-6-

Наверное, только избранные знают о том, что в этой глуши есть небольшой древний храм и крупная деревушка неподалёку. Буйство зелени вокруг защищает поселение от чужих глаз с одной стороны, с другой же защищают горы. Небольшой водопад, находящийся минутах в двадцати от крайнего домика деревни, разбавляет тишину мерным гулом падающей воды, разбивающейся об округлые камни небольшого озера, превращающегося в небольшую речку, теряющуюся в зарослях леса. Юнги всегда здесь нравилось. Тихо и спокойно, можно о многом подумать или и вовсе погрузиться в себя, абстрагируясь от окружающего мира. Уголок умиротворения, где покой нарушить может лишь плещущаяся в воде рыба или прыгающие по деревьям белки. Пение птиц, шелест листвы и лучи тёплого солнца - всё, что нужно для обретения внутреннего равновесия.

«Давай же, Юнги, не трусь», - сам себя подгоняет парень, неторопливо направляясь вперёд.

Машина осталась далеко позади, дальше проехать невозможно, приходится идти пешком. Того, что автомобиль могут угнать, Мин не боится. Во-первых, кто будет красть, белки? Во-вторых, в глубине души он мечтает о том, чтобы остаться здесь навсегда. Но лишь мечты, несбыточные мечты, и единственное, что может делать Юнги, это изредка приезжать и заново коробить подзажившую рану, которая никогда не затягивается полностью.

Дорога не занимает много времени. Вскоре вдали показывается знакомый деревянный дом, огороженный низким заборчиком, выкрашенным в оранжевый. Виднеется надстройка над колодцем, рядом с которым всё та же покосившаяся скамейка. Вековой клён всё ещё красуется пышной кроной, шелестом лаская слух и удерживая на своей ветви качели. Крепкая верёвка удерживает деревянную перекладину, которая сейчас пустует. Пройдя мимо, Юнги внимательно осматривается, подмечая малейшие изменения, но их немного совсем, словно время в этой деревушке застыло. Калитка скрипит привычно, а возле неё встречает белый лис с изогнутым хвостом. Каменная скульптура была сделана известным мастером n-ого века, но об этом никому знать не обязательно. Достаточно того, что об этом знает сам Юнги, презентовавший этого лиса в подарок хозяйке дома.

Пройдя по дорожке к дому, выложенной каменными плитками, поросшими по краям травой, Мин остановился. В горле образовался ком, мешающий дышать, в солнечном сплетении кольнуло так сильно, что тошнота подкатила к горлу, заставляя глубоко вдохнуть воздух раскрытым ртом. Налетевший ветер цепляет китайские колокольчики, разбавляя тишину переливчатым звоном, негромко позвякивают спицы в руках пожилой женщины, покачивающееся в кресле-качалке на веранде, и Юнги понимает, что просто позорно расплачется, когда хозяйка дома вскидывает на него свой взгляд. На секунду она замирает, словно глазам не верит, а после откидывает спицы с клубками и недовязанным шарфом в сторону.

- Здравствуйте, тётушка Мэй, - здоровается Юнги и кланяется из вежливости.

Но кому нужна его вежливость, когда в глазах женщины стоят слёзы? Она низенькая и на вид такая хрупкая, что ветром унести может, но подбегает к нему со скоростью гепарда и обнимает так крепко, словно медведь подарил свою силу. И тогда эмоции скрыть не получается совершенно, слёзы сами собой стекают по щекам, и Юнги было бы стыдно за свою слабость, если бы не по-матерински тёплая и родная рука в волосах.

- Выпусти горе, не держи в себе, - нашёптывает женщина и улыбается сквозь собственные слёзы.

Они стоят так несколько минут, а после Мин всё-таки берёт себя в руки и отстраняется, растирая слёзы по щекам. Старушка Мэй тоже берёт себя в руки и принимается за привычное ворчание. Пока они идут к крыльцу, женщина в который раз проходится по чужой худобе и болезненному виду, а после переключается на редкие визиты.

- Я ведь не молодею, Юнги-я. Имей же ты совесть, приезжай хотя бы раз в пару месяцев, а то когда же ты последний раз был? Так давно, мне и не вспомнить. Чай, не в каменном веке живём, письмецо-то мог и отправить, порадовать старушку, - всё ворчит женщина, заходя в дом и усаживая гостя за стол.

- Простите, тётушка Мэй. В последнее время столько всего навалилось, что совсем закрутился, - виновато отзывается Юнги и осматривается.

Всё как всегда. Тепло и светло, солнце светит в намытые окна, из-за чего узорчатые короткие занавески отбрасывают на пол причудливые тени. В воздухе пахнет сушёными травами и ванилью, немного корицей и чем-то сладким, свежим. Наверное, это аромат счастья и свободы. Как всегда порядок, как всегда в центре стола вазочка с цветами, как всегда что-то запекается в духовке.

- Кексы твои любимые скоро будут готовы. Как чувствовала, что приедешь, - улыбается старушка и заваривает чай.

В воздухе пахнет мятой, а Юнги вновь едва сдерживает себя в руках. Он чувствует, что тётушка Мэй ему врёт. Хотя нет, такое грубое слово к ней неприменимо, врёт здесь только Юнги, но он всё равно знает, что не было никакого предчувствия. Старушка начинает печь кексы спустя месяц после каждого его приезда, потому что он всегда обещает, что вернётся под конец следующего. И она ждёт, каждый день ждёт, печёт на всякий случай его любимые сладости, заваривает свежий мятный чай и верит, что он не обманет на этот раз, что приедет погостить.

«Ублюдок ты, Мин Юнги, бессердечный ублюдок», - корит себя в который раз Юнги и поднимается с места.

На его объятия со спины старушка лишь улыбается, шлёпает по рукам полотенцем и требует не подмасливаться. Святая женщина, понимающая и всепрощающая. Скоро ей исполнится шестьдесят восемь. Человеческий век недолог, Юнги знает об этом, но впервые в жизни ему так хочется кого-то удержать, не дать переступить порог завесы. Что он будет делать, когда эта прекрасная женщина отойдёт в иной мир? Чёрт его знает, но в чём Юнги точно уверен, так это в том, что никогда не сможет смириться с потерей этого человека, принявшего его таким, какой он есть.

- Тётушка Мэй, ты не поверишь! Я в лесу нашёл полянку, там столько всего растёт. Мне нужна корзинка, да побольше! Где посм...

