раньше, не люблю рубашки и не смущаюсь, когда снимаю их перед тобой, — Итон ловит очень давящий своей серьезностью взгляд Фреда и невольно дергается, всматриваясь в черноту его глаз, — даже твои глаза словно стали темнее. Но я, кажется, с каждым днем люблю тебя только сильнее. Я люблю тебя гораздо сильнее, чем раньше.

Внутри Фреда что-то переключилось. Он любил, чертовски любил, когда Итон рассказывал ему о своих проблемах и переживаниях. Так он чувствовал, что они становятся еще ближе, деля одни эмоции на двоих. Но он никогда не обращал внимания на то, как стремительно менялись их отношения на протяжении последних лет. Они взрослели, а вместе с ними взрослели чувство ответственности друг за друга и понимание чужих желаний и потребностей. Они выросли и изменились. Их чувства тоже. Итон часто заострял внимание на изменившихся мелочах и только теперь до Фреда дошло, к чему это все. За все это время они чертовски много раз ссорились и даже разъезжались, но ни одного не хватило больше, чем на месяц. Мораль их истории лишь в том, что они вечны до тех пор, пока есть друг у друга. Все меняется и заканчивается в определенный момент. Только они вдвоем вечны.

А еще вечна потребность голубоглазого доводить Фреда до грани.

— Только попробуй сказать сейчас, что все это — шутка, — его голос стал ниже и заметно грубее. А Итон, прекрасно понимающий, к чему это, тут же поднял искрящиеся глаза, подавляя довольную улыбку.

— Я правда люблю тебя. Или ты решил, что может быть иначе и заволновался? Как подло, — голубоглазый успевает только закусить губу в предвкушении.

Фред, гонимый смесью злости и желания, кусает младшего за плечо, встает со стула, опрокидывая его с грохотом, сжимает чужие бедра до синяков и впечатывает голубоглазого в поверхность кухонного стола. Фред долго смотрит прожигающе, после чего несильно сжимает горло парня рукой.

— Выглядишь так, словно на самом деле способен убить меня, — Итон немного сдавленно усмехается из-за тяжело поступающего кислорода.

— Еще раз только устрой что-то подобное, — он сверкает горящими глазами и целует напористо, а Итон, черт возьми, вновь не против. А когда отстраняется только шепчет тихо, — я все равно не смогу сделать тебе больно.

Итон вплетает пальцы в черные волосы, отвечает на поцелуи и пытается словить момент, чтобы наконец остановить Фреда, но тот не предоставляет возможности. Сейчас старший меньше всего хочет, чтобы ему возражали. Но Итон парень упрямый, поэтому, когда руки черноглазого забираются под растянутую домашнюю футболку, а губы постепенно спускаются к шее, все-таки возражает.

— Фред, подожди…

— Заткнись уже.

— Но… — не успевает он договорить, как его затыкают очередным поцелуем. Фред наслаждается любимым телом сполна. Каждую секунду, что он проводит, не прикасаясь к нему — чертовски скучает. И, кажется, он был уже чертовски близок к желаемому, но его опять остановили. Только теперь уже не Итон, а настойчивый стук в дверь.

— Кто это? — Фред непонимающе уставился на возмущенное, раскрасневшееся лицо.

— То самое «но», придурок, — Парень отталкивает тело, нависшее над ним, становится, наконец, на ноги и движется в сторону двери. Фред идет за ним, наблюдает, как голубоглазый открывает дверь и встречается взглядом с недовольной девушкой, выкрашенной в фиолетовый цвет.

— Мне не интересно, чем вы тут занимались, два растрепанных ублюдка, но мы стоим тут уже минут десять точно! — разъяренная Тони сдувает прядь фиолетовых волос с глаз и вваливается в квартиру, проводя за собой смеющуюся Шери, с интересом рассматривающую Итона, с краснеющим укусом на плече.

— Зачем вы вообще приперлись? — возмутился Фред, закрывая за девушками дверь и забирая один из пакетов у брюнетки.

— Если бы больше обращал внимание на своего парня и, наконец, перестал пялиться на мою девушку, знал бы, что мы пришли праздновать закрытую сессию Итона, — Шери подняла выше второй пакет, звеня бутылками внутри. А Тони лишь закатила глаза и усмехнулась на ревнивое замечание девушки.

— Детка, ведешь себя как ребенок, — Тони слегка толкнула подругу в бок локтем.

— В самом деле, Шери, — Итон подошел ближе к кареглазой, приобнял ее за плечи и повел в сторону кухни, — зачем нам эти старики? Давай встречаться, мы идеально подходим друг-другу.

Фред с Тони обменялись недовольными взглядами, улыбнулись и потянулись за своими «детьми» на кухню. Потому что сама жизнь уже не дает им выбора. Все они чертовы дети и, скорее всего, останутся детьми до самого своего конца. Навечно.