Голос замолкает, так и не договорив, а Юнги всё не может набраться сил, чтобы обернуться. Старушка Мэй не впервые видит эту картину, а потому спешно кухню покидает, сообщая, что сейчас посмотрит в пристройке, где-то там у неё было много корзинок. Вскоре за ней закрывается дверь, часы тикают слишком громко, а Юнги всё не может обернуться. Он слышит чужое сбитое дыхание, слышит лёгкие шаги по поскрипывающим половицам, а когда меж его напряжённых лопаток опускается тёплая ладонь, и вовсе желает сбежать.

- Здравствуй, Юнги-хён...

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох...

Воздух комом встаёт в горле, но Юнги всё равно оборачивается, из-за чего чужая ладошка скользит по его спине, по руке, а после и по груди, замирая в районе солнечного сплетения. Он совершенно не изменился, такой же лохматый и невысокий, с пухлыми щеками и маленькими ладошками. Его глаза всё так же светятся тысячью солнц, а улыбка способна прекратить войну, если та начнётся. Такой родной, совсем не изменившийся.

Свой.

- Здравствуй, Чиминни.

***

«... и если ты завтра же не появишься на учёбе, то поставят вопрос о твоём исключении», - самодовольно заявила накануне староста группы и повесила трубку.

Тэхён бы не был сильно опечален, если бы его выперли из института, но он обещал Юнги, что не будет делать глупостей. К тому же, он и так два дня после отъезда хёна отсиживался дома. Страшно было выбираться в свет, а потому Ким решил, что с пользой может провести время и дома. Уборка, стирка, готовка, чуть не закончившаяся ритуальным сожжением кухни во славу Сатане. Да, Тэхён определённо провёл время весело и продуктивно. От скуки он даже перечитал все конспекты, под конец понимая, что с лёгкостью сможет сдать все работы, которые пропустил. Мысль эта вызвала в нём ужас, не хватало ещё ботаном стать, а потому после парень полночи валялся перед телевизором, пересматривая «Интервью с вампиром». Единственный, по мнению Юнги, нормальный фильм с вампирской тематикой. Драма, скорбь, боль утраты и путь в одиночестве через века. Собственно, Тэхён был с ним полностью согласен. Подобное уж куда лучше, чем второсортные фильмецы или сериалы, где одна бабёнка не может выбрать между двумя кровососами или кровососом и мокрой псиной. Почему-то не снимают фильмов, где один вампир или оборотень мечется между двумя или тремя кусками мяса на ножках. А потом ещё удивляются, почему мужчины считают, что у всех женщин внутри живёт шлюха. Как подаётся, так и воспринимается.

Но вот звонок от старосты, и Тэхён понимает - больше косить не получится. Весь оставшийся вечер он мечется по дому, пытаясь себя успокоить и не обращать внимания на вновь проснувшееся и громко вопящее предчувствие, но не получается. Один раз он уже проигнорировал «знак», второй раз этой оплошности не допустит. На всякий случай шатен отправил сообщение Юнги, мало ли, вдруг это с ним связано волнение, но Мин минут пятнадцать спустя ответил, что всё у него хорошо, интересуясь так же, как там дела у Тэхёна. Соврав, что всё тихо и мирно, Ким отложил телефон и принялся собирать нужные конспекты в сумку. Хорошо бы в один день сдать все хвосты, чтобы к нему не цеплялись.

Учебный день пришёл быстро, настолько быстро, что Тэхён оказался к нему не готов. Всё внутри вопило о том, что не нужно парню сегодня в институт, но Ким всё равно собрался и покинул дом. Вышел он слишком рано, из-за чего решил прогуляться пешком. Пустынные улицы с редкими прохожими и пасмурная погода немного приободрили, даря спокойствие. Нет, ну в самом деле, что может случиться? Но вот ворота, ведущие на территорию института, вот учебный корпус и...

- Тэхён-хён!

Чонгук появляется словно из ниоткуда, машет рукой, привлекая внимание, и подходит ближе. Тэхён хочет сбежать, что и делает, отворачиваясь и ускоряя шаг. На повторный окрик он не отзывается, а в корпусе срывается на бег. И, казалось бы, опасность миновала, когда он взлетает на третий этаж и плюхается на подоконник в полном одиночестве, но спустя пару минут на лестнице слышатся шаги, а после шатен видит знакомое личико с пухлыми щеками и чёрными глазами. Чонгук осматривает коридор и улыбается довольно, завидев его, подходит ближе.

- Хён, ты чего убежал? 

- Что тебе от меня надо?

О да, сейчас Тэхён наконец-то смог взять себя в руки и одарить ледяным взглядом, каким обычно режет без ножа неугодных Юнги. Животное, загнанное в угол, всегда кидается вперёд в отчаянной попытке вырваться из плена. Кидается и Тэхён, попутно думая о том, что поступает как раз как самое настоящее животное, но что поделать, природа у него такая. Вот только Чонгука это не смущает. Он подходит вплотную, вклиниваясь меж чужих ног и одаривая взволнованным взглядом. Когда тёплая ладонь опускается на колено, Тэхёну кажется, что ткань там огнём проедает, который вскоре доберётся и до его кожи. Хочется сбежать, вот только чужое тело преградой высится напротив, и остаётся лишь закатить глаза. А после эти самые глаза чуть из орбит не вываливаются, потому что Чонгук неожиданно подаётся вперёд и обнимает крепко.

«Беги, чего ты ждёшь?», - беснуется внутренний голос, но Тэхён его не слышит за гулом в ушах.

В памяти проносятся наставления Юнги, проносится дождливый вечер, чуть не ставший последним в жизни Чонгука, по языку гуляет фантомный привкус чужой крови, и Тэхён почти, что физически чувствует, как его глаза меняют цвет. Чонгук, глупый безрассудный Чонгук прижимается теснее, оглаживает по спине, а Тэхён сдвинуться не может, чувствуя, как внутри поднимается что-то тёмное, опасное. Слюна копится на языке, а перед глазами маячит чужая шея с едва зажившими рубцами от швов.

- Я просто хочу подружиться с тобой, хён, - негромко говорит Чонгук и отстраняется.

Тэхён смеётся. Истеричный смех рвётся из груди, ладонь похлопывает в избытке эмоций по колену. Чонгук хлопает ресницами растерянно, тянется к чужому плечу, но Тэхён вскидывает взгляд, и тот отшатывается. Глаза у Тэхёна дикие, бирюзовых жилок стало больше, из-за чего глаза казались двухцветными. Единственное, о чём успел подумать Чонгук, так это о том, что, кажется, дело было далеко не в наркотиках, а после ни единой мысли не осталось, когда Тэхён схватил его за плечи и дёрнул на себя, меняясь с ним местами и вжимая в подоконник.

- А я хочу тебя сожрать, Чон Чонгук, - шепчет в чужое ухо шатен и шумно вдыхает пряный аромат чонгуковского одеколона. - Так что говорю в первый и последний раз. Мы не будем друзьями, слышишь? Никогда не будем. И тебе лучше держаться от меня подальше, иначе в следующий раз врачи тебе не помогут, ясно? Я перегрызу твою шейку полностью, от уха до уха, и никакие переливания крови не спасут твою шкурку.

Отстранившись, Тэхён заглядывает в чужие напуганные глаза и замирает. Есть что-то прекрасное в том, как чужие зрачки пульсируют конвульсивно, сжимаются до маленькой точки, а после медленно расползаются, оттесняя радужку. Та у Чонгука чёрная, но Тэхён не был бы собой, если бы не увидел незримую другим границу. Чонгук же не двигается и, кажется, даже дышит через раз. У него губы пересохли, а на щеках расплылся румянец. Пальцы судорожно впились в подоконник, сминая его до лёгкой боли в суставах, и Тэхён чувствует чужой страх, но Чонгук не убегает. Парень сто раз мог оттолкнуть его, врезать, пнуть по ноге и сбежать, но Чонгук не двигается с места и смотрит, смотрит, смотрит. Как будто в самую душу.

«Если вы свяжетесь на эмоциональном уровне, это будет концом», - шепчет память голосом Юнги.

- А теперь брысь отсюда. Ещё раз подойдешь, и никто тебя больше не увидит, - припечатывает Тэхён и отстраняется. 

Чонгук наконец-то отмирает. Моргает часто, дышит сбито, а после вцепляется в лямки рюкзака, болтающегося за спиной, и уходит. Как только его макушка исчезает из виду, Тэхён вздыхает тяжело и вновь садится на подоконник, доставая телефон и заглядывая в экран. И полноценного зеркала не нужно, чтобы увидеть состояние своих глаз. Хреново. Всё очень хреново.

***

Три дня - ровно столько длилось в этот раз счастье Юнги. Возможно, он бы остался ещё на пару деньков, если бы не Тэхён с его новоявленной проблемой и не институт, в котором его дожидается орава злобных преподов, но выбора не было, нужно было возвращаться. Вот только не хотелось. Кто бы знал, как не хотелось. Потому что сердце навсегда в этой небольшой деревеньке, бережно хранимое руками маленького белого лиса с глазами-полумесяцами и румяными щеками.

- Хён, пожалуйста... Пожалуйста, останься ещё на одну ночь. Всего на одну, - шепчет на ухо Чимин и жмётся всем телом.

Юнги лишь горько улыбается, поглаживая прижавшегося парня по обнаженному плечу. Чимин рядом такой горячий, кожа бархатная, её хочется касаться, целовать, оставлять на ней метки. Но хватит, и так живого места почти не осталось. Воцарившееся молчание длится недолго, Чимин, не дождавшись ответа, поднимается и забирается на чужие бёдра. В предрассветных сумерках его кожа окрашивается приятными пастельными цветами, и Юнги не отказывает себе в удовольствии, протягивает ладонь, к которой Пак ластится котёнком, оглаживает мощную шею, большим пальцем скользя по дёрнувшемуся кадыку, подушечками пальцев касается выпирающих ключиц.

- Я люблю тебя, Чиминни. Если бы ты только знал, как сильно я люблю тебя, но... Я не могу остаться, - с горечью шепчет Юнги.

Чимин больше не задаёт вопросов, нутром чувствуя, что увещевания бесполезны. Поёрзав, парень накрывает чужое тело своим, просовывая ладони под чужую спину и обнимая крепко. Поцелуй похож на полынь, покрытую мёдом. Горькая сладость, приправленная отчаянием и предчувствием скорой долгой разлуки. И в какой-то мере Юнги даже завидует Чимину, который после долгого крепкого сна всё забудет. Хотел бы Мин тоже иметь возможность запереть все болезненные воспоминания за титановой дверью памяти.

- Я тоже люблю тебя, хён. Всегда буду любить.

Обхватив чужое лицо ладонями, Чимин пристально смотрит в окрасившиеся полностью бирюзовые глаза, легко целует в последний раз, а после устраивается на чужом плече и жмурится, не желая показывать свои слёзы. Но пара капель всё же срывается с ресниц, падает на кожу Юнги, и тому кажется, что каждая слеза - капля серной кислоты, разъедающая плоть. Он не торопится, наслаждается чужим теплом ещё несколько минут, обнимая крепко прижавшееся беззащитное тело любимого, а после вдыхает глубоко, набираясь сил и...

Чимин не кричит и не стонет, лишь скулит жалобно, впиваясь ногтями в кожу спины, когда острые проступившие клыки впиваются в его шею. Наверняка парень до крови закусил губу, лишь бы не перебудить диким воплем боли всю деревню, и Юнги про себя извиняется тысячу раз, пока по горлу стекает горячая горько-солёная жидкость. Глоток, два, три, пять, семь, а после чужое тело обмякает, переставая дёргаться и издавать хоть какие-то звуки. Это как сигнал, и Юнги отстраняется, тут же зализывая оставленные рваные раны в кожном покрове. Не сразу, но постепенно кровь перестаёт идти. Раны не затягиваются за секунду, но через сутки не останется даже шрама.

- Прости меня, Чиминни, прости...

Осторожно переложив парня на пустующее место на постели, Юнги поднимается и принимается одеваться. Попутно он собирает разбросанную одежду Чимина, складывая её на стул возле небольшого письменного стола, а после смачивает заранее подготовленное полотенце в воде из кувшина и принимается обтирать тело Пака, уделяя особое внимание покрытой кровавыми разводами шее и бёдрам, на которых уже начинают проступать синяки от его слишком сильной хватки. После Мин поднимает сползшее на пол одеяло и укрывает им Чимина, попутно оставляя поцелуй у того на щеке. Достав из ящика стола общий ежедневник, Юнги оставляет его на краю постели и, в последний раз рассмотрев чужое лицо до последней морщинки и сфотографировав чужую мордашку на телефон, покидает комнату.

На улице прохладно, трава укрыта росой, по земле стелется туман. Вокруг царит тишина, даже ветер затих, не тревожа деревья, и Юнги хочет громко закричать, выплёскивая свою боль, но он лишь кусает щёку изнутри и направляется к колодцу. Наполнив ведро холодной водой, парень умывается и полощет рот от остатков крови, а после принимается чистить зубы. За этим занятием он и не замечает, что уже давно не один, а потому вздрагивает всем телом, когда оборачивается и видит тётушку Мэй, кутающуюся в плед. Она смотрит тепло и ласково, но с затаённой печалью, прекрасно понимая, что они теперь не скоро свидятся.

- Береги себя, Юнги-я, а я сберегу для тебя Чимина. Ты только приезжай почаще или хотя бы пиши. А это тебе в дорогу, а то знаю я тебя, будешь гнать без остановок, желудок намучается, - протягивает пожилая женщина цветастый пакет.

Юнги знает, что в нём. Его любимые кексы и термос с горячим чаем. В груди щемит больно, но парень держится и подходит ближе, обнимая старушку крепко и попутно забирая пакет.

- И вы себя берегите, тётушка. У меня ведь никого нет кроме вас и Чимина.

- Да уж куда мы денемся.

Юнги уходит, не оборачиваясь, потому что знает - один взгляд, и уйти не получится. Поэтому он заранее машет рукой на прощание, а после смотрит лишь перед собой, прижимая к груди пакет с едой. В какой раз он уже уходит вот так? Уже и не сосчитать. Наверное, число перевалило за двадцатку так точно, ведь когда Юнги вместе с Чимином объявились в этой деревеньке, тётушке Мэй было всего-то около сорока пяти. Всё тогда произошло сумбурно, непонятно, и Юнги до сих пор не может понять, почему эта женщина их не выгнала, почему приняла такими, какими их сделала природа? Она никогда не спрашивала, почему они не стареют, никогда не интересовалась, почему у Чимина бывают проблемы с памятью. Она не знала, да и сейчас не знает и сотой части всего, что происходит буквально рядом с ней, но никогда не попрекала, никогда не лезла в душу, лишь дарила тепло и заботу, которую Юнги и Чимин пытались возвращать сторицей.

Так происходит каждый раз, когда Юнги приезжает повидаться. Он остаётся на какое-то время, помогает по хозяйству, рассказывает, как живёт, интересуется чужой жизнью, а после уезжает. И этой замечательной женщине не обязательно знать о том, что на самом деле Юнги приезжает, чтобы напитаться кровью человека, с которым повязан вечностью. С человеком, который даже не помнит об этой связи, забывает каждый раз после очередного укуса, чтобы после восполнить промежутки в памяти из дневника, который они ведут вместе. Там их воспоминания, клятвы в любви, рисунки и фотографии. Оттуда поутру Чимин узнаёт, что в его жизни незримой тенью присутствует такое существо, как Мин Юнги. И к каждому его приезду Пак не вспоминает, но выучивает историю их отношений. После в дело вступает связь, через которую Чимин вспоминает позабытые чувства любви и привязанности, которая помогает им вновь стать ближе, роднее, а затем... Затем очередной укус, и Чимин вновь забывает.

- Хотел бы и я забыть, - шепчет Юнги и забирается в машину, припорошенную мелкими ветками и принесёнными ветром листьями. 

Но кто-то должен помнить, нести это бремя, и кто, если не сам Юнги, который выбрал такой путь? Ведь это было его решением. Это он выбрал такой путь - оставить Чимина и уехать, прихватив с собой Тэхёна. 

-7-

Чонгук не уверен, что поступает правильно, но остановиться не может. Он и помыслить не мог, что когда-нибудь станет сталкером, но вот она, жестокая реальность. Наверное, всё дело в бараньей упёртости и нежелании подчиняться чужим приказам. Чонгук и так всю жизнь пресмыкался перед матерью, для которой был недостаточно хорош, перед старшим братом, который к нему с детства родителей ревновал, перед отцом с его нотациями о том, каким должен быть настоящий мужчина. После родители без его на то согласия решили, что парню будет лучше всего учиться в Сеуле. С учётом того, как мать любила контролировать каждый шаг младшего из сыновей, это было настолько шокирующим заявлением, что к тому моменту, как Чонгук отошёл и решил возмутиться, он уже сидел в вагоне поезда, отъезжающего от платформы.

- Чонгук, на выходные завалишься ко мне или как?

Намджун обладает потрясающим даром находить Чонгука всегда и везде. Обычно парня это очень радует, но не сейчас, когда он занят самоанализом и самокритикой. Но ссориться с любимым хёном не хочется, а потому Чонгук натягивает улыбку и пододвигается, чтобы старший мог сесть рядом на прогретый солнцем поребрик.

- Ещё не знаю. Хочется, конечно, но грядёт очередной зачёт по экономике, а циферки - это не моё, как и трёхэтажные формулы, в которых одни буквы и жутковатые символы. Придётся сидеть над конспектами, а то провалившие будут в одиночку сдавать, а там уж точно не спишешь. Так хоть какие-то шансы будут. Но в воскресенье, думаю, можно будет погулять.

Намджун смеётся и тянется взъерошить чужие волосы, а после подставляет лицо солнцу и жмурится.

- Растёшь в моих глазах, мелкий. Тогда буду тебя в воскресенье ждать. Спишемся, если что. К тому же, мне тоже нужно пару статеек прочитать, у меня проект совместный с Юнги на носу.

Знакомое имя заставляет встрепенуться, и Чонгук придвигается поближе к старшему, пихая его плечом.

- Хён, а что ты знаешь про этого Юнги? И какой у вас может быть проект, вы же на разных курсах, разве нет?

- Ты забываешь о том, что я слишком умный, чтобы отсиживаться на втором курсе, - сверкает самодовольной улыбкой Намджун, за что получает тычок в рёбра. - А Юнги... Ну, он нелюдимый и неразговорчивый, смотрит порой так, словно голову откусить собирается. Собранный и внимательный, редко сидит на парах в телефоне, относясь к тому редкому типу людей, которые слушают, о чём там трещат эти старикашки у доски. Но это только если не засыпает под монотонный бубнёж. О семье его я ничего не знаю, мы не лучшие друзья, чтобы подобным делиться, но из редких разговоров я узнал, что он из Тэгу. О том, что у него есть сводный брат, я понятия не имел, пока в парке с вами не столкнулся. А ты чего это им интересуешься? И почему у меня обо всём спрашиваешь, если можешь спросить Тэхёна? Вы же, вроде, приятели.

- Мы не приятели, хён, просто случайно разговорились, вот и всё, - на ходу сочиняет Чонгук и отводит взгляд.

Почему-то от своих же слов становится как-то неприятно. Чонгук вообще не понимает, что в последнее время с ним творится. Тэхён же ясно дал понять, что не горит желанием общаться, но... Чонгук не может отступиться. Даже зная о том, что со старшим что-то не так. Даже чувствуя, что чужие угрозы - не пустой звук. Собственно, из-за этих угроз любопытство лишь разгорается сильнее, и это наводит на определённые мысли.

- Хён, как думаешь, я могу быть адреналиновым наркоманом? - вновь пихает старшего Чон и получает в ответ удивлённый взгляд.

- Ты? Адреналиновый наркоман?

Намджун вскидывает брови, а после заливается смехом. И смеётся он долго, громко и очень обидно, за что и получает в очередной раз по рёбрам, приходя потихоньку в себя и всё продолжая ехидно посмеиваться.

- Не думаю. Ты же трусишка. Пускаешь слюни на байки, но обходишь их десятой дорогой, потому что опасно, можно разбиться. Говоришь, что любишь, когда ветер свободы бьёт в лицо, но когда я повёз тебя за город и разогнался, ты, увидев показатель спидометра, заверещал девчонкой, что в окно выпрыгнешь, если я не сброшу немного. В парке аттракционом ты заявил, что свободное падение - это, конечно хорошо, но без тебя. При взгляде на катапульту тебя чуть не вырвало.

- Я был пьян, ты же сам меня пивом накачал, - возмущённо заметил Чонгук, но стыдливый румянец на щеках разгорелся лишь сильнее под насмешливым взглядом друга.

- Ага, думал, градус в крови тебе смелости прибавит, а он прибавил благоразумия. Кажется, ты ещё домой тогда ушёл в девятом часу, потому что на пары рано вставать, а если ты пойдёшь шататься со мной и моими друзьями по городу, то обязательно найдёшь приключения на свою задницу. Так что уж поверь мне, своему верному другу. Адреналин - не твоё от слова «совсем».

Намджун ещё о чём-то говорит, но Чонгук уже не слушает, вновь погружаясь в себя. Всё-таки друг прав, Чонгук не самый смелый парень, но он на кубок за первое место в рейтинге самых смелых и не претендует. Тогда в чём же дело? В том, что ему просто скучно и хочется поиграть в детектива? Да, может быть и так, ведь кроме Намджуна у него друзей нет, только приятели, с которыми нет особого желания общаться. А тут Тэхён, весь такой загадочный и опасный, ну чем не подарок? Людей кусает, глазами разноцветными сверкает, угрозами раскидывается и смотрит так тяжело, так голодно, что коленки подкашиваются. Кстати, о последнем. Чонгук ведь прекрасно помнит каждое слово, которое Ким прорычал ему на ухо, так почему же?

«Почему ты сегодня глаз с меня не сводил?», - проносится в очередной раз в голове.

Да, Чонгук заметил. Сначала он решил, что это из-за того, что он про Тэхёна расспрашивал чуть ли не всех, кто на пути попадался. Он ведь даже до старосты чужой группы добрался, включая своё очарование и благодаря сладкому «нуна~»получая чужой номер телефона. Мол, институт большой, встретиться срочно надо, а «ТэТэ-хён» куда-то запропастился, а его номера у несчастного Чонгука нету, а дело такое срочное, что просто грань между жизнью и смертью. Серьёзно, записывая диктуемый номер, Чон думал о том, что в нём загубили прекрасного актёра, потому что староста так расчувствовалась, что до последнего сверлила его сочувствующе-понимающим взглядом, пока он не сбежал от неё.

Поэтому, когда в столовой Чонгук встретился взглядом с сидящим в дальнем углу Тэхёном, он первым делом подумал о том, что девушка Киму передала о том, что его разыскивал первокурсник, которому она сообщила его номер, чтобы быстрее было. Но Тэхён просто пилил тяжёлым взглядом какое-то время, а после воткнул наушники в уши и отвернулся к окну, принимаясь за кусок ягодного пирога. Этим Чонгук и воспользовался, чтобы бессовестно пялиться.

Тэхён выглядел не очень-то хорошо. Явно уставший, а может просто не выспавшийся, раздражённый, что понятно по тяжёлым взглядам, которые он бросал на каждого, кто проходил мимо, громко переговариваясь или смеясь. А ещё у него глаза вновь сменили цвет, становясь того непонятного льдистого оттенка. Не то голубые, не то бирюзовые, не то лазурные. Как будто все эти цвета смешали вместе, а сверху покрыли росчерками чёрно-синего цвета, какой имели жилки на радужке. И да, Чонгук не обладал настолько хорошим зрением, он просто прошёл мимо, ловя на себе злой взгляд этих самых непонятных глаз с расширившимся зрачком, тогда и успел рассмотреть. Правда, вблизи оказалось, что радужка сменила цвет не полностью, были ещё пятна привычного карего, но что-то подсказывало Чонгуку, что это ненадолго. 

«Говорю в первый и последний раз. Мы не будем друзьями, слышишь?».

Эти слова крутятся в голове постоянно. Чонгуку на самом деле немного обидно, ведь их столько всего «необычного» связывает, кому расскажешь - не поверят. Но разве Чонгук не заслужил хотя бы толику чужого внимания как раз за то, что никому ничего не рассказал? 

«Чон Чонгук, ты сходишь с ума. Какое внимание, какая обида? Окстись, включи мозги, займись учёбой», - вопит голос разума.

Но Чонгук не слушает, Чонгук всё сильнее погрязает в болоте, название которому «Ким Тэхён». Его к старшему как магнитом тянет, парень на автомате подмечает чужие взгляды, жесты, выражения лица и тембр голоса в зависимости от того, приятен Киму разговор или собеседник или нет. Чонгук действительно превратился в сталкера. Серьёзно, осталось только проследить за Тэхёном до дома, чтобы достигнуть дна. Впрочем, Чонгук не настолько больной на голову, чтобы заниматься подобным.

Или дело в том, что домой Тэхён ездит на автобусе, а там вероятность спалиться равна ста процентам. 

- Ладно, мелкий, мне пора. Если что, звони, пиши, я всегда на связи.

Намджун улыбается, поднимается и удаляется, попутно отряхивая зад. Чонгук тоже поднимается, потягиваясь и привставая на носки. Мышцы в спине приятно ноют, из-за чего на лице расползается блаженная улыбка. Впрочем, она гаснет, как только парень вспоминает о зачёте и толстенном конспекте, который придётся сотню раз прочитать от корки до корки. Жаль, откосить не получится. Раздумывая об этом, Чонгук непроизвольно в который раз вспоминает слова Тэхёна и фыркает.

- Сожрать он меня хочет... Ну так и сожрал бы.

- Правда? Тогда, может, поедем ко мне?

Крик подавить получается, а вот дрожь в теле унять - нет. Чонгук разворачивается так резко, что мир на секунду распадается на пиксели, и нос к носу сталкивается с Тэхёном. Тот улыбается совершенно очаровательно, и только сейчас Чонгук замечает, как забавно чужие губы растягиваются прямоугольником. Этакая изюминка, завораживающая, привлекающая внимание, и парень подвисает ненадолго, засмотревшись.

- Что? - смущённо переспрашивает он, когда понимает, что чужие губы двигаются, но слова пропущены мимо ушей.

- Я говорю, ты так сильно хочешь познакомиться со мной, что не чураешься шпионажа и выведывания моих контактных данных у старосты. И раз угрозы тебя не отпугнули, то, наверное, мне лучше смириться с происходящим и пригласить тебя на чашку кофе, пока ты не начал копаться в моих вещах, пока я принимаю душ после урока физической культуры, - со смешком тянет Тэхён и склоняет голову к плечу. - Так что, идёшь? А то за два дня голову почти потерял. Страшно подумать, как ты дальше будешь чудить.

От осознания факта, что игры в шпиона мимо внимания старшего всё же не прошли, горят щёки и уши. Стыдно неимоверно, настолько, что хочется откреститься важными делами и сбежать, но Чонгук почему-то уверен, что отказа старший не примет. Да и разве это не прекрасный шанс удовлетворить своё любопытство?

- Да, конечно. С радостью, - запоздало отзывает Чон и вновь подвисает от очередной подаренной ему улыбки.

***

Тэхён замечает, конечно замечает. Он, может, и не обладает орлиным взором, но не заметить крутящегося рядом Чонгука не может. И дело даже не в том, что красная худи младшего сама по себе очень заметная. Дело в связи. Тэхён не понимает, как и когда, по какой причине, но чувствует, что та усилилась, стала прочнее. Не настолько, чтобы чувствовать своего донора постоянно, но если Чонгук в радиусе метров пяти-десяти, то Тэхён вполне способен уловить его присутствие. Ничего нового, всё, как тогда в парке. Ким слышит стук чужого сердца, может выделить аромат тела, уловить даже нотки одеколона, что само по себе удивляет, ведь в толпе столько запахов, начиная от приятных и заканчивая тошнотворными. Но запах Чонгука чувствуется так сильно и явственно, словно тот стоит рядом. Словно Тэхён вновь водит кончиком носа по его шее чуть ниже уха.

«И какого чёрта ему нужно? Адреналина в жизни, что ли, не хватает?», - крутится в голове, когда Тэхён замечает пялящегося на него Чонгука в столовой.

Он бы посмеялся, узнай о том, как схожи его мысли с тревогами Чонгука, который тоже не понимает, какого чёрта ему так важно крутиться рядом со старшим. А может быть и испугался, ведь это в который раз подтвердило бы, что процесс связывания уже запущен. Но Тэхён не знает и чувствует лишь постоянное раздражение из-за чужого внимания, а ещё злость, ведь мальчишка увивался ради его номера за старостой, а та теперь распускает сплетни о том, что просто нравится этому первокурснику, но он не знал, как к ней подойти, вот и попросил номер Тэхёна. Мол, имя где-нибудь услышал, вот и ляпнул первое, что в голову пришло.

«И тебя это не должно волновать», - сам себе говорит безмолвно раз за разом Тэхён.

Да, не должно. Но волнует. Бесит до дрожи, что эта напомаженная курица серьёзно считает, что на неё кто-то может обратить внимание. Тем более, Чон Чонгук, который кроме своих конспектов и одного единственного друга в лице Намджуна не замечает никого. Тэхён не в счёт, он давно понял, что является объектом мании младшего. Но и от этой курицы был толк. Она на одной из пар зачем-то обернулась и, разумеется, первым делом посмотрела на Тэхёна.

- Ты опять нацепил эти ужасные линзы. Серьёзно, они отвратительны, - со слащавой улыбкой выдала девушка.

Да, отношения у них не заладились с тех пор, как Тэхён прыгнул в лужу, грязная вода из которой залилась в туфли этой зазнайки. Но сейчас она, сама того не зная и наверняка не желая, сделала доброе дело. Тэхён в кои-то веки обратил внимание на свои глаза, которые стремительно меняли цвет. Голод. Чёртов голод подкрадывался всё ближе, вот и причина постоянных перепадов настроения. Не прибавляло плюсов к ситуации и то, что холодильник стремительно пустел из-за невозможности насытиться одним пакетом. И под конец случилось то, чего Тэхён боялся. Голод стучится в двери, Юнги пропал с радаров, потому что «абонент вне сети», а в холодильнике остались последние пакеты с кровью, толку от которых как от быка молока.

- Хён, как думаешь, я могу быть адреналиновым наркоманом?

Тэхён вообще-то собирался просто срезать путь до остановки, чтобы поскорее добраться домой и попробовать в очередной раз дозвониться до Юнги, когда услышал знакомый голос. И тогда разум отключился. Подобравшись ближе, Ким прислонился к одному из деревьев, скрещивая руки на груди и внимательно слушая чужой разговор. Когда Чонгук стал расспрашивать про Юнги, Тэхёну в голову пришло простое и логичное решение проблемы. Чонгук ведь его связанный, верно? Значит, ничего страшного не случится, если он поделится своей кровью.

Чего Тэхён не ожидал, так это согласия. Серьёзно, сталкерить - это одно, а идти в логово потенциального маньяка - другое. Но Чонгук, видимо, действительно латентный адреналиновый наркоман, раз согласился. И теперь они сидят в гостиной с кружками кофе в руках и сверлят друг друга взглядами. Точнее, Тэхён сидит и сверлит, Чонгук же бродит по комнате, осматриваясь и суя свой любопытный округлый носик в каждую вазу с цветами. Расслабленный, спокойный, немного волнующийся. Чужие эмоции оставляют приятный осадок в сознании, заставляя расслабиться, и Тэхён отставляет пустую кружку на столик и откидывается на мягкую спинку.

- Нравится наш дом? - интересуется он, вслушиваясь в чужие шаги и дыхание.

- Не знаю. Вроде бы просторный и обжитый, но какой-то пустой что ли. Если бы он принадлежал моей матери, она бы увешала стены картинами и заставила все полки бессмысленными статуэтками и прочим хламом, - отзывает Чонгук откуда-то со стороны лестницы.

- Предыдущие хозяева так и сделали. Статуэтки, шкатулки, ракушки, сувениры, рамки с фотографиями, декоративные пепельницы и бокалы, подсвечники и миниатюрные вазочки с искусственными цветами. Я испытывал непередаваемое удовольствие, когда сгребал это с полок в мусорные пакеты, чтобы затем выкинуть, - смеётся коротко Тэхён и блаженно улыбается, вспоминая процесс избавления от этих пылесборников. 

На какое-то время повисает тишина, а после вновь раздаются шаги. Чонгук обходит комнату ещё раз, шумно допивает чай и отставляет кружку на столик, опускаясь рядом с Тэхёном. Тот чувствует чужое напряжение, но двигаться не спешит, как и открывать глаза. Гость ёрзает, устраиваясь поудобнее, а после замирает. Ким пытается представить, как выглядит Чонгук, и воображение рисует кусающего губы парня, прижимающего к груди подушку. Ни на что не надеясь, шатен всё же садится нормально, одаривая гостя взглядом и улыбается. Чонгук сидит именно так, как он и думал.

- Итак, начнём то, зачем мы здесь. По одному вопросу с каждой стороны, идёт? Я же должен тоже знать хоть что-то о своём сталкере.

Тэхён ожидал увидеть смущение и бегающий взгляд, но Чонгук лишь придвигается чуть ближе и смотрит заворожено. 

- Расскажи о своей семье.

- Отца и мать я не знал, меня подбросили в приют, откуда забрала чета Мин. Вообще-то они думали, что их сын не оправится после болезни, вот и подбирали замену, а я был сущим ангелом. Но судьба распорядилась иначе. Юнги поправился и встал на ноги, а его нерадивые родственички отправились на тот свет прямо из горящей машины, слетевшей в овраг, - с безразличием выдаёт Тэхён. - Поэтому мы и переехали сюда из Тэгу. 

На лице Чонгука огромный спектр эмоций, внутри кипит не меньше, и он просто не может слов подобрать, чтобы выразить сочувствие. Но не только потому, что сложно представить, через что прошли эти двое, но и потому, что внутри скребёт странное чувство, которое Чонгук не может проигнорировать. Почему-то ему кажется, что Тэхён врёт. Для этого нет никаких причин, но чувство стойкое, чёткое. 

- А твоя семья? - выдёргивает его из мыслей Тэхён, заметивший заминку.

- Они все в Пусане. Мама, отец и старший брат. Отношения у нас в целом терпимые, но только раздражает, что всё всегда решают без моего участия. Я собирался отучиться в Пусане, там же жить и работать, а меня в итоге отправили сюда. И это, кстати, стало ещё одним поводом для ссоры с братом. Он всей душой рвался в Сеул, но его родители не отпустили в своё время, а меня пинком под зад отправили.

- И как, тяжело в чужом городе без поддержки?

- Очень. Ни родственников, ни друзей, ни знакомых. Города не знаю, денег в запасе не так уж и много. По приезде меня, разумеется, никто не встретил, пришлось блуждать в метро, потом по городу. Институт тоже едва смог найти, город - один огромный лабиринт, даже указатели не помогают ориентироваться. Подружиться ни с кем так и не смог. Вроде бы времени не так уж и много прошло, но большинство ребят - местные, у них и без меня друзей в избытке. Не могу представить, как жил бы, если бы не познакомился с Намджуном-хёном. Он один и не даёт отчаяться, в институте частенько забегает проведать в перерывах между пар, на выходные к себе забирает. Повезло хёну, ему квартира от каких-то там родственников осталась, вот и кайфует.

- Хм... Понятно. Значит, друзей у тебя кот наплакал, родственников здесь нет. Ты поэтому за мной таскаешься? Скучно жить стало?

Игра в гляделки, кажется, стала уже привычной. Но если Тэхён наблюдает и считывает эмоции, то Чонгук просто в очередной раз зависает. Глаза у Кима стали такими же, как в тот вечер в парке, и надо бы паниковать, прощаться и бежать прочь из этого дома, но Чонгук лишь ещё чуть-чуть вперёд подаётся, пытаясь рассмотреть их получше. Мозг запоздало обрабатывает чужой вопрос, и щёки снова окрашиваются румянцем. Чонгук чувствует, как скулы горят, из-за этого поднимается раздражение. Он сам себя не понимает в последнее время. Вроде бы взрослый парень, нужно бы уже о жизни задумывать, девушку себе искать или что там ещё адекватные люди делают, а он за полузнакомым парнем таскается, да ещё и краснеет при нём каждый раз, как влюблённая девчонка.

«Который, между прочим, пытался тебя убить», - напоминает услужливо память.

Пожав плечами, Чонгук отводит взгляд и ерошит волосы, пытаясь набраться смелости. На самом деле ему хочется спросить о многом, но он не уверен, что Тэхён будет удовлетворять его любопытство. А ещё несмотря ни на что не хочется показаться грубым или навязчивым, нетактичным. Глупость в такой ситуации, но Чонгук сюда пришёл, чтобы узнать старшего получше и попытаться с ним подружиться, а не оскорбить намёками или ещё хоть чем-нибудь. Вот только любопытство - порок, который заставляет ёрзать и облизывать раз за разом губы, прикусывая их в попытках сдержаться и не ляпнуть чего-нибудь лишнего.

А Тэхён забавляется. Чонгук выглядит таким очаровательным в попытках быть вежливым, старший едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Но всё же растягивать игру не стоит, голод уже дерёт горло, а взгляд всё чаще скользит по чужой шее и выпирающим венам на крепких подкаченных руках. Да, руки у Чонгука - загляденье. Широкие запястья, в меру длинные пальцы с аккуратными пластинами ногтей, крепкие мышцы, выпирающие узоры вен. Тэхёну с его телосложением только мечтать о таких.

- Это были не наркотики, - всё же решает разбавить затянувшееся молчание Ким и поднимается плавно, потягиваясь. 

- Что?

Обернувшись, Тэхён вскидывает бровь, осматривая непонимающего Чонгука, сверлящего его растерянным взглядом.

- Тогда в парке ты решил, видимо, что я был под действием дозы и в припадке немотивированной агрессии набросился на тебя. Но ты не прав. Я не был под кайфом и не был пьян, если это твои варианты причин моего поведения. Кстати, как ты выжил? Хён сказал, там всё было кровью залито.

- Намджун-хён пошёл встречать меня и нашёл, - растерянно отвечает Чонгук, с трудом переваривая услышанное. - Но... Если ты не был... Зачем? И почему... Юнги знал об этом? Знал о том, что случилось?

- Разумеется. Хён был тем, кто отвёз меня домой. Ты был в плачевном состоянии, мы думали, ты тогда умер. Людям это свойственно, знаешь ли. Поэтому я и был удивлён, когда увидел тебя тогда возле корпуса. Не каждый день всё-таки оживших мертвецов встречаю.

- Ты не был удивлён. Ты был напуган. Очень, очень сильно.

Тэхён от удивления даже не огрызается в ответ, услышав такое громкое заявление. Признавать свои слабости никогда не было его сильной стороной, но куда больше Тэхёна заинтересовала чужая злость. Чонгук был зол, очень зол. В одно мгновение из стесняющегося полусталкера он превратился в разозлённого чёрного кота, у которого шерсть дыбом. Выпустил коготки, на ноги подскочил, сверля тяжёлым взглядом. Такой Чонгук понравился Тэхёну куда больше. Настолько, что держаться на расстоянии больше не представлялось возможным.

- Что тебя так разозлило? - сладко улыбнувшись, поинтересовался Тэхён, подходя к парню вплотную. - Удивлён, что Юнги-хён не бросился тебя латать прямо там? Или что он не повёз тебя в больницу лишь потому, что не хотел пачкать салон только недавно купленной машины твоей кровью? Так я тебе больше скажу, он даже не стал проверять, есть у тебя пульс или нет, не хотел пачкать руки. Я в тот момент волновал его куда больше. Впрочем, поверь, если бы хён знал, что ты выжил после моего перекуса, он бы тебя добил. Интересно, как... Думаю, свернул бы шею.

Наблюдать за тем, как кто-то медленно закипает, всегда интересно. Но сейчас Тэхёну в разы интереснее, потому что доводит он не кого-то там, а Чон Чонгука. Тот злится как-то по-особенному, красиво, что ли. Есть что-то завораживающее в сверкающих яростью глазах, в поджатых до побеления губах, в том, как он бросается вперёд, опрокидывая шатена на спину и занося кулак для удара. Как в итоге не бьёт, а хватает за футболку, притягивая к себе и шипя проклятия сквозь стиснутые зубы.

- Так вот что произошло тогда? Ты, чёртов психопат, с цепи сорвался, а твой брат даже не соизволил человеку помочь? Так может вы и из Тэгу уехали, потому что ты себя в руках не сдержал и там тоже на людей кидаться начал? Больной ублюдок. Ты, блять, больной ублюдок!

Слова Тэхёна не задевают совершенно, но вот удар, обрушившийся болью на челюсть, он проигнорировать не может. Вывернувшись всем телом, он с силой отталкивает от себя Чонгука и наваливается сверху, отвешивая смазано по скуле. Тот в долгу не остаётся, лупит по животу коленом, выбивая на секунду весь воздух из лёгких. В отместку Ким изворачивается и припечатывает острым локтём меж чужих рёбер. И на самом деле это напоминает какую-то детскую возню, когда дети катаются по полу и дёргают друг друга за волосы, потому что как только один из них собирается подняться, второй бьёт по колену или и вовсе толкает, заставляя завалиться на бок или спину.

Кофейный столик отъезжает в сторону под напором влетевшего в него Тэхёна. В отместку за разодранную ладонь, проехавшуюся по острому углу, Чонгук почти получает пультом по голове, но в последний момент успевает увернуться. Пульт влетает в стену, разлетаясь на части, и громкий звук на секунду отрезвляет. Обернувшись на шум, парень застывает на секунду, а после резко разворачивается, хватая Тэхёна за грудки.

- Ты, блять, ёбнулся? А если бы ты попал?!

- Я и планировал.

Тэхён смеётся сумасшедше, хлюпает разбитым носом, кровь из которого заливает губы, и резко подаётся вперёд, отпихивая Чонгука ногами. Тот отлетает на спину и теряется на секунду в темноте, принесённой ударом затылка об пол. Всего пара секунд, но этого достаточно, чтобы Тэхён оказался сверху, вновь занося руку. Дёрнувшись в сторону, Чонгук злорадно скалится, заслышав чужой стон боли от соприкосновения кулака с ламинатом, а после перекатывается, подмимая юркое тело под себя. В который раз он заносит руку для удара, но Тэхён вдруг обвивает его руками и притягивает к себе, крепко обнимая. 

- Хватит. Хватит, Чонгукки, - сладко тянет Тэхён и подаётся бёдрами вперёд, сталкиваясь ими с чужими. - А то дело кончится не так, как должно.

И тут появляется ступор. Открывает дверь с ноги, снимает цилиндр и чинно присаживается на перевёрнутый в пылу борьбы диван, с удобством поставив ноги на мягкую персикового цвета обивку. Но он секундный, и когда Чонгук понимает, в чём дело, то начинает вырываться из чужого захвата. Да только не получается. Тэхён обвивает ещё и ногами, виснет на нём всем телом и каждый раз, когда бёдра случайно сталкиваются, громко и совершенно похабно стонет на ухо. Чонгук знает, тот делает это намеренно, но из-за этого лишь сильнее вскипает раздражение. 

- Что такое, Чонгукки? Ты чего так дёргаешься? Тебе достаточно лишь успокоиться, и я тебя отпущу, - издевательски тянет Тэхён и дует в чужое ухо, за что получает боднувшей головой по лицу.

Разбитый нос тут же отзывается болью, вспыхивает раздражение, но найден новый рычаг давления, и Ким просто не может остановиться.

- Ох, а может ты потому и следил за мной? Не из-за всего произошедшего, а потому что я тебе просто понравился? Ведь как иначе я могу объяснить то, что ты всё ещё продолжаешь на мне ёрзать? Ох, ай! Чонгукки, нежнее, я не люблю, когда грубо!

- Если ты меня сейчас же не отпустишь, я...

- Ну что ты? Врежешь? Ну так попробуй.

Чонгук рычит злобно, дёргается ещё раз, но из-за этого лишь вновь толкается непроизвольно в чужие бёдра. И в этот раз чёртов Ким Тэхён стонет уже совершенно не наигранно. Громко, протяжно, грудным басом. От этого звука мурашки по спине бегут, а в штанах предательски дёргается собственный член. Перед глазами в очередной раз мелькает чужая шея, и мысль, пришедшая в голову, кажется совершенно сумасшедшей. Именно поэтому Чонгук не думает, а просто делает. Подаётся вперёд и со всей силы кусает взвывшего белугой от боли Тэхёна за шею.

Хватка тут же ослабевает, и Чонгук ликует, резко отстраняясь, но в последний момент его за футболку хватают цепкие пальцы. Тогда-то Чонгук и понимает свою оплошность, ведь у Тэхёна взгляд больше не игривый, а совершенно дикий, как тогда в парке.

- Кусаться вздумал, щеночек? - скалится Ким, и Чонгук бледнеет, замечая выползающие прямо из дёсен мелкие острые клыки. - Ну так я тоже могу, если ты забыл. Давай-ка освежим твою память